Мордовский марафон - Эдуард Кузнецов

"Сколько?"

"Тыщу рублей! Раньше, дед говорит, мешок муки давали, ну это когда еще было, а теперь - деньгами. Тут как по радио сказали, что два опасных удрали, так все как кинулись ловить! Кто с чем! Я с ружьем хотел, да у пахана патроны запертые, так я с напильником...".

"Поймали?"

"Еще бы. Только уже не здесь - за Молочницей. Одного застрелили - он на дереве прятался, а другому солдаты руки-ноги поломали, чтоб не бегал больше".

"А Том Сойер и Гек Финн помогли убежать Джиму - он в цепях сидел...".

"Ну и дураки!.. А кто такие?"

"Они в Америке разбойники были".

"Ну, ясно. Их самих за проволоку надо... Как у тебя с деньгами - мать дала?"

"Два рубля", - вырвалось у Олега. Вообще-то у него была целая пятерка: два рубля мама дала "на мороженое и кино", а новенькую трешку прислал в письме отец. За три рубля Олег надеялся купить старую, пожелтевшую от соленой океанской воды "Лоцию", в которой все моря, проливы и течения - без нее моряку гибель, - а два рубля ему нужны были на бинокль. Если бы он знал, что Васька спросит про деньги, он бы приготовился и соврал что-нибудь, но тот спросил так неожиданно...

"Слушай, - схватил его Васька за локоть. - За рублевку мы такое с тобой увидим! Куда там кино?"

"А что?" - машинально спросил Олег, лихорадочно соображая, как бы ему отказаться от всего, что бы ни предложил Васька, отказаться и не заработать "жадину-говядину".

Васька воровски стрельнул глазами по окнам: "На Молочнице... Ну где вот моя мать-то работает - два километра отсюда. Так там у Кольки-Жмота в пристройке две бесконвойницы живут - зэчки, которые без охраны, а наверху дырка, так он лестницу приставит, и все видно..."

Васькина таинственная скороговорка сулила какую-то ужасную тайну, на зов которой нельзя было не откликнуться. "А что там?" - невольно понизив голос, спросил Олег.

"Так к ним же солдаты ходят...".

"И что они?"

"Как что?! Не знаешь, что ли, что папка с мамкой ночью делают? А они при свете... Покраснел-то! Как девка!"

Олег отвернулся.

Расправив белоснежные паруса, поскрипывая мачтами, стремительная "Эспаньола" лихо пенит изумрудные воды Карибского моря. Скрестив руки на груди, мужественные бородачи с ятаганами и широкоствольными пистолетами за красными кушаками не спускают с него преданных глаз. "На рею подлеца!" сурово бросает он. "Пощади!" - валяется в ногах у него Васька. "Нет тебе пощады-прощенья во веки веков! Аминь!"

"Ты не обижайся, - тронул его за рукав Васька. - Это я так просто. Ты бы глянул только: обалдеешь, какие они там номера откалывают. А одна, Танька-Дешевка звать, толстая такая и сиськи, как у коровы. Так она и без солдат, выпьет когда, вся голая ходит, в одних чулках, или возьмет и на голову станет: "Я акробаткой работала!" - кричит, а чулки все в дырах. Колька, гад, по полтине с носа дерет, ему и кличка Жмот. Ну? Идем?"

"Не-а", - мотнул головой Олег.

"Сдрейфил? - прищурился Васька. - Очко играет?"

"И не сдрейфил вовсе. Просто мне неинтересно и все".

"Эх ты, сопля!" - Васька презрительно сплюнул и, шагнув на дорогу, смаху пнул консервную банку.

"Вась, - заискивающе позвал Олег. - А ты кем будешь после школы?"

Васька поджал толстые губы и снова сплюнул.

"Офицером, конечно, - снизошел он все-таки. - Как дядя Витя. Он деньгу зашибает что надо, и работенка не пыльная... Слушай! - вдруг загорелся он и шагнул к Олегу. - Займи мне полтину. До субботы верну, сукой быть! Возьму у пахана на кино, он обещал, и верну".

"У меня нет... только рублями", - снова заскучал Олег.

"Так давай рубль. Какая разница? Сдачу я тебе сегодня же верну".

"Я не могу", - смущенно промямлил Олег.

"Ну ты и жмот, ох и жмот! Сразу видать, что городской...".

"Сам ты жмот... Мне бинокль надо купить".

"На кой он тебе хрен? Бинокль!.. Да у нас в магазине за полтора рубля такие бинокли - отсюда Потьму видать".

"Врешь?!"

"Больно надо".

"А где это?"

"В Молочнице. Только тебе все равно не продадут, они для взрослых, у кого паспорт. Но я могу, по блату: мы с продавщицыным сыном во какие кореши, на одной парте сидим. Для тебя так и быть - слетаю".

Олег, нырнув рукой в брючный карман, на ощупь отделил хрусткую трешку... Васька, скользнув глазами по окнам, выхватил деньги и сунул их за пазуху.

"А полтину я тебе в субботу верну. В крайности - в воскресенье", - заверил он.

"А они с ремешком?"

"А как же! С желтым есть и с черным. Тебе с каким?"

"С желтым".

"С желтым так с желтым. Ну, пока - я полетел. Да смотри, матери не проболтайся. Если спросит, скажи: в клуб пошел на бильярде играть. Понял?"

Береза, словно ставшая на голову баба, растопырила толстые, в венозных буграх ноги, сквозь дыры в черных чулках тут и там зияла белая кожа... Олег отвернулся.

"С биноклем все в порядке, но где разыскать старинную "Лоцию"? - задумался он. - Может, написать отцу? Пусть поищет у старых моряков - их там полно, ведь до моря рукой подать до Кандаламши".

* * *

Засучив рукава цветастого платья, тетя Нина топталась у плиты. Пахло жареной картошкой.

"Нагулялся? - обернулась она к двери. - А где же Васька? У калитки ведь сшивался...".

"Он в клуб пошел, играть в бильярд".

"Что же он не пожрамши-то? А ты садись-ка щец похлебай да картошка вот доходит уже, и марш на печь - полы буду мыть. Да и поспи малость - тоже, небось, с утра на ногах-то...".

"Мы в шесть встали, по радио".

"А ты чего же не пошел на бильярде-то?" - дед отложил газету и снял очки.

"Я не умею, дедушка".

"Это ты зря: Бильярд - первейшая штука, кто умеет. В доме офицеров или, скажем, на курорте шушера всякая футболы гоняет, кто посолидней, тот на бильярде. И знакомстве можно свести, и вообще".

"Я в шахматы могу, - похвастался Олег. - Первое место и нашем классе".

"Шахматы - тоже хорошо, но все же не то. Шахматы - игра умственная, увлекся и, глядишь, обыграл ненароком какое ни то начальство - ему и обидно. А в бильярд - ничего, в бильярд не обидно".

Есть ему не хотелось, но из вежливости он кое-как дохлебал миску щей и, пошвырявшись в сковороде с картошкой, вскарабкался на печь.

"И куда эта кобелина провалилась? - услышал он уже засыпая. - Опять нажрется до блевотины".

"К Витьке, небось, заскочил, - успокаивающе пробубнил дед. - Вместе и придут".

"Завтра с утра, - успел подумать Олег, - напишу отцу в Кандаламшу".

* * *

Что-то грохнуло, и он проснулся.

"Он же как есть бродяга!" - выкрикнул дядя Коля.

"И нами вроде как брезгует", - поддержал его дед.

Олег догадался, что сидевший спиной к печи остроплечий мужчина в зеленой рубахе - дядя Витя. На вешалке топорщился его китель с тремя звездочками на погонах.

"Значит, за хозяйственника выходит? - дядя Витя бросил письмо на стол. Рационально".

"Проворуется - к нам на семерку попадет или на первый*",- рассмеялась тетя Нина.

* Номера лагерных зон.

"Не проворуется, - осадил ее дед. - До полета дожил, под судом-следствием не состоял - значит, умный человек".

"А что это она, Настька-то, в конце самом пишет рэ и пятерку? Пять рублей, что ли? А какие пять рублей, не пойму".

"Ну ты даешь, прапорщик! - развеселился дядя Витя. - Какие же это пять рублей! Это по-немецки пэ и эс - значит "после следует". Всегда в конце письма ставится".

"Ты смотри, - обиделся дядя Коля, - какие нынче грамотные все. Нет чтобы по-русски, давай им по-фрицевски... Шибко-то грамотные полосатую вон шкуру носят! А мне, - громыхнул он кулаком по столу, - плевать с высокой колокольни! Вот хоть бы и Настька - училась, училась на врача этого, а всего сто десять получает, а я неученый, а две сотни вынь да положь, и Нинка - сто шестьдесят!"

"Грамота делу не помеха, - веско сказал дед. - Хотя при нашей специальности и без нее не велика беда! Я вот с 32-го по самый 70-й при лагерях, а скажи мне: иди министром - ни за какие коврижки! Сколько их за мой век, министров этих, сковырнули - был и сплыл, а я, к примеру, как ходил в почете, так и на пенсию с музыкой проводили. Когда б не нога, я бы и еще послужил".

"Белую-то всю скушали, - тетя Нина поднялась из-за стола, вышла в сени и тут же вернулась с графином какой-то мутной, как кисель, жидкости. - Ну-ка домашненькой...".

"У меня тут, - дядя Коля пьяно икнул, - один штукарь, едри его под хвост, ручку, понимаешь, вертанул, - он подцепил из голубой миски кусок студня. Да... Так обидно... За пачку индейского* один, уже освободился, смастырил наборная и с красной звездочкой на конце. Ну, мне показалось на одного, я его завел за баню да по боку, да по шеям, а тут узнаю - не он. Вишь, как оно бывает... Да, не он, а зверек один, армян, в больничке сейчас лежит. Ну, черножопый, приедешь - я тебе пропишу! Я тебе... В общем, жить будешь, а на бабу не потянет!"

* Имеется в виду индийский чай.

"У нас бы за такое "по боку" крику не обобраться", - сказал дядя Витя.

"Я потому и ушел от вас к жулью - с ними не в пример легче. Больно вы цацкаетесь со своими "политиками".

"Скажешь тоже - цацкаемся! А посади-ка к нам любого блатного-разблатного белугой взвоет... Можно и без "по боку" такой регламент учредить, что только держись! Впрочем, мы и физическими, так сказать, мерами не пренебрегаем, но чтобы без свидетелей".