Вардананк - Дереник Демирчян

– Когда он вернется, отвлеки его беседой, а я пойду к этому Вшнаспу и выпытаю у него всю правду.

– Как ты думаешь, зачем он едет в Армению? – спросил Гют.

– Чтобы узнать, что делает марзпан.

– Марзпан? А не Деншапух?

– Нет, именно марзпан! Деншапух сделал промах и лишь вызвал раздражение. А марзпан положил начало вероотступничеству.

Хосров вернулся не скоро. Его рассерженный вид свидетельствовал о том, что ему пришлось выслушать от Вшнаспа не особенно приятные вещи.

– Повелитель разгневан, что ответ на указ Михрнерсэ запоздал. Он ищет виновных…

Это объяснение Хосрова показалось Кодаку подозрительным. Он решил, что здесь что-то кроется неладное. Поэтому, когда Хосров уселся, Кодак вышел под предлогом головной боли и направился к хозяину караван-сарая.

– Если ты устроишь мне свидание с Вшнаспом, любезный, я оставлю тебе моего запасного коня.

Хозяин встал, хотя и не поверил обещанию.

– Сообщи, что посланный марзпана желает видеться с ним наедине.

Хозяин ушел; немного погодя он вернулся и пригласил Кодака к Вшнаспу.

Кодак со смиренным видом вошел в занимаемые Вшнаспэм покои и у двери преклонил колена. Вшнасп сделал ему рукой знак подняться, но он остался на месте и лишь присел на корточки.

– Государь, я счастлив, что встретился с тобой! – начал Кодак. – ты знаешь, несомненно, о злосчастном и своевольном ответе нашего духовенства и князей…

– Знаю! – отрезал Вшнасп, круглолицый, крупноглазый, неприветливый, даже суровый на вид юноша. – Куда же вы направляетесь сейчас? Навстречу ярости царя царей?..

– Но мы – посланцы вероотступников – возразил Кодак.

– Кто же эти вероотступники? – с пренебрежением переспросил Вшнасп.

– Марзпан, Гадишо Хорхоруни, Артак Рштуни, Гют Вахевуни, сейчас пребывающий в караван-сарае, и твой смиренный слуга.

– Что же вы намерены делать?

– Смягчить гнев царя царей.

– Не таков гнев царя царей, чтобы можно было его смягчить!

– Как же нам поступить?

– Из этих пустых хлопот ничего не выйдет. Бростье это! Ваше ответное послание навлечет на вашу голову большие бедствия.

– Ответное послание не было бы написано в таком духе, если бы Деншапух и Хосров не торопили марзпана и н«е раздражали духовенство!

– Оставьте эти обвинения! Вы там, у себя в Арташате, стали заниматься опасными кознями. Отдаете вы себе отчет, куда везете это послание? В Персию! Царю царей! Понимаешь ли ты, какая это дерзость?

Кодак смешался и замолк, съежившись, как попавший под дождь воробей. Его хитрые глаза бегали; он лихорадочно искал выхода, спасения.

– Дай нам совет, господин! – попросил он смиренно.

– Какой совет? – раздраженно отозвался Вшнасп. – Отправляйтесь и получите заслуженное воздаяние! Ваша дерзость перешла все границы. Если царь царей не повелит сейчас же набить травой ваши шкуры – радуйтесь жизни в Башне забвения!

Кодак молчал.

– Удивительная дерзость! – продолжал Вшнасп. – Насмеяться над царем царей – и самим же везти ему эту насмешку… Да что вы за народ? Мятежники, смутьяны, непокорные бунтари!.. Греция дрожит перед царем царей, кушаны тысячами гибнут под его ударами! Кто смеет противостоять ему? Вся вселенная преклонилась перед ним! А эти – смотри-ка! – осмеливаются восставать против грозной арийской державы! Да кто вы такие! Исполины? Непобедимая сила? Государство? Свободный народ?.. Посмотрите-ка! Еще ответ везут!.. Убирайся, не показывайся мне на глаза! Мне не о чем больше говорить с вами. Уходи!

Кодаку показалось, что ему нанесли удар мечом по голове. Он упал духом, растерялся и еле смог пролепетать:

– Оставайся с миром!..

Вшнасп даже не ответил ему.

Кодак спешил унести ноги. Выходя, он чувствовал на себе яростный взгляд Вшнаспа. Он остановился на обширном внутреннем дворе, чтобы прийти в себя; верблюды, опустившись на колени, пережевывали жвачку, с пренебрежением глядя на него.

«Это Персия! – подумал он. – Все чужие, кругом враги».

Кодак пригорюнился. Старая лиса, ловко и не раз выскальзывавшая из запутанных сетей и вероломных ловушек, поникла головой.

Кодак вышел из ворот и стал вглядываться в пустынную и мрачную даль. Он чувствовал свою беспомощность и одиночество вдали от Армении, в глубине негостеприимной и враждебной Персии.

Дождь прекратился, лишь последние крупные капли, подхваченные ветром, обрызгивали лицо и руки. Кодак прошелся вокруг здания и стал мысленно перебирать в памяти свою богатую событиями жизнь. Он, сын простого конюшего, своей сметливостью и хитроумием привлек внимание отца Васака и стал постепенно возвышаться на политическом поприще. Даже самому Васаку он оказал немало услуг. Кодак был привязан к Васаку, преклонялся перед его умом и всегда находил у него службу и защиту. Исколесив всю Персию и будучи вхож к придворным вельможам, он досконально изучил все тонкости искусства угождать, привык к неразборчивости в средствах, научился интриговать и подкапываться и сделал все это как бы своей профессией. Служа Васаку и содействуя ему в его замыслах, он иногда предавал даже его. Постоянно сталкиваясь с корыстолюбием и ненасытной жадностью персидских вельмож, он сам постепенно превратился в жадного корыстолюбца и привык сносить унижения и оскорбления.

«Что тут можно предпринять?» – спрашивал он себя, удрученный своими думами. Куда же они направляются – зверю в пасть? Где был их разум? И что ему делать, чтобы обелить марзпана? Ошибкой был этот его выезд в Персию. Его соблазнили обещания марзпана, но теперь он может попасть в Башню забвения… Кто его тогда спасет? Какой безумец за него заступится? Ведь имя человека, брошенного в эту башню, вычеркивается из памяти людской. За одно упоминание – голова с плеч!.. Потянулся за возвышением – и пришел к порогу гибели и забвения!

Он вернулся в покои к молчаливо сидевшим Хосрову и Гюту. Последний, по его расстроенному виду, сообразил, что свидание с Вшнаспом было не из приятных. Когда, под предлогом болей в желудке, Кодак лег в постель, продолжая думать с закрытыми глазами, Гют попытался узнать что-либо у Хосрова.

– Какое положение занимает при дворе этот Вшнасп? – спросил он.

– Высокое! – ответил Хосров намеренно кратко, чтоб уколоть Гюта.

– Я тоже такого мнения. Иначе его не послали бы в Армению.

Хосров даже не соблаговолил ответить. Он начал уже выказывать пренебрежение Гюту.

– Ты не узнал, по какому делу едет он в Армению? – продолжал Гют.

– Какое тебе дело до этого? – гневно оборвал его Хосров. – Что ты копаешься в государственных тайнах?

– Я спросил, полагая, что это не возбраняется, – сказал Гют. Он умолк и тоже лег.

Хосров вышел подышать после спертого и тяжелого воздуха караван-сарая. Кроме того, он начинал уже тяготиться своими спутниками. Вшнасп сообщил ему многое о событиях при дворе, о гневе царя царей и недовольстве Михрнерсэ. Уже самое опоздание ответного послания сильно разъярило их. Михрнерсэ был уверен, что армяне примут его указ как исходящий от царя царей и немедленно подчинятся. Однако армяне дерзают медлить с отречением от веры и задерживают ответ!.. Эта неслыханная дерзость повергла в изумление придворных, которые с большим нетерпением и любопытством ожидали увидеть зрелище казни виновных в ослушании. Хосрову сейчас казались смешными интриги в Арташате, мелочные препирательства, изучение настроения армян и излишняя осторожность Деншапуха. И тут-то Хосров с ужасом вспомнил, что он и сам выказал слабость и терпел проволочки, в то время когда нужно было приказывать и принуждать. Лишь теперь, здесь, в глубине Персии, почувствовал он ее силу и подумал: что значит какая-то крохотная Армения рядом с ее могуществом? И стоило ли вообще разговаривать с армянами?

Он решил немедленно переменить позицию. Вызвав через телохранителя хозяина караван-сарая, он приказал сейчас же приготовить себе отдельное помещение.

– Не должен же я почивать вместе с этими нечистыми! – сказал он.

Ему тотчас же было отведено более просторное помещение, и туда были перенесены его вещи. Гют и Кодак поняли, чем это вызвано. Они почувствовали обиду и унижение. Кодак вышел посмотреть, как происходит переселение Хосрова, и нашел его сидящим у двери на подушке, принесенной слугами, пока готовили помещение.

– Недоволен нами господин? – не смог сдержать Кодак своей обиды.

Хосров не ответил.

Кодак сгорал от стыда. Он понял, что напрасно поставил себя в унизительное положение да еще в присутствии слуг, – но было поздно. Нужно было найти какой-нибудь достойный путь к отступлению.

Кодак повторил свой вопрос громче.

Хосров злобно повернулся к нему, вскочил с подушки и пнул его ногой.

Кодак еле удержался на ногах.

– Почему ты бьешь меня? – спросил он, растерявшись, и сделал шаг вперед.

Хосров принял это за попытку напасть на него и ударил Кодака еще раз. Кодак упал. Хосров стал топтать его ногами, пока у Кодака не хлынула изо рта кровь. Кодак лежал ничком; задыхаясь, он выплюнул набившуюся в рот землю.