Семирамида. Золотая чаша - Михаил Ишков

— Кому нет пути, Юнус? Ты соображаешь, что говоришь?

Увидев царя, воин вздрогнул и, тем не менее, оставил меч обнаженным. Из‑за соседних кустов начали выглядывать прятавшиеся там воины.

— Что вы здесь делаете? – спросил их царь.

Ответил Юнус.

— Стережем дорогу, чтобы никто – ни зверь, ни птица, ни скверный человек – не смог добраться до тайного убежища, где спрятано наше сокровище.

— Ты имеешь в виду сына Гулы, Юнус? – спросил царь.

— Я имею в виду саму Гулу. Она – дочь Эрешкигаль. Она запретила кому бы то ни было посещать замок без ее разрешения.

— Ты посмеешь остановить своего царя? – искренне удивился Бен–Хадад.

— Я остановлю любого, кто без разрешения сокровища попытается войти в замок.

Царь сдержался, подозвал Хазаила.

— Что здесь творится? Твои люди потеряли рассудок? Наведи порядок, а этого связать и доставить в Дамаск.

Юнус выкрикнул.

— Не подходи.

Его люди начали вылезать из кустов – один из них встал за спиной Юнуса, другие топтались на месте.

Хазаил направил коня в сторону Юнуса. Тот принял боевую стойку. Начальник личной охраны царя повернулся и беспомощно глянул на царя.

Тот невозмутимо двинулся вслед за Хазаилом, за ним Буря и Ардис. Остановился царь рядом с начальником своей охраны.

— Юнус, – окликнул царь. – У тебя в Дамаске много родни. У тебя молодая жена, маленький сын. Ради чего ты решил пожертвовать ими всеми? Твой народ в этот час сражается с врагами, а ты чем занялся?

— Ты не посмеешь! – губы у Юнуса побелели.

Бен–Хадад и на этот раз сдержал гнев, спросил.

— Почему?

— В ней наше спасение!

— Спасение, Юнус, не может сосредоточиться в одном человеке, пусть и самом мудром. Спасение – удел многих. Твой народ достоин спасения, ты – нет! Ты предал своего властелина. Уступи дорогу, и твои родственники останутся живыми.

Юнус отчаянно боролся с собой.

Ардис, державшийся позади царя, шепнул.

— Позволь мне справиться с ним?

Царь ответил также шепотом.

— Нельзя. Услышат в замке. Нинурта мне нужен живой и невредимый.

— Я сделаю тихо, – предупредил скиф.

— Попробуй.

Хазаил обратился он к воину, по–прежнему преграждавшему дорогу.

— Послушай, Юнус, скажи, где ассириец, который командует конницей в армии Салманасара? Он в замке?

Воин поколебался и ответил.

— Он в замке. С ним обращаются достойно.

— А где молодой воин? – спросил царь.

— Который прятался здесь ночью? – переспросил Юнус.

— Да.

— Этот безумец оказался женщиной. Она явилась в замок и потребовала освободить пленника. Разве можно что‑то требовать от дочери богини?

В этот момент стражник, вставший за спиной у предателя, неожиданно вскрикнул, но было поздно. Секира, брошенная Ардисом, вонзилась в плечо Юнуса. Он второпях схватился за секиру, вырвал ее, но было поздно – Хазаил подскочил и ударом меча отсек ему голову.

Царь громко обратился к остальным стражам

— Вы тоже хотите лишиться жизни за это сокровище? Пожертвовать своими близкими? Сложите оружие.

Воины вышли на тропу, начали складывать оружие. Царь спешился, подошел к воину, пытавшемуся предупредить Юнуса, ткнул в него пальцем и спросил.

— Ты хотел спасти предателя? Зачем?

Воин упал на колени.

— Государь, прости, я не подумал. Сокровище не простит мне.

— Какое сокровище может быть выше твоего повелителя?

— Она дочь владычицы подземного мира.

— Это она сама сказала?

— Да.

— Что творится в Вавилоне! Дочери богинь там плодятся с ужасающей быстротой.

Буря хлестнул коня.

— Государь, нам надо поспешить, иначе она расправится с Шаммурамат.

Царь не ответил. Он приказал воину встать на колени и, выхватив меч, могучим ударом отсек ему голову.

Сарсехим схватился за голову.

— Государь, ты же простил его?!

Бен–Хадад оглянулся и зловеще спросил.

— Когда?

Затем он обратился к своему начальнику охраны.

— Что здесь творится, негодяй? Ты тоже замешан в заговоре?

— Нет, государь!

Хазаил, опытный в таких делах человек, не спустился с коня, не встал на колени. Он отъехал подальше и уже оттуда пронзительно крикнул.

— Я не имею к этой никакого отношения. Воины могут подтвердить…

Воины молчали, всем было ясно – каждое лишнее слово укоротит их дни до минуты.

Царь сменил гнев на милость.

— Посмотрим, – хмыкнул он и обратился к мятежникам. – Если хотите заслужить прощение, слушайтесь меня. Есть возражения?

Все промолчали.

— Так‑то лучше. Разберите оружие, захватите с собой головы изменников.

Солдаты торопливо исполнили приказание, накололи отрубленные головы на пики и вслед за всадниками гурьбой поспешили в замок.

* * *

В виду замка всадники спешились. Бен–Хадад и его спутники некоторое время разглядывали стены. Хазаил подсчитал, что в замке должно остаться не более десятка стражей, однако на стенах никого обнаружить не удалось. Не было даже часовых! Эта беспечность вызывала изумление, которому не поддался только Буря. Соскочив с коня, он направился к стене. Бен–Хадад хотел было окриком остановить его, однако, наблюдая, как ловко маскируется молодой скиф, как бесшумно передвигается, удержался от возгласа. Жестом приказал всем оставаться на своих местах и соблюдать тишину. Через несколько минут Буря достиг ворот – в замке по–прежнему было тихо. Парень метнул аркан, петля зацепилась за зубчатый выступ.

Скиф попробовал натяг, затем в несколько перехватов влез на стену. С высоты башни оглядел внутренний двор крепости.

Стоявшие на дворе воины вели себя как полусонные мухи, тихо перешептывались. Взгляд скифа привлекло лежавшие на плитах одежда и сброшенная одежда.

Это же одежда Шаммурамат!

Буря жестом показал, что надо постучать в ворота. Бен–Хадад, опытный в военном деле человек, убедившись в умении скифа, вскочил на жеребца и подъехал к воротам. Здесь он рукоятью меча постучал в массивную, обитую медными листами створку.

— Именем Бен–Хадада, откройте ворота, – крикнул царь.

Воины встрепенулись, вскинули головы, так и застыли. Тот, что ближе других стоял к лестнице, ведущей на галерею пронзительно вскрикнул и полез наверх. Наконец другие, глядя на него, столпились возле лестницы.

Через несколько минут на галерее появилась разъяренная Гула.

— Не сметь приближаться к воротам! – крикнула она, заметив, что, посовещавшись, один из воинов направился к окованному бревну, запиравшему ворота.

С той стороны уже более грозно долетело

— Именем царя, откройте ворота!

— Ни за что! – воскликнула женщина и приказала. – Воины, вы должны защитить дочь богини!!

— Но это наш царь, – кто‑то попытался вразумить женщину.

Тем временем Буря подозвал одного из стоявших снаружи воинов. Тот протянул ему голову Юнуса на пике. Буря за волосы снял голову и швырнул во двор. Отрубленная голова произвела должное впечатление на защитников замка. Двое из них торопливо направились к воротам.

Гула, крича и потрясая свободной рукой, спустилась во двор, двумя руками схватила акинак, оставленный Шаммурамат, и бросилась к воротам. Здесь она исчезла из поля зрения, однако не прошло и нескольких мгновений, как вавилонянка, рассвирепевшая, с растрепанными волосами, вновь появилась на дворе. Она бегом поспешила к лестнице. Меч держала в левой руке. Буря выждал, пока она не окажется на середине и, прицелившись, пустил стрелу. Он попал точно в ногу женщине, и та скатилась на каменные плиты.

Буря поднялся во весь рост

— Ну и дочь Эрешкигаль! – насмешливо вскрикнул он. – У нее же человеческая кровь.

Гула не в состоянии двигаться, зарыдала, принялась бить кулаками по плитам.

— Не открывайте ворота! Она моя. Убейте их!

Появившийся на галерее воин бросился вниз по лестнице. Этого Буря сразил в шею. Намтар скатился прямо на Гулу и окончательно придавил ее. Чтобы окончательно привести воинов в чувство, скиф швырнул во двор еще одну голову.

Как только ворота распахнулись, в замок ворвался Бен–Хадад, за ним Ардис, Хазаил и воины, сидевшие в засаде. Последним на серой кобыле во двор въехал Сарсехим.

Нинурту и Шаммурамат нашли в главной башне замка. Они были обнажены, связаны и за веревки, привязанные к рукам, подтянуты к балкам, на которые опиралась покрытая черепицей крыша. Оба истыканы наконечниками стрел, из глубоких порезов сочилась кровь. По приказу Бен–Хадада их осторожно спустили на пол. Нинурта сразу пришел в себя, а с Шами Сарсехиму пришлось повозиться. Спасал примочками и теплой водой.

Не без восхищенного удивления евнух осмотрел хорошо знакомое тело. Сначала удовлетворился злорадной мысль – теперь скифянка на собственном опыте смогла убедиться, что значит подставить левое ухо, когда тебя ударили в правое. Затем невольно загляделся на прежнюю свою подопечную. Шами, которую он знал еще ребенком, девочкой, девушкой, оформилась, стала прекрасна, как бывает прекрасна юная богиня, всласть познавшая радость любви. Ее на редкость белая кожа, всегда отличавшая ее от сестер, даже местами истерзанная, кровоточащая, покрывала столь совершенные формы, что Сарсехим не смог сразу отделаться от ощущения, что если кто‑то и достоин родства с богами, то, прежде всего, эта женщина. Он осмотрел ее всю, убедился, что кости целы, проверил, не повреждено ли лоно – от этой безумной всего можно было ожидать, ведь ей доставляло радость щипать сестру за грудь. От его опытного взгляда не укрылось, что женщина беременна. Эта новость могла озолотить его или стоить головы. Об этом следовало поразмышлять на досуге, но в любом случае в распростертом перед ним теле было что‑то божественное, а тот поступок, который она совершила ради любимого человека вне всякого сомнения можно было отнести к героическим деяниям, достойным времен Потопа и сотворения мира.