Во имя справедливости (СИ) - Большаков Алексей Владимирович

Мои бойцы, почти сплошь из простонародья, умело использовали топкость местности и свое оружие. Им удалось блестяще выполнить приказ: сдержать натиск конницы и уничтожить как можно больше всадников.

Неприятель все же стал разворачиваться и перестраиваться. Опять вперед встали уцелевшие в болоте кавалеристы. Но изрядно потрепанный элитный полк с утраченным боевым духом уже не представлял собой единого целого.

Армия Лавра двинулась в обход болота, где ее поджидала новая ловушка, готовая захлопнуться в нужный момент.

Когда перестроившиеся кавалеристы вступили на мост у волчьей ямы, замаскированные бойцы освободительной армии стали кидать зажженные факелы. Деревянное основание моста, промасленное горючей смесью, разом вспыхнуло, мощный огонь охватил лошадей и всадников! Снова истошные вопли горящих животных и людей!

Конники отчаянно старались проскочить мост и еще ожесточеннее пришпоривали коней. Но их ждал очередной неприятный сюрприз: мост заканчивался огромной замаскированной волчьей ямой с острыми кольями и серпами на дне. Кони падали, натыкались на колья. Из пробитых животов животных били фонтанчики крови, а на них сверху тут же падали новые скакуны: ведь оставшаяся конница напирала сзади и то же оказывалась в яме, затаптывая раненых. Кавалерия сгрудилась, окончательно утратила пробивную силу.

Но и это еще не все! Почти в упор в солдат-кавалеристов полетели мушкетные выстрелы и стрелы. Это взялись за дело засадные стрельцы. Потери неприятеля росли, превращая кавалеристов в кровавое месиво. Жутко, но такова война, она не обходится без жертв, пусть даже во имя справедливой цели.

Находившийся в конце кавалеристского полка его командир хотел, было, дать команду повернуть назад, но в его шею впилась стрела. В глазах служивого почти моментально потемнело, а затем чернильные щупальца смерти поволокли сознание вояки в беспросветную преисподнюю. Это помощник Грома, командовавший стрельцами, сразу определил командира и точно поразил его из лука.

Я находился по-прежнему в засаде и в довольном нетерпении потирал руки: конница Лавра почти вся ушла в мясорубку. В отличие от первых боев я перестал сожалеть о гибели людей и думать о том, что сражаюсь с такими же русскими, как и сам. Азарт войны! Оказывается, он есть! Противники превратились для меня в бесовскую рать, которую следует уничтожать.

А Лавр просто ошалел как обложенный по всем правилам медведь. Уж больно слаженно и коварно действовали против него повстанцы. Друг Нитупа предположить не мог, что с самого начала будет все так скверно.

Глава 22

И опять совсем немногим оставшимся в живых кавалеристам пришлось отходить, сожалея о потери своих друзей. Сумятица возросла, передовой кавалеристский полк прекратил свое существование. Но подоспела пехота, часть солдат успели побывать в замаскированной волчьей яме, однако опытные командиры перестроили ряды, а командующий попробовал продолжить атаку в обход ямы.

— Раздавите рабов! — закричал Лавр. — Сомните их как скорлупу ореха.

Я хладнокровно наблюдая за приближением пехотинцев. Мы не спешили. Группировались, старались подпустить нападавших и ударить неожиданно сразу из всех мушкетов.

Стрельцы в редутах хладнокровно смотрели, как к ним приближается противник. Они ждали команды. Как только пехотинцы вышли на убойную позицию, я поднял сигнальный флажок. Стоящий справа сигнальщик повторил это движение, за ним следующий. Послышались оглушительные залпы. Мушкеты с близкого расстояния обливали огнем защитников режима.

Стрельцы вели огонь с помощниками, чтобы не было длительных пауз. Пехотинцы стали падать: Десятки, затем сотни солдат оказались убиты и ранены. Мощный грохот закладывал уши, а затем ненадолго сменялся стонами раненных и искалеченных людей.

Первые ряды пехотинцев в страхе попятились назад, но сзади, как и в случае с кавалерией, на них давили другие воины. Немного поколебавшись, неприятельская волна снова хлынула вперед. Опять мои люди били часто и практически в упор. Помощники стрельцов едва успевали перезаряжать мушкеты. Много, очень много мушкетов и луков со стрелами мне удалось подготовить к бою. Молодые бойцы трудились в поте лица, а старшие воины прицельно поражали противников.

Частота стрельбы удивляла и сбивала с боевого настроя солдат противника. Оказалось, повстанцы умеют строить хитрые ловушки и действуют слаженно, выбивая своими меткими выстрелами почти всех, кто приближался на расстояние тридцати шагов.

Находясь в укрепленном укрытии сразу за стрельцами, я пару раз выстрелил из мушкета, Хорошук, вместо того, чтобы заряжать мне оружие, предпочел колчан со стрелами. Из своего любимого лука он снайперски поразил нескольких человек. Впрочем, в моей и его помощи стрельцам не было необходимости. Так, мы развлеклись немного.

Меня распирала гордость за то, что опять догадался сделать прекрасные ловушки и сумел избежать прямого контактного боя. В этом случае наши потери были бы намного больше. А так мои бойцы демонстрируют преимущество уничтожения врага на расстоянии. И все идет прекрасно. Пехотинцы противника лишь на ходу могут производить отдельные, как правило, неточные выстрелы. А мои солдаты защищены укрытиями.

Море трупов в рядах солдат Лавра. Кровь буквально стекала по холму, его подступы оказались усеяны полумертвым ковром из убитых и раненых тел.

Некоторые отчаянные пехотинцы все же сумели проскочить огненный ад и старались вскарабкаться на редут, но их встречали мужики ударами удлиненных кос и рогатин.

Вот в первого из прорвавшихся вонзилось сразу две рогатины, разъяренные мужики подняли тело высоко вверх и бросили обратно в гору трупов.

А еще тех, кто сумел подойти вплотную, наши бойцы стали снимать из огнемета. И это выглядело впечатляюще! Огонь заставлял иступлено орать обгоревших. Хорошим оружием обогатил я арсенал родной армии! Огнемет сделали по моей рекомендации.

Я продолжал удовлетворенно потирать руки и даже сказал Хорошуку:

— Дюже хорошо действуют мои соколики!

Но штурм выдался ожесточенный, схватка закипала лютая.

Наверное, Лавр не планировал бросать в бой сразу все силы, но когда первые волны штурма захлебнулись с ужасающими последствиями, разъяренный командующий стал сильно нервничать, посылать вперед все новые отряды. Даже я слышал, как он орал своим:

— Наступайте! Смелее, трусливые твари!

Командиры стали лупить солдат ногайками, подгоняя идти на штурм. Но атака правительственной армии все равно захлебывалась. Возле редутов росли горы трупов. Однако урон, наносимый пехотинцам, компенсировали их новые отряды.

Войско Лавра двигалось на нас подобно саранче. Но копья и мечи, которыми еще до схватки пехотинцы легко махали, не могли придать убойной массе солдат устрашающего вида. При всем большом количестве наступающих, они не могли прорвать даже первую нашу линию обороны.

Лавр продолжал орать:

— А ну, поднажмите! Вышибите бунтарей из редутов, дальше будет проще. Мы задавим их! А кто отступит, будет прилюдно выпорот!

Я улыбался: кого он собирается задавить? Мои люди дрались умело и даже успевали смениться, отводя в тыл тех, кто устал, и заменяя их свежими бойцами.

Особенно отчаянно дралось мужики. Никогда еще я не видел столь лютых вояк. Они выскакивали из редута и насаживали на рогатины солдат режима.

Для гордого Лавра поражение было бы позором. Он бесновался, но никак не мог переломить ход сражения.

Мужики бились, выкладываясь полностью. Они хотели отомстить за годы унижений и страданий, Для них было лучше умереть с достоинством и честью за свободу и светлое будущее для себя и своих детей, чем снова оказаться под властью олигархов. Ополченцев переполняла ярость, придавая сверхчеловеческие силы.

Я увидел своего старого знакомого, бывшего разбойника Мамонта. Он орудовал палицей, сокрушая врагов. У меня от такой картины даже слезы на глаза навернулись. Не знаю, почему. Думаю, то были слезы умиления.