Роми Шнайдер. История жизни и любви - Гарена Краснова

И вместе с тем Роми Шнайдер продолжала пристально следить за ситуацией в западногерманском кино. Без признания на родине актёрское счастье казалось ей неполным. С режиссёрами «нового кино» ФРГ у неё сложились достаточно напряженные отношения после того, как она публично назвала их дилетантами. И вот наконец в 1976 году она подписала контракт на участие в фильме «Групповой портрет с дамой», который снимал в ФРГ югославский режиссёр Александр Петрович по повести Генриха Бёлля.

Роми хорошо знала эту книгу. На её страницах она нашла много созвучных мыслей, а в какой-то степени и ответы на вопросы, которые выдвигала перед ней жизнь. Её пленил образ главной героини Лени Груйтен, и возникло столь понятное для актрисы желание вдохнуть жизнь в творение литературного гения Генриха Бёлля.

Действие фильма, как и романа, начинается в канун Второй мировой войны и кончается в середине 60-х годов. Как всегда у Бёлля, в центре повествования — извращённая по милости нацистов немецкая история и сломанные человеческие судьбы. Все герои романа — люди, протестующие против существующего миропорядка. Взять хотя бы отца героини, Хуберта Груйтена. Крупный промышленник, он ловит рыбку в мутной воде национал-социализма, добивается крупных заказов на строительство бункеров. Сотрудничество Груйтена с режимом фюрера продолжалось до тех пор, пока нацисты не расстреляли его сына Хайнриха. Лишь тогда старик решил мстить и организовал липовую фирму, которая якобы поставляла на строительство рабочую силу из оккупированных областей. Таким образом ему удалось отнять у нацистского государства весьма солидную сумму денег. Однако он был разоблачён и помещён в концентрационный лагерь.

Дети Груйтена унаследовали беспокойный характер отца. Не желая служить под знамёнами национал-социализма, Хайнрих дезертировал с фронта, бежал в Швецию, но по пути был схвачен эсэсовцами и расстрелян. Столь же неугомонным характером отличалась и дочь Груйтена Лени. После ареста отца она осталась на свете одна-одинёшенька. Давний знакомый семьи Вальтер Пельцер взял её на работу в мастерскую по изготовлению венков при кладбище. Чем стремительнее приближался конец войны, тем с большей нагрузкой работала фирма Пельцера. Так что в конце концов он был вынужден обратиться к услугам военнопленных. Именно за длинным столом, за которым происходило составление похоронных венков, Лени впервые увидела симпатичного молодого человека в круглых очках, Бориса Колтовского. Он был советским военнопленным. Но это не помешало Лени сразу, с первого взгляда влюбиться во «врага» немецкого народа. Между молодыми людьми возникла нежность.

Близился конец войны. Лени носила под сердцем ребёнка Бориса. Чтобы уберечь любимого от гибели, она достала немецкие документы. Как раз в это время в город ворвались войска союзников. Борис был арестован ими и расстрелян как солдат гитлеровской армии. Спустя несколько месяцев на свет появился Лев, ребенок Лени и Бориса.

Со дня окончания войны прошло двадцать лет. За эти годы Лени не совершила ничего примечательного, жила тихо и незаметно. Однако все эти годы её сердце жаждало любви. Встретив иностранного рабочего Мохамеда, она влюбилась в него. Узнав, что Лени ждет ребёнка от турка, весь город пришёл в негодование. Обыватели мечтают изгнать Лени из их прекрасного города, затевают вокруг её имени недостойную возню. В местной прессе появляется статья, призывающая выступить против немки, которая уже дважды опозорила немецкую нацию — сначала была любовницей советского офицера, а теперь — турецкого гастарбайтера.

Стоит ли говорить, насколько этот образ был близок самой Роми Шнайдер! Ведь и её не раз обвиняли в предательстве Германии. Вначале за то, что она вышла замуж за еврея, потом за то, что променяла Германию на Францию и, наконец, стала женой итальянца! Хотя актриса принадлежала к другой исторической эпохе, она прекрасно понимала свою героиню. Образ Лени Груйтен стал для неё рупором, с помощью которого можно было обратиться к своим соотечественникам, отвести нападки, низвергавшиеся на неё со страниц западногерманской прессы. «Мне нравится эта Лени Груйтен. Как она живёт, чувствует, идёт на риск! Только так можно выдержать эту ужасную жизнь. Это напоминает мою собственную судьбу. Ведь с пятнадцати лет я была выброшена в житейское море, стоически выдерживая всё, что проделывали со мной»[90].

Однако сам Генрих Бёлль был не в восторге от выбора Петровича. Он помнил Роми по трилогии о Сисси и не верил, что актриса, на протяжении долгих лет являвшаяся символом западногерманской индустрии культуры, способна создать на экране образ гонимой немецкой женщины, которая сохраняет инстинктивную веру в добро и справедливость и вопреки всем обстоятельствам продолжает следовать внутренним убеждениям.

Роми знала о настороженном отношении Бёлля к её кандидатуре и решила навестить писателя в его родном городе Кёльне. Это был визит вежливости, однако он затянулся на несколько часов. Благодаря этой встрече актриса нашла ответ на многие мучившие её вопросы. «Моя мать, боровшаяся, как все другие люди после 1945 года, за будущее своих детей, не имела времени объяснить нам сущность войны и фашизма. Я выросла вблизи Кёльна, который Бёлль видел ещё в руинах, среди буржуазии 50-х годов. Это был застывший, холодный мирок, не гарантировавший ни защиты, ни сочувствия. Я заставляла себя сопротивляться ему, чтобы окончательно не закостенеть. В своём романе Генрих Бёлль говорит, что французы, англичане и итальянцы лучше понимают жизнь. Вот главная причина, почему я, немка, предпочитаю жить во Франции. Внутри этого ненастоящего мира можно только существовать, но жить по-настоящему нельзя»[91].

Встречу со знаменитым писателем Роми Шнайдер считала одной из важнейших в своей жизни. Он помог ей понять историю её родной страны и осмыслить собственное положение. В сущности, Роми Шнайдер и Генрих Бёлль были единомышленниками. Оба ощущали гнёт западногерманского мещанства и всеми силами сопротивлялись ему. Лично для себя Роми Шнайдер не видела иного пути, кроме бегства из страны, которая грозила похоронить её под наслоениями пошлых картин и образов. Бегство было протестом против западногерманской действительности. В какой-то степени это был эгоистический жест, но он помог актрисе сохранить себя как творческую личность. Бёлль, поскольку он был совестью нации, не мог, подобно юной кинозвезде, бросить родину. Как овод, он вновь и вновь пытался расшевелить своих сограждан, воспроизводя на страницах своих книг гнетущие картины их бытия.

Писатель был несказанно удивлён тем, что нашёл в звезде кино близкое себе существо. «Я доверяю её актёрскому таланту и её чувствительности. То, что она говорила о Лени, показалось мне очень немецким. И это было для меня сюрпризом»[92], — признался писатель после этой памятной встречи.