Головы моих возлюбленных - Ингрид Нолль

– Они считают, что Бела – ребенок миллионера и предпримут попытку сорвать с нас хороший выкуп. Ну, это недопонимание будет очень просто устранить.

– Кора, это же профессионалы. Если им не дадут денег, они убьют Белу.

– Ты ведь прекрасно понимаешь, что, если понадобится, я готова швырнуть им в глотку все свои деньги. Бела также и мой ребенок. Но может, во всем этом нет необходимости. Может, надо быть твердой как кремень.

Я легла на живот на свою кровать, и слезы ручьями потекли на аккуратно сложенную ночную сорочку.

– Знаешь, Кора, я многое в жизни делала не так, как надо. Если с Белой ничего не случится, я стану хорошим человеком. Буду ходить за прокаженными и работать социальной служащей в трущобах Рио.

– Ну, ну, ну, не заводись. С его головы не упадет ни единого волоска. А вдобавок ему вряд ли принесет пользу, если его мамаша станет второй матерью Терезой.

– Так чего мы, собственно, ждем? Телефонного звонка, посыльного, письма?

– Все может быть. Не исключено также, что кто-нибудь из гостиничной прислуги с ними заодно. Вспомни только кельнершу с газетой. Мы должны проявить терпение.

Спустя час, в течение которого мы обдумывали разные стратегии и возможность достать деньги, в дверь громко постучали. Кора распахнула ее рывком, но это был вовсе не гонец от похитителя, нет и нет: сияя во весь рот, на крыльце стояли Эмилия и Марио.

– А где мое маленькое сокровище? – спросила Эмилия, которая благодаря своей прославленной интуиции сразу пошла по верному пути.

Заливаясь слезами, я рассказала ей о катастрофе. Пиппо сделал пробежку по обеим комнатам, принюхиваясь, а Марио так разволновался, что начал издавать бессвязные звуки.

Спокойнее всех оставалась Кора.

– Я уже сказала Майе, что готова отдать все свое состояние, если это понадобится.

– Какая удача, – сказала Эмилия, – что Бела почти не умеет говорить, а стало быть, не может и рассказать, где он был и как выглядят эти люди. Это дает надежный шанс, что ничего худого они ему не сделают.

Когда зазвонил телефон, Кора чуть не вырвала из гнезда шнур, а я прижалась к трубке головой, чтобы слышать, о чем идет речь. Из рецепции доложили, что с нами хочет побеседовать некий синьор Данте.

Данте только и успел сообщить, что с ребенком все в порядке, как Кора уже заорала не своим голосом:

– Идиоты поганые! Надеюсь, за это время вы успели убедиться, что ребенок не девочка, а мальчик?! Если у вас есть хоть какие-то мозги, вы бы смекнули, что после шести месяцев беременности у меня не может быть полуторагодовалого сына! Я вообще никогда не была беременна, у меня никогда не было детей, а к тому же я не миллионерша. Неужели я тогда не остановилась бы в отеле рангом повыше? Короче, верните ребенка, чтобы самим не вляпаться в беду!

Судя по всему, она напугала Данте, во всяком случае, тот положил трубку. Я же пришла в ярость.

– Вот тебе и пожалуйста! – заорала я. – Именно так нельзя действовать! Теперь они больше никогда не объявятся, а мой ребенок погибнет.

Эмилия заключила меня в объятия.

– Ну конечно, они еще позвонят. Сейчас они просто должны посоветоваться и выяснить, правду говорит Кора или нет. Наверняка здорово достанется одному из этих негодяев, потому что он плохо все выяснил. А когда они снова позвонят, разговаривать буду я. В конце концов, это мои земляки. А уж в них-то я разбираюсь. А ты не бойся, что я поведу себя недостаточно дипломатично, напротив, я их буду ублажать и умасливать.

Я не вполне была уверена, что именно масло является здесь надежным средством, я вообще ни в чем не была уверена. Мы с Корой держались криминальной точки зрения как наиболее подходящей для таких сопляков, но в этом случае я была столь же беспомощна, как и мой маленький сын.

– Эмилия, – сказала я, – предложи им меня в обмен на Белу.

Все как один отрицательно покачали головой.

– Идея не ахти, да ты и сама понимаешь, – сказала Кора.

– А Йонас случайно не имеет к этому отношения? – предположила Эмилия.

Спустя два часа Данте позвонил снова. Эмилия взяла трубку и сообщила, что она бабушка ребенка, а вдобавок женщина бедная и денег на выкуп у нее нет.

– Ребенок может произнести два слова по-немецки и три по-итальянски, – сообщил Данте, – будь он вашим внуком, он бы вообще не говорил по-немецки.

– А вы неглупый человек, синьор Данте, – сказала Эмилия дружелюбным тоном, – но малыш – сын немки, которая к тому же подруга синьоры Корнмайер. К сожалению, денег у нее нет, ибо мой сын, иными словами, отец ребенка, ее бросил и смылся в Америку.

Данте был вполне вежливый человек и для начала выразил свое сожаление, заметив, однако, что богатая синьора наверняка раскошелится ради ребенка своей подруги.

– Точно, – сказала Эмилия, – мы все любим малыша, сидим здесь и горюем, оплакиваем его. Неужели вы равнодушны к детям?

Данте заверил ее, что любит детей, что с Белой ничего плохого не случится, но вернуть его без всякого выкупа совершенно невозможно.

– Ну, это звучит уже лучше, – пробормотала Кора. Эмилия спросила, сколько они хотят.

Мы, правда, не поняли, что он ответил, но по яростному воплю Эмилии можно было предположить, что сумму назвали чудовищную.

– Столько нам никогда не раздобыть, – кричала она, – об этом не может быть и речи.

Тут обходительный Данте сделался несколько энергичнее – все очень просто, не будет денег, не будет и ребенка. Прикажете выслать вам отрезанное ухо или палец, чтобы вы это поняли?

На том разговор и завершился.

Марио записал на своей дощечке: «Эмилия – бабушка, Марио – дедушка». Кора улыбнулась. Это верно.

Потом Марио стер написанное тыльной стороной ладони и написал снова: «Эмилия – переговоры, Марио – действия».

Я была глубоко тронута. Неужели я заслужила, чтобы эти люди и в самом деле так меня любили? Одержимая мучительным страхом, я все же сознавала, что меня не бросили. Кора была готова отдать все свои деньги, эти двое тоже на свой лад делали все, чтобы помочь. Этого я им никогда не забуду.

– Марио, а какие действия ты имеешь в виду? – спросила Кора.

Ответить он не мог, а поэтому написал о передаче денег. Конечно, если до этого дойдет, ситуация сложится очень опасная. И подходящий ли он для этого человек, раз он при надобности даже не сможет говорить с Данте? Судя по всему, Эмилия тоже об этом подумала.

– Мы с Марио сделаем все вместе.

– Нет, – возразила я, – ребенок мой. Если будет передаваться выкуп, мне надо все делать самой. Не допущу, чтобы вы ради меня рисковали жизнью.

– Мы старые, а ты молодая, – спокойно возразила Эмилия, – ребенка должна растить ты.

Я заплакала, и вдруг мне захотелось, чтобы рядом был Йонас. Не слишком ли тяжелый грех взяла я на душу, разлучив отца с сыном? Если бы Бела рос на крестьянском дворе, похититель в жизни не сыскал бы туда дороги.

Кора сказала:

– А может, надо порасспрашивать в кафе, спросить у них, как выглядел этот лжедядя. Кстати, как вы думаете, в Сицилии вся полиция продажная и бездарная или следовало бы в конце концов известить ее?

Эмилия вопросительно поглядела на Марио, задумчиво покачала головой, Марио тоже.

– Бывают такие, а бывают эдакие, – рассудила Эмилия. – Ведь рисковать нельзя. Возможно, преступники и не следят за нами, бывают среди них халтурщики, но мы-то никак не можем этого знать.

Тогда Марио сделал очередную запись: «Погляжу-ка я, как и что. Меня ведь они не знают», после чего в сопровождении Пиппо вышел из номера. Ожидание было мучительным. Кора заказала обед в номер, а кроме того, заявила, что у нее температура. Когда нам принесли поднос со всевозможными закусками плюс пожелания скорейшего выздоровления, никто к ним даже и не притронулся. Недоставало Марио, который оказывал на всех успокоительное действие.

Когда снова позвонил Данте, он сразу попросил к телефону не Кору, а бабушку. Эмилия была с ним очень любезна, но она преследовала свои цели.

– Мы бедные люди, – сказала она, – муж мой работал садовником, а я просто уборщица. Вы, гангстеры, всегда живете на широкую ногу и даже представить себе не можете, что значат для нас такие суммы.

Тут Данте выдал себя:

– А вы думаете, что мы богатые? Ни у моего брата, ни у меня нет ничего, кроме долгов, нам приходится куда хуже, чем вам, да ко всему мы безработные…

Эмилия ему посочувствовала:

– Мы вполне могли бы договориться, – сказала она, – не надо только выдвигать нереальные требования. Чего у человека нет – я хочу сказать, чего нет у синьоры Корнмайер, – того он и не может выплатить.

Тогда Данте потребовал, чтобы Кора хорошенько подумала над тем, во что оценивает жизнь моего ребенка, а сам он позвонит немного погодя. Тут я вырвала трубку из рук Эмилии.

– Я мать малыша. Не забудьте: к семи часам он проголодается, и его надо будет покормить. Да, и еще: он не любит засыпать в темноте, не гасите свет, не то он испугается и начнет плакать.