Прокурор - Анатолий Безуглов

- Хорошо, я приведу вам факты. - Захар Петрович перелистал материалы проверки, проведенной Ракитовой. - В прошлом месяце, в июне, завод работал каждую субботу, а тридцатого - и в воскресенье. Ольга Павловна побывала в этот день у вас на заводе лично и убедилась - трудились все производственные цеха...

Самсонов хотел что-то сказать, но Измайлов не дал:

- Вы должны вести учет сверхурочным работам, выполненным каждым рабочим. Такой учет у вас не ведется. Да, да, Глеб Артемьевич, не ведется. А это нарушение статьи пятьдесят шестой Кодекса законов о труде!

- Сразу видно, что вы не производственник, - усмехнулся директор завода. - Даю голову на отрез, что не назовете мне ни одного предприятия, где бы постоянно не возникала потребность в сверхурочных работах...

- Назову. Мебельный комбинат - раз. Кирпичный завод - два. Если хотите, продолжу. А ведь у них тоже план. И, кстати, тоже вносят свой вклад в Продовольственную программу. Не нарушая закона.

- Значит, вы считаете, что в выходные дни завод никогда, ни при каких обстоятельствах не имеет права работать?

- Имеет. Но для этого надо иметь веское основание, предусмотренное законом. А у вас его не было.

- Для меня основание - государственный план!

- План завод обязан выполнять в установленное рабочее время - сорок один час в неделю.

- А когда мы простаиваем из-за смежников? Вы это не принимаете в расчет?

- Для этого существуют ваш главк, министерство и другие организации. Они должны заботиться о четкой согласованности поставок. В конце концов, есть Госарбитраж. И через него можно взыскать с нерадивых поставщиков...

Самсонов рассмеялся.

- Да если я буду рассылать запросы, названивать, жаловаться да судиться, то работать будет некогда... Производство - штука сложная, и такие сбои, увы, пока не изжиты... Поймите, план нужен не мне. Если хотите знать, зорянский завод своих потребителей не подводит... Конечно, если придираться да цепляться, можно такую платформу подвести - хоть завтра Самсонова на голгофу...

- Я не собираюсь цепляться, Глеб Артемьевич, - ответил Измайлов. - Но разобраться, что творится у вас, обязан...

Затем прокурор остановился и на других нарушениях, обнаруженных в ходе проверки. А в заключение попросил написать объяснение по поводу вскрытых фактов. Измайлов также сказал, что ждет объяснения председателя профкома Пушкарева и главного бухгалтера Фатхулиной.

- А может, мы представим вам общую объяснительную записку? предложил Самсонов.

- Нет, Глеб Артемьевич, не общую, а каждый отдельно. И прошу это сделать через два дня.

- Не успеем.

- Ладно, через четыре, - согласился Измайлов. И повторил: - Четыре! Это окончательный срок.

Заверив прокурора, что все отмеченные недостатки будут исправлены, Самсонов ушел.

Завершив самые необходимые дела, Измайлов отправился домой: Межерицкий самым категорическим образом настаивал на щадящем режиме работы. И все же Захар Петрович заглянул по пути в больницу. Май уже пришел в сознание, но завотделением просил не беспокоить его без экстренной необходимости. Таковой у прокурора не было. Он передал ему фрукты, две газетных вырезки с копилками курьезов и записку, после чего направился домой.

Галина находилась у Межерицких, и Захар Петрович заглянул к ним. Борис Матвеевич потащил Измайловых на кухню - излюбленное место, где они частенько болтали с Захаром Петровичем, и напоил отваром шиповника, холодным, прямо из холодильника.

Речь зашла о том, как идут дела со строительством садового домика.

- Идут, - не очень весело откликнулся Межерицкий. - У меня еще одна забота - квартиру надо привести в порядок к зиме. Нет, как строят, а? Борис Матвеевич встал, попробовал закрыть дверь. - Полюбуйтесь! Двери не закрываются, окна не открываются. В спальне плинтуса отошли, в столовой обои... Ведь нарочно захочешь так напортачить - не получится... Зато отрапортовали на две недели раньше срока.

Захар Петрович почему-то вспомнил, как Самсонов предлагал ему прислать рабочих в случае обнаружения каких-либо недоделок. Но в их квартире, кажется, все было в порядке.

- Ничего, Боря, ты набил руку на садовом участке, - попыталась успокоить Межерицкого Галина. - Наведешь такой марафет...

- Прости, Галя, - разозлился Борис Матвеевич, - но почему это должен делать я? Представь, к врачу поступил больной. Врач его выписывает через положенное время и говорит родственникам: основную хворь я вылечил, а уж там бронхитик, почки, желудочные колики и другие-прочие болячки подлечите сами...

Галина улыбнулась.

- А ведь я не шучу, - серьезно продолжал Межерицкий. - Тут до черта дел! - обвел он рукой вокруг. - Три месяца живем, а все сыпется, отклеивается, перекашивается. А виновные где? Не найдешь! Да еще, я уверен, за этакую срамоту кто-то премию получил. За перевыполнение, экономию и так далее. А теперь я должен тратить свое время, деньги и нервы, чтобы в новенькой квартире сделать ремонт! И не делать нельзя. Просто невозможно жить. Зимой и вовсе будет худо, попомните мои слова. Видели, как заделаны наружные швы? - Он вздохнул, помолчал и махнул рукой: - Впрочем, что вам толковать. Сытый, как говорится, голодного...

- В каком это смысле? - не понял друга Измайлов.

- Я, конечно, тебя не осуждаю, - виновато улыбнулся Межерицкий. - И, имея твое положение, сам бы...

- Погоди, Борис, - нахмурился Захар Петрович. - Ей-богу, не знаю, о чем ты...

Галина смутилась, и Измайлов понял, что за словами Межерицкого кроется определенный и реальный смысл. А вернее, какая-то неприятная для него, Измайлова, штука.

- Прости, если лезу не в свое дело, - сказал Борис Матвеевич. - Не будем об этом...

- Нет будем, - сказал Захар Петрович и, посмотрев на жену, повысил голос: - Черт возьми, объясните же, наконец!

- Ну, помнишь, я тебе говорила... Как-то к нам зашла соседка... Да и во дворе все говорят... Таких квартир, как у нас, в доме всего три. Еще у Петрова и Бабаянца... Паркет, моющиеся обои... И вообще, качество...

Петров был заместителем начальника горотдела внутренних дел, а Бабаянц - зять председателя горисполкома, и к тому же директор автобазы.

- Но ты ведь знаешь, я не обращался к Самсонову по поводу отделки квартиры. И не видел ее, пока нам не выдали ордер! - сказал Захар Петрович, обращаясь к жене. А потом - к Межерицкому: - Честное слово, Боря!

- Я тебе верю, - похлопал его по руке приятель.

Но Измайлову показалось, что Межерицкий не верит. И от этого было почему-то неловко, стыдно.

Потом уже, дома, Захар Петрович думал о том, что стыдно ему стало вот почему: сто двадцать одна семья, проживающая в их доме, обижена, оскорблена и обременена чьим-то заведомо нерадивым трудом, а он и еще двое счастливчиков освобождены от забот и хлопот.

За какие такие заслуги? Ведь они, эти остальные, такие же трудяги, как и он. У каждого свое дело, свой участок работы. Даже посложнее, может быть. И, например, как у Бори Межерицкого, не менее ответственный. Ведь он, прокурор, и рабочий у станка на заводе Самсонова равны по существу и по закону. Они имеют равное право на жилье...

- Почему ты мне не сказала об этом раньше? - спросил Измайлов жену, когда они пришли к себе.

- Господи, да я сама узнала об этом недавно...

Настроение было испорчено. Захар Петрович хотел было опять засесть за свои деревянные скульптуры, но не смог - боли в пояснице усилились.

Он лег с книжкой, но не читалось.

Измайлов почему-то вспомнил слова, оброненные как-то Зарубиным, что прокурору вредно долго засиживаться на одном месте. Тогда Захару Петровичу показалось, что прокурор области не совсем прав: чем дольше работаешь в районе или в городе, тем лучше знаешь людей, их проблемы и нужды и, разумеется, местные "болячки". Теперь же он понял, что имел в виду Степан Герасимович.

Взять хотя бы сегодняшний случай. Он, прокурор города Измайлов, получил квартиру в доме, построенном заводом. Одна деталь: его квартиру отделали лучше других. И пусть он этого не знал, но ведь Самсонов же знает!

Захар Петрович пожалел, что говорил с Самсоновым не так, как надо было говорить на самом деле, - строго и требовательно. То, что огрехов у директора хватает, видно очень хорошо.

Значит, миндальничал? Боялся испортить отношения?

Так вот, наверное, почему Самсонов уверен, что и на этот раз его "волевые" действия сойдут ему с рук. Как и в прошлом году.

"Вот что для него означают паркет и моющиеся обои!" - с горечью размышлял Захар Петрович.

И подумал: в сущности сколько в нашей жизни мелочей - еда, одежда, квартира. Каждодневные заботы, от которых вас незаметно могут избавить вот такие "доброхоты", чтобы потом потребовать за них соответствующую плату на что-то закрыть глаза, что-то посчитать "отдельными недочетами"...

Мелочи... А если посерьезнее? Например, устройство сына или дочери в "престижный" институт, потом - на "теплое местечко". Тогда и услужить надо будет соответственно - не заметить хищение, простить взятку, а то и еще похуже...