Повелитель марионеток - Сергей Казменко

И постепенно, не сразу, не вдруг, я возненавидел Метрополию. Это было как безумие, но безумие запрятанное слишком глубоко, чтобы даже при мент-кондиционировании можно было его выделить. И безумие это было вполне рационально, оно подчинялось рассудку, я вполне осознавал, что творилось внутри меня. Но это было все же безумие в том смысле, что оно не давало мне покоя ни днем, ни ночью, оно съедало меня кошмарными видениями, оно заставляло все время быть настороже, чтобы не совершить чего-то такого, что уже невозможно было бы поправить.

Потому что в глубине души я уже тогда пришел к решению отомстить Метрополии за то, что она сделала со мной, за то, что она делает с миллиардами и миллиардами других людей. Я еще не знал, как я это сделаю, но ради этого - именно ради этого - стоило продолжать ставшую мне ненавистной службу, стоило участвовать в этом непрерывном преступлении во имя блага Метрополии, стоило пробиваться наверх. В своих кошмарах я видел Метрополию неким тысячеруким и тысячеглазым зловещим существом, которое подбиралось к моим воспоминаниям с тем, чтобы пожрать их, разрушить, стереть из памяти. И самым страшным во всем этом было то, что я ощущал себя при этом одной из рук этого зловещего существа, одним из его всевидящих глаз.

А потом была Бухта Дьякона, Ангерстан.

И я понял, что мне следует делать.

Ангерстан всегда был для Метрополии как заноза. Слишком близко к центральным областям. Слишком сильная экономика. Слишком обширные связи. Слишком независимая политика. Слишком большой процент выдающихся ученых и общественных деятелей в Администрации самой Метрополии. Метрополии не нужны выдающиеся элементы, Метрополии гораздо легче управлять усредненными членами Ассоциации, чем такими могучими мирами, как Ангерстан, который со временем мог претендовать на часть ее собственных функций. Ангерстан требовалось ослабить, если его нельзя было уничтожить. И это было сделано.

Я присутствовал на заключительном этапе операции, которая началась свыше сотни лет назад. Лишь много позже, уже во время работы в архивах в Академии, я узнал в подробностях всю историю. Но и тогда, увидев лишь заключительные сцены, лишь падение и гибель Ангерстана как могущественного мира, превращение его в отсталую, нуждающуюся в помощи планету, я многое успел понять. Я совсем не даром провел пять лет в Бухте Дьякона. Три года - до разрушения порта и два - после. Я все видел и многое понял.

Я понял, что есть оружие пострашнее лихорадки Крепта, пострашнее взрывчаток и ядов, пострашнее экономического и финансового давления. Это оружие - информация. Контроль над информацией - в тех пределах, в которых он мог осуществляться без нарушения закона Тэй-Хара - вот тот метод, с помощью которого Метрополия правила миром. Когда же контроль этот становился уже бессилен, потому что сама контролируемая система выходила на такой уровень сложности, что управлять ей становилось невозможно - а именно так произошло в Ангерстане - Метрополия шла на разрушение этой системы при посредстве закона Тэй-Хара.

Я это видел.

Я не знал тогда сути происходящего. Я просто обслуживал аппаратуру Связи. Но я видел, что информация любого порядка, которую Метрополия обрушивала на Ангерстан, почти немедленно приводила к отклонениям в развитии планеты. Информация вышла из-под контроля руководителей планеты и за какие-то три стандартных года вся общественная структура Ангерстана оказалась разрушенной. Я видел толпы голодных у складов, заполненных продуктами. Я видел, как биосинтезаторы региона Э-Чао в то время, когда на Ангерстане начался голод, когда вышел из-под контроля климат и на всей планете на долгие месяцы установилась страшная жара, в то время, когда для латания прорывов требовалась энергия, энергия и энергия - я видел, как в это самое время биосинтезаторы региона Э-Чао поглощали ее и выращивали миллионы тонн спецволокон для теплой одежды, миллионы тонн белковых добавок для откорма скота, которого на планете уже почти не оставалось, миллионы тонн удобрений для полей, которые давно уже потрескались от жары и не могли ничего уродить. И это видел не я один - миллионы людей видели то же самое, но никто ничего не мог поделать - вот что было самым страшным.

Я видел перестрелки на улицах Бухты Дьякона. Видел, как толпы обезумевших людей кидались под пули в слепой, не понимающей своей цели ярости. Видел возвышение подонков вроде Левы Косого и падение тех, кто пытался остановить этот распад. А потом видел, как федеральная артиллерия разрушает порт Бухты Дьякона.

Я все это видел.

Никто не выиграл от разрушения Ангерстана - только Метрополия. Этот монстр, который по своей воле - если можно думать, что он обладал хоть какой-то свободой воли, что он был чем-то большим, чем самое примитивное животное - распоряжался судьбами десятков миллиардов людей, его составляющих.

И тогда я понял, что единственный способ освободиться из-под его власти - это подчинить его себе, сделать так, чтобы это чудовище служило если не человечеству, то пусть хоть одному человеку - мне.

Когда через два года после разрушения порта в Бухте Дьякона меня приняли в Академию Связи, я уже знал что мне делать.

"...Мы осознаем, что далеко не все способны пойти по нашему пути. И мы не призываем их сделать то же самое. Каждый решает за себя. Мы решили. Мы не можем жить, зная, что само наше существование уже есть угроза для Человека и Человечества. Мы не можем жить, зная, что в нас сидят гены кернеммитов, которые рано или поздно проявятся в наших потомках. Мы не можем жить, зная, что наши потомки уже не будут людьми".

Я прочитал записку Арна в последний раз и положил ее на копирователь. Потом осторожно вставил радиовзрыватель в баллон зажигательной мины. Больше меня здесь ничего не задерживало. Мнемоблоки библиотеки были на всякий случай раскрыты, так что уже первые же языки пламени разрушат их кристаллическую структуру, все запасные кассеты для скринов сложены на столе. Книги я тронуть не решился, хотя, конечно, для лучшего возгорания не мешало бы и их вывалить на пол. Но я просто не мог заставить себя прикоснуться к ним.

Дверь в библиотеку я закрывать не стал. Прошел в холл, нашел дверь, ведущую в подвал, спустился. Щит управления оказался сразу под лестницей, как я и думал. Я выключил систему пожаротушения, затем, немного подумав, повернул главный рубильник. Свет погас, только под потолком засветилась аварийная красная лампочка - с этим уже было ничего не поделать.

Я вышел из дома тем же путем, через окно кухни. Скатал синтэновое полотнище и бросил сверток на заднее сиденье. Раскодировал двигатель. Несколько секунд помедлил, соображая, не забыл ли чего. Потом резко поднял машину в воздух. Все это время я старательно отворачивался от гигантского кострища перед воротами ангара, в котором погибли Арн и его семья. Но я знал, что видение этого кострища будет теперь многие годы преследовать меня, что я буду воочию видеть, как их машина зависает над пламенем и затем медленно опускается в его объятия. Они пошли на это сознательно, потому что считали дальнейшую жизнь невозможной. И виноват в этом был один лишь я.