Вечные сны о любви - Нора Робертс

– Хотите выпить? Она покачала головой.

– Нет, спасибо. Я бы выпила кофе. Но, думаю, без электричества об этом не может быть и речи.

Он немного подумал, потом сказал:

– Я сейчас.

Через несколько минут он вернулся с медным чайником и двумя чашками.

– В кофейнике еще оставалось немного кофе. Думаю, мы сможем подогреть его.

Вскоре комнату наполнил чудесный аромат. Бен наполнил чашки и подал ей одну.

– Ммм. — Энни отпила кофе и подняла свою чашку, словно провозглашая тост. — Чудесно. Я чувствую себя намного лучше.

– Да. Я тоже. — Особенно сейчас, отметил он про себя, когда у него была возможность полюбоваться этими длинными ногами, прежде чем она подогнула их под себя, устроившись на диване.

Поставив кофе, подбросил в огонь еще одно полено. Потом взял чашку и присоединился к ней.

– Еще не готовы идти спать? Она покачала головой.

– Кажется, я еще слишком нервничаю. Думаю, я еще никогда не слышала такого грома, который бы потряс дом до основания.

– Может быть, это потому, что мы находимся так близко к воде. Хотя я тоже не припоминаю такого сильного шторма. — Он выпил свой кофе и бросил взгляд в ее сторону. — Мне понравилась эта вещь, которую вы надели на ночь. Ни разу не видел, чтобы «Пакерсы» (Популярная команда по американскому футболу («Packers») из города Грин Бэй (штат Висконсин), основана в 1919 г.; судя по всему, на Энни была форменная футболка именно этой команды) выглядели так классно в своей форме.

Эта неожиданная шутка заставила ее рассмеяться.

Какой чудесный смех, подумал он. Нежный, светлый, звонкий, как колокольчик. От этого ему стало легче на сердце.

Он старался не думать о том, как туго обозначилась ее грудь под облегающей рубашкой.

– Расскажите мне о себе, Энни Тайлер.

– Рассказывать особо нечего. Я выросла в Санта-Барбаре.

– Очень красивое место. Братья или сестры есть? Она покачала головой.

— только я. Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать.

– Как?

– Авиакатастрофа. Они летели осматривать очередной земельный участок, продажей которого собирались заниматься. — Она отхлебнула кофе с задумчивым видом. — Бабушка — вот и вся моя семья, которая осталась. Она прилетела, чтобы утешить меня, да так и осталась на следующие три года, пока я не поступила в колледж. Потом она вернулась домой, в Мэн, а я поехала в Смит. И последние два года, после того как она перенесла удар, уже была моя очередь помогать ей.

Она сказала все это просто, не вдаваясь в детали, но Бена заинтересовало то, что она опустила. У нее могла бы быть карьера. Свое жилье. Своя жизнь. Но она просто упаковала вещи и отправилась в Мэн, чтобы быть с бабушкой, не думая о том, от чего отказывается.

– Почему вы здесь остались? Почему не вернулись в Нью-Йорк?

Энни пожала плечами.

– Надо еще кое— что закончить. — Она вспомнила о все еще неоплаченных долгах, о тех нитях в своей жизни, которые оказались оборваны, и об одиночестве, которое иногда ощущала при мысли о том, что она последний член семьи, оставшийся в живых. — Кроме того, я решила, что мне нравится Транквилити. Люди. Темп жизни. Постепенно это место становится моим домом. — Она повернулась к нему. — А вы какое место считаете своим домом?

– Главным образом Сан-Франциско. У меня там жилье. И еще одно в Нью-Йорке. Но ни одно из них не считаю своим домом.

— тогда почему там остаетесь? Он пожал плечами.

– Моя работа, из-за нее я мотаюсь с побережья на побережье. Может быть, это и к лучшему. Нет времени беспокоиться.

– Беспокоиться о чем?

Окорнях, подумал он. Но вслух лишь сказал:

– Я сказал «беспокоиться»? Наверное, тут лучше подходит слово «скучать».

– Легко поддаетесь скуке?

– Не знаю. Не было времени проверить. — Он встал, чувствуя себя неловко из-за того, что приходилось говорить о себе. — Есть хотите?

– Немного. Но ведь ничего нельзя приготовить.

– Хотите поспорить? — Он показал на камин. — Мы ведь нагрели кофе, так ведь? Кроме того, мы можем найти что-нибудь этакое, что не нужно готовить. Что вы предпочитаете? — Он взял свечу и первым пошел на кухню.

– Что-нибудь попроще. — Энни взяла свою свечу и последовала за ним.

Он открыл холодильник.

– Мама была здесь на прошлой неделе вместе со своей экономкой, Розой и парой сотрудников, чтобы сделать опись мебели. Насколько я знаю свою мать, после нее остается еды столько, что можно накормить армию. — Он усмехнулся. — Если только в этой армии одни гурманы. У матери слабость к шампанскому и икре.

Энни вздохнула.

– Мне понравилось, как говорила ваша мама.

– Она бы вам понравилась. Она может быть довольно непредсказуемой. Не выносит дураков. Но у нее чудесное чувство юмора.

– И изысканный вкус. — Энни рассматривала серебряный кофейный сервис, искусно выставленный за стеклянными дверцами шкафа. У бабушки был точно такой же, фамильная ценность. У нее сердце разрывалось, когда она продала его. И дом. Но медицинские счета оставляли мало выбора и еще меньше гордости.

– Ага. Вот. — Бен достал целую коллекцию сыров. — Это нам не нужно готовить. Вы что любите? У нас есть бри, чеддер, гауда.

– Бри.

– Я тоже выбираю его. — Он вернул остальные сыры в холодильник, потом поискал на полках в буфетах, пока не наткнулся на упаковку тонких вафель.

Энни достала нож, тарелку и маленькую серебряную корзинку для вафель.

Бен рассмеялся, когда обнаружил круглую консервную банку.

– Добрая заботливая мама. Я знал, что у нее припасено что-нибудь для ее сладкоежки. Как насчет птифуров на десерт?

– Отлично. — Энни подала ему нож, и он вскрыл банку. Потом они понесли свои сокровища в большой зал, где расставили их на кофейном столике.

Бен устроился на диване и смотрел, как Энни намазывает бри на вафлю перед тем, как подать ему.

Он попробовал и издал вздох наслаждения.

– Великолепно.

Энни кивнула, откусив свою вафлю.

– Вижу, чтобы сделать вас счастливым, много не нужно. Сыр, вафли, кофе, огонь в камине…

– Да, в этом что-то есть — чувствовать себя в тепле и хорошо накормленным. — Он тихо засмеялся, откинувшись назад и явно наслаждаясь. — Прислушайтесь к ветру и дождю снаружи. Я просто счастлив, что сейчас не в море на своей лодке.

– Или не стоите на якоре в какой-нибудь бухте. Вам бы пришлось провести довольно тяжелую ночь.

– Это было бы не в первый раз. Я провел немало ночей в море во время штормов.

Энни сделала глоток кофе.

– Значит, вы не просто моряк-любитель на выходные дни? Он хмыкнул.

– Думаю, сейчас я таковым и являюсь. Но когда я был моложе, я серьезно мечтал бороться в составе какой-нибудь команды за кубок Америки.

– Неужели? — Она повернулась и внимательно посмотрела на него, его тело спортсмена. Худощавое. Мускулистое. В его поведении сквозила небрежная уверенность человека, который гордится всем, что делает. — Как интересно. И почему вам это не удалось?

– Это бы означало провести в Новой Зеландии год — по меньшей мере. А у моего отца уже были проблемы со здоровьем. Уехать — было бы несправедливо по отношению к семье. Так что я отказался.

– Когда-нибудь сожалели об этом?

Он покачал головой.

– Нет. Отец умер через шесть месяцев. И я всегда буду благодарен за то время, которое мы провели вместе. Эти полгода были особенно приятными. Мы очень многое узнали друг о друге, о самих себе, и я всегда буду это ценить. И никакой приз в мире не мог бы значить для меня больше.

Энни кивнула, тронутая его словами..

– У меня то же самое. Мои друзья не могли понять, как я могла отказаться от карьеры в Нью-Йорке и переехать в такой город, как Транквилити, чтобы ухаживать за бабушкой. Но вся суть в том, что я ни от чего не отказывалась. Я получила гораздо больше, чем отдала.

Бен намазал сыр на вафлю и предложил ей. Когда их пальцы соприкоснулись, он улыбнулся.

– Приятно встретить кого-то, кто тебя понимает. Таких людей немного.

Она вздохнула, стараясь не обращать внимания на прилив тепла от его прикосновения.

– Думаю, нужно пережить что-то подобное, чтобы понять.

– Как и любовь. — Ну вот, а это откуда взялось? Бен не собирался произносить эти слова вслух. Он бросил на нее косой взгляд. — Вы когда-нибудь любили?

Она неотрывно смотрела на свой кофе, избегая его глаз.

– Я думала, что любила.

Но это было раньше. До того, как она отважно сказала Джейсону, что бросает работу в Нью-Йорке и начинает все заново в Мэне. До того, как узнала, что для одних людей любовь означает что-то совсем иное, чем для других.

– Транквилити? — со смехом сказал он. — Ты хочешь, чтобы я переехал вместе с тобой в город, который называется Транквилити? (Tranquility (англ.) — спокойствие, безмятежность) И что я, по-твоему, буду там делать?