Пункт назначения 1978 (СИ) - Громов Виктор

– Пап, что с тобой?

Он повернул ко мне лицо и вымученно улыбнулся. Потом, словно нехотя, сказал:

– Да вот сынок, мама наша напророчила. Живот у меня что-то разболелся. Мне бы ее таблеточка сейчас ох как не помешала.

Он еще пытался шутить. Мне же было совсем не до шуток.

– Где болит? – Спросил я.

Неизвестно почему, но мой вопрос его не удивил. Батя задумался.

– Даже и не знаю, что сказать. Сначала здесь.

Он морщась разогнулся и указал чуть выше пупка.

– Но здесь не сильно и не долго. Потом вот здесь.

Ладонь отца переместилась вправо и вниз.

– А еше в ногу отдает. – Он снова согнулся, вздохнул и попытался улыбнуться. – Ерунда какая-то! Разве так бывает? Ты не волнуйся, Олежек, ничего страшного, посижу немножко, само пройдет.

Я прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Подумал: «Ох, папа, так обычно и бывает. И само это точно не пройдет. Я бы мог тебе много на эту тему рассказать. Только откуда об этом знать обычному школьнику? Об этом знал взрослый Олег Ковалев». Отца же спросил:

– Сколько раз рвало?

Он посмотрел на меня, как на ясновидящего. Смутился и признался:

– Один.

Я глубоко вдохнул и сказал:

– Боюсь, пап, само не пройдет. Очень похоже на аппендицит.

Он небрежно отмахнулся:

– Откуда тебе знать? С чего бы вдруг у меня взяться аппендициту?

Пришлось на скорую руку сочинять:

– Нам на биологии рассказывали весной. При аппендиците все, как ты и говоришь.

– Да?

Батя расстроился, но все еще не хотел верить.

– Да. – Подтвердил я. – В больницу тебе надо, пап. Пойду я мать будить.

– Не надо маму, – он попытался меня остановить, начал подниматься, но тут же плюхнулся обратно на табурет и почти простонал: – Больно…

Это было совсем хреново. Отец у нас всегда отличался завидным терпением. Если уж ему больно ТАК, значит дело – труба. И я не стал его слушать, направился в гостиную.

Мать словно ждала чего-то подобного. Она поверила сразу, прониклась в момент, не стала меня лишний раз расспрашивать, не стала гадать, пройдет само или нет. Побежала на кухню, увидела отца, всплеснула руками и запричитала на ходу:

– Саша, как же так?

Я же быстро напялил штаны и майку, не спрашивая разрешения, выудил из кошелька двушку, заглянул на кухню и сказал:

– Я скорую вызывать. Отца надо в больницу.

Уже на лестнице вдруг вспомнил, что двушка совсем нужна. Все службы и 01, и 02, и 03, можно вызвать бесплатно. Но это было без разницы. Смутно помнилось, что телефонная будка есть где-то возле ларька с мороженным.

Память моя мельком зафиксировала этот факт еще тогда, три дня назад, когда я выяснял отношения с Викой. Сейчас казалось, что это было безумно давно, в какой-то прошлой жизни. В какой-то другой реальности.

Я бежал по улице, не думая о том, что вид у меня бомж-стайл, что кто-то может это увидеть. Мне было на все наплевать. Жизнь четко расставила свои приоритеты. Вчера я спас жизнь Ирки, взамен судьба грозилась забрать у меня отца. И это было неправильно. Это было жестоко.

Будка оказалась на месте. Что совсем удивительно, она работала. Я снял трубку, машинально подергал пальцами рычажок, услышал гудок и набрал 03.

Ответили почти сразу. Я не стал выслушивать штатное приветствие, почти прокричал:

– Срочно приезжайте! Острая боль в животе. Рвота. Ковалев Александр Николаевич. Адрес…

Меня внимательно выслушали и уточнили:

– Возраст пациента?

Я подвис, попробовал вспомнить, в итоге ляпнул примерно:

– Сорок три.

– Кто вызывает? – последовал новый вопрос.

– Сын.

– Ждите…

В трубке пошли гудки. Я пару минут еще простоял на месте, тупо глядя на трубку, слушая прерывистый звук. В голове крутилась мысль: «Так не должно быть! За Иркину жизнь, я обещал отдать свою. Причем тут отец?»

Судьба, Господь, высший разум… Назовите это, как хотите, только небеса остались глухи к моим мольбам.

Я бухнул трубку на рычаг и побежал обратно.

Отцу было совсем плохо. Мать стояла рядом с ним, белей мела, что-то шептала, гладила ладонью по волосам. Меня встретила молящим взглядом:

– Вызвал?

Я прислонился к дверному косяку, попытался отдышаться. С трудом проговорил:

– Сейчас приедут. Ты бы не стояла рядом с ним, шла бы вещи собирать.

– Ах, да, – она засуетилась, бестолково затопталась на месте, не зная за что схватиться.

Я взял ее за руку и силой отвел в гостиную.

– Одежду собирай, остальное я сам сложу.

На нее это подействовало. Не глядя на спящую Ирку, она распахнула шкаф и ринулась к вещам, где стояла большая спортивная сумка. Все содержимое ее безжалостно вывалила на пол. Я посмотрел на начало сборов, убедился, что все идет, как надо, и вернулся на кухню.

Чашка, мыло, зубная щетка, зубной порошок, расческа. Что еще нужно человеку в больнице? В голове была абсолютная пустыня. Я плюнул и здраво решил, что остальное всегда успеем принести. Завернул все в кухонное полотенце и вернулся к матери.

Она тем временем навертела целый баул. Что сунула в него, я даже не рискнул предположить. Протянул ей сверток и только спросил:

– Тапочки положила?

– Тапочки?

На меня уставились абсолютно бездумные глаза. В них плескалась паника. С придвинул сумку к себе, пошарил наощупь – чего там только не было. Все! Кроме тапочек. Решил, что вещи лишними не бывают, они бывают запасными. А мать сейчас, пожалуй, нервировать не стоит. Добавил для комплекта свой сверток. Потом взял отцовские тапки, замотал их в газету и водрузил сверху.

В дверь постучали. Мать словно отмерла, накинула халат. Открывать она понеслась вперед меня.

Медиков было двое – врач и фельдшер. Мне они сразу понравились – спокойные, деловитые, взрослые. Отца осмотрели мельком. Как я и думал, пришли к тому же выводу.

– Подозрение на аппендицит, – сказал матери тот, которого я для себя окрестил врачом.

Мама окончательно расстроилась:

– А без больницы никак нельзя обойтись? – спросила она. – Нам скоро уезжать. Может быть…

Мужчина ее прервал.

– Можно, – сказал он, – если этот муж вам больше не нужен. Если у вас есть запасной.

– Запасной? – Шутки до мамы доходили плохо. Она нахмурилась и честно ответила: – Нету запасного.

Врач покосился на меня, потом снова обратился к ней:

– Вот видите, значит, надо лечить этого.

Он подошел к отцу и подхватил его под руку:

– Давайте, попробуем подняться. И потихонечку… потихонечку…

Батя со стоном встал. Его осторожно вывели в коридор. Там до меня дошло, что он в одних трусах. И вряд ли нужно идти в машину так.

– Мам, – сказал я, ему надо одеться и обуться.

Она промолчала. Она словно не слышала меня. Я сам отправился в спальню. Взял брюки, рубашку, начисто забыл про носки. Штаны я на батю натянул тоже сам, рубашку накинул ему на плечи. Отец постанывал и не мог разогнуться.

Мать словно проснулась, оттолкнула, оттеснила меня и надела на него ботинки. Прямо на босые ноги. Врач только хмыкнул.

– Вы едете? – Спросил он у матери.

Та не успела ответить, я опередил:

– А можно я?

Мне совсем не хотелось оставаться с Иркой вдвоем. Как ни крути, а сегодня была суббота. Та сама суббота.

– Нет мальчик, – ответил врач. – Сопровождать больного могут только взрослые. Например, твоя мама.

Он подтолкнул мать вперед и вышел следом за ней, ведя отца под руку. Фельдшер поднял с пола баул, собрался уходить, но задержался в дверях и сказал:

– Вы мать сегодня не ждите.

– Почему? – не понял я.

– У нас городскую хирургию закрыли на мойку. Повезем в райцентр. А это шестьдесят километров отсюда. Вряд ли она сегодня вернется.

– Погодите!

Я метнулся в гостиную, сунул в мамину сумку кошелек, кинул в авоську платье, висевшее на спинке стула. Протянул все это фельдшеру.