Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров - Дэн Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обороной баррикад руководил опытный военный Томас, барон Клиффорд, некоторое время служивший на севере и сражавшийся на границе с шотландцами. Позже признали, что он создал «мощные» заграждения вокруг Сент-Олбанса и около часа удерживал противника за чертой города[203]. Однако численный перевес был на стороне Йорка, и около 11 утра атакующие начали теснить горожан. Уорик вместе с отрядом решил зайти с фланга и двинулся по Холивелл-стрит, которая упиралась в Сент-Питерс-стрит, где концентрировались королевские силы. Йоркисты сметали заборы и стены и наконец-то пробили проход между тавернами «Ключ» и «Шашка», через который солдаты хлынули в город под рев труб и истошные крики «Уорик! Уорик! Уорик!». Увидев солдат короля, они «отважно бросились на них»[204].
Вскоре Сент-Олбанс был захвачен. Невероятно, но, похоже, Бекингем и Сомерсет не были готовы к тому, что баррикады падут так быстро. Пока городской колокол бил тревогу, а бои шли то на одной улице, то на другой, многие защитники в суматохе пытались облачиться в доспехи. Они были не готовы и потрясены. Один из союзников Йорка, сэр Роберт Огл, с несколькими сотнями человек ворвался на рыночную площадь. Зазвенели клинки, засвистели стрелы, и йоркисты быстро взяли верх в этой короткой стычке. Прошло полчаса с момента прорыва баррикад, но поверить в происходящее все равно было сложно.
В центре схватки стоял король. Вероятно, его бледное круглое лицо было перекошено от ужаса, так как сын Генриха V умудрился достичь возраста тридцати трех лет, ни разу не оказавшись в осаде или посреди хаоса битвы. Как и его лучшие лорды, Генрих не успел целиком облачиться в доспехи, и ему повезло, что случайная стрела ранила его в шею, но не убила. Поговаривали, что король, прибегнув к своему любимому выражению, сказал: «Неужели, неужели? Вы поступаете нечестиво, разя короля, помазанного на престол»[205]. Чтобы спасти Генриха (но не его королевское достоинство), его увели подальше от уличных столкновений и спрятали в доме кожевника неподалеку. Когда король скрылся, его знамя, которое в любой битве нужно было держать до последнего, без труда сбросили на землю, а защитники монарха рассеялись по городу.
В своем зловонном убежище Генрих пробыл недолго. Его схватили и спрятали в более приятном и безопасном месте на территории аббатства. У йоркистов и в мыслях не было хоть как-то навредить королю, ведь одним из краеугольных камней политики герцога было его стремление убедить всех, что он сражался не против, а за Генриха. Но товарищам короля повезло меньше. Йорк и Невиллы явились в Сент-Олбанс, чтобы уничтожить своих врагов, и среди поднятого ими переполоха им это удалось. К середине дня военные действия поутихли, и на улицах слышались лишь стоны раненых. Учитывая количество сражавшихся — около пяти тысяч с обеих сторон, — удивительно, что убиты были меньше шестидесяти человек. Но среди погибших были три важнейшие фигуры: во-первых, Томас, барон Клиффорд, который так отважно сдерживал городские рубежи в течение первого часа атак, во-вторых, Генри, граф Нортумберленд, самый старший член семьи Перси, а значит, главный противник Невиллов, и, в-третьих, заклятый враг всех йоркистов — Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет.
Сомерсет лично участвовал в сражении в Сент-Олбансе. Может, он был и не очень удачливым командующим, но, по крайней мере, привык к военным действиям за время долгой службы во Франции. Несколько хроник рассказывают, что, когда короля спрятали в аббатстве и бой на Сент-Питерс-стрит почти завершился, Сомерсета оттеснили к таверне под вывеской «Замок». Бок о бок с ним сражался его сын Генри Бофорт, который в свои девятнадцать уже был отважным воином. И если граф Уилтшир, спасаясь, незаметно покинул поле боя, переодевшись в монаха, то Бофорты не трогались с места и бились до последнего. Юный Генри Бофорт был сильно ранен, и его, при смерти, вывезли из Сент-Олбанса на телеге. Его отцу повезло меньше. Именно вокруг него закрутился весь этот конфликт, и он с самого начала был главной целью йоркистов. В итоге враги взяли верх, Сомерсета выволокли из таверны и зарубили на улице. Его жизнь, как и эта битва, подошла к концу. Войска, раззадоренные кровью, продолжали сеять хаос на улицах, теперь сражение, у которого изначально была конкретная цель, превратилось в вооруженный погром. Находясь в безопасности, под высокими сводами церкви аббатства Йорк, Солсбери и Уорик по очереди подвели Генриха к алтарю святого Альбана и попросили, чтобы он принял их как верных подданных и советчиков. Король, у которого не было выбора, признал, что лорды «не навредили ему и… он дает им править»[206]. Покончив с этим, Йорк приказал прекратить все беспорядки на улицах. В конце концов его приказу вняли. Но прошло еще какое-то время, прежде чем люди отважились собрать окровавленные тела Сомерсета и других солдат, погибших в жестоком перевороте в Сент-Олбансе, который темным пятном ляжет на два будущих поколения англичан.
В пятницу 23 мая йоркисты перевезли Генриха обратно в Лондон, сначала в его покои в Вестминстерском дворце, а затем во дворец епископа. На следующий день он с процессией проехал по улицам Лондона, «великой чести удостоился означенный герцог Йоркский, который находился справа от него, граф Солсбери слева и граф Уорик с мечом [в руке]». А в воскресенье 25 мая на церемонии в соборе Святого Павла король, восседая на троне, принял корону от Йорка[207]. Все это призвано было произвести великолепное впечатление и создать образ рыцарственной королевской власти, но на деле картинка выглядела еще фальшивее прежней. Можно было представить Генриха VI общественности как «короля, а не пленника», который восседает на троне во всем блеске в окружении трех лордов, вышедших победителями из битвы в Сент-Олбансе, но теперь, как никогда прежде, было очевидно, что это лишь видимость монархической власти[208].
Пока Йорк вновь пытался утвердиться в статусе лорда-протектора и взяться за управление страной, по Англии поползли слухи о битве при Сент-Олбансе. Они достигли другого берега пролива, и уже через пару дней это столкновение обсуждали дипломаты по всей Европе. 31 мая 1455 года миланский посол, который чуть раньше в мае покинул Лондон, из Брюгге писал архиепископу Равенны о «неприятных» новостях из Англии, где «многие дворяне враждуют друг с другом». «Герцог Йорк совершил это вместе со своими последователями», — сообщал посол, рассказывая о раненых и убитых сторонниках Сомерсета и смерти самого герцога. Жестокость произошедшего поразила посла, но в его письме сквозил и прагматизм бывалого дипломата:
