Шут и Иов - Игорь Лебедев

Надо пояснить, что если Жанне дали роль Пиковой дамы, иными словами — библейской Юдифи, которая отсекла голову Олоферну, то это в память о некоем франке Д'Аррасе, которому она приказала отрубить голову. Но в «Пиковой Даме» Пушкина, как уже отмечалось ранее, Германн вступает в невидимую схватку — связь с самим Наполеоном. Носительница «священной крови» Пиковая Дама — отсечённая голова — Наполеон, — что за странная цепочка вырисовывается перед нами…

Член Директории Франции (1795–1799) аббат Сийес на основе поисков в королевских архивах другого аббата Пишона узнал о том, что меровингский род выжил. Он тут же переговорил с Наполеоном, убеждая его жениться на Жозефине де Богарне, бывшей жене одного из меровингских потомков. Именно по этой причине он усыновил позже двоих детей, в жилах которых текла «королевская кровь». Именно поэтому Наполеон терпел все измены Жозефины (знаменитая любовь к ней Наполеона — миф), которая была ярко выраженной эротоманкой.

Коронация его как императора французов, а не Франции, проходила как церемония меровингского характера, заботливо разработанная Пишоном и Сийесом.

Впоследствии Наполеон спросил у аббата Пишона (настоящее имя которого было Франсуа Дрон), не смог бы тот составить окончательный вариант генеалогии; это ему нужно было, кроме всего прочего, чтобы доказать, что династия Бурбонов не являлась законной. Из этого можно заключить, что Наполеон предусматривал рождение новой меровингской империи (чем делал себя смертельным врагом Австрийской империей). Поэтому, чтобы уничтожить противоречие (не имея детей от Жозефины), он женился в пик своего могущества на Марии-Луизе, дочери австрийского императора, то есть на женщине меровингского рода.

Эрцгерцога Карла, брата жены Наполеона, попросили проиграть биту при Ваграме в 1809 г. в обмен на часть меровингских сокровищ, найденных Наполеоном[Хотя в военном плане битва закончилась вничью.]. Другая часть этих сокровищ была обнаружена в 1837 г. в Петроассе, принадлежавшей тогда Габсбургам. Их меровингское происхождение объясняет, почему эти последние так дорожили этими сокровищами.

Сын Бонапарта, Наполеон II, имел в своих жилах ту же «священную кровь», но он умер, не имея детей. Наполеон III, сын Луи Бонапарта и Гортензии де Богарне, тоже принадлежал к меровингскому роду. А Дантес был братом его по матери — т. е. принадлежал даже не королевской, а «священной крови».

Вступив с ним в родство, Пушкин потенциально замкнул кольцо крови между Петром I–III и Наполеоном I–III — став мостом, соединяющим две разомкнутые половины, а символически Пиковая Дама (Жанна — Дантес) в конце концов выполнили функцию Юдифи.

А перед тем, как открыть последнюю дверь — спросим, почему в твореньях Лермонтова нет ни разу имени Христа! Да и по существу — какой главный нерв его поэзии, его лирики? Парадоксально то, что мы знаем ныне слишком много Лермонтова. Если бы рукописные юношеские тетради не сохранились, мы бы знали 40–50 его стихотворений (при жизни напечатано 42, а в единственный сборник, куда он отбирал сам, вместилось и того меньше — 28). А ведь никто не сомневается, что лермонтовские «Врата молчания» — его лирика, вход, туннель в его душу

Но если только мы от «огромного» Лермонтова обратимся лишь к десяткам его стихов, то обнаружил удивительное, то, что Лермонтов почти не скрывал в них, но всеми силами пытался спрятать в обыденной жизни, представ перед большинством (что и отразилось в воспоминаниях о нём) современников человеком как все.

Самая сокровенная тема Лермонтова, выходящая за быт, семью, город, страну — Воспоминание.

Заключительная часть

«Как только появляется человек, приносящий с собой что-то оригинальное, человек, который не говорит: „надо принимать мир как он есть“, а, напротив, говорит: „пусть мир будет каким угодно, я сохраняю оригинальность, от которой не собираюсь отказываться по произволу людей“, и как только мир слышит эти слова, всё существующее преображается. Точно в сказке: как только магическое слово произнесено, двери замка, находившиеся под столетними чарами, отворяются, и всё оживает — ибо жизнь прислушивается. Ангелы берутся за дело и с любопытством смотрят, что произойдёт, их это заботит. С другой стороны, мрачные демоны, которые долгое время только и делали, что грызли ногти, вскакивают на ноги и потягиваются, так как видят для этого подходящий случай…»

Рассказывают, будто бы у Лермонтова был такой «тяжёлый взгляд», что на кого он смотрел пристально, тот невольно оборачивался и часто выходил из комнаты. Достоевский, так много сказавший о Пушкине, ни слова не говорит о Лермонтове, которому в Мистике своей обязан едва ли не больше, чем Пушкину. О «раздвоенности» Лермонтова писали давно. «Во мне два человека» — говорит Печорин. Но это двуличие какое-то странное, двуличных немало — но мало кто страстно бросает взгляды из настоящего Я в его прошлое, и тускло, но видит одновременно своё будущее. Такое воспоминание будущего — прошлого — восклицает Д. С. Мережковский — «кажется во всемирной поэзии нечто единственное».

Вл. Соловьёв проницательно замечал, что Лермонтов говорит о высшей воле с какой-то личною обидою. А ещё Е. Эйхенбаум в чисто литературоведческом исследовании[Эйхенбаум Б. Лермонтов. Опыт историко-литературной работы. Л., 1924.] увидел, что в «Демоне» и «Мцыри» Лермонтовым материал просто подбирается, причём не идея иллюстрируется историческими картинами (точнее, не только идея), а происходит попытка эмоционального восстановления утраченного, но с ним бывшего бытия. Лермонтов пишет формулами, которые гипнотизируют его самого.

Лермонтов помнит о своей страстной, прекрасной и грешной прошлой жизни. Тема вброшенности в мир появляется ещё в ранние годы — «по произволу дивной власти я выкинут из царства страсти» (1832 г.) Но, помня о своей былой жизни, он прямо обращается в одном из лучших своих стихотворений «Молитва» с просьбой, прекрасно показывающей корень его «воспоминания о прошлом — будущем» — «Ты (Божья матерь) Восприять пошли к ложу печальному лучшего ангела душу прекрасную». Характерно, что Эйхенбаум не понял суть сказанного: «смысл фразы оказывается затемнённым; очевидно, это должно означать — „поищи лучшего ангела восприять душу прекрасную“».

И лишь Мережковский, да и то в своём стиле «литературных курьёзов» бросил в 1911 г.: «не о душе ли своей Лермонтов говорит, из той прошлой вечности, которую он так ясно чувствовал?» Только в таком ключе понятны и строки: «В душе моей с начала мира твой образ был запечатлен». Это воспоминание о том, что было до рождения, о своём прошлом воплощении. То, что человек переживает бесчисленное количество рождений и смертей, совершенно ясно подавляющему большинству жителей Азии (прекрасно осведомлён в этом и Ватикан).

Ныне уже современная наука собрала огромный материал по вопросу реинкарнации. Я. Стивенсон опубликовал 3-томную монографию, посвящённую этому вопросу, где содержится описание 1300 случаев реинкарнации в различных частях мира. Можно привести, например, случай с жившей в Филадельфии женщиной русского происхождения, которая, находясь под гипнозом, утверждала, будто она — шведский крестьянин Йенсен Якоби. Более того, пребывая в таком состоянии, она могла вести довольно сложные беседы на шведеко-норвежском наречии, причём произношение её было безупречным. Разговаривая грубым голосом, она ярко изображала личность безграмотного крестьянина. Но в Индии, по существу, не существовало взгляда на мир как на мир истории, и люди как бы проходили воплощение каждый сам по себе в своих кастах.

Впервые сближение истории и реинкарнации происходит у Платона. Русский философ А. Ф. Лосев в книге «Платон» (М., 1960 г.) подцензурно об этом писал так: «Картина истории рисуется у Платона несколько раз, и везде речь идёт о переселении душ. Что же касается существа дела, то стоит отметить, что в „Горгии“ и в „Федоне“ нет никаких разговоров о сроках и периодах душепереселения, но об этом имеются определённые высказывания в 2-х других диалогах. В „Федре“ и в „Государстве“ мы находим утверждение, что переселение душ происходит один раз в 1000 лет».

А Л. Мартынов в «Исповедивом пути» добавляет: «Сроки эти в наше время сокращены — и значительно. Имеются наблюдения по жизненным событиям знаменитых людей. Так, Наполеона и Гитлера, почти во всех крупных событиях жизни разделяет 129 лет». Но если античная мысль и соединила саму историю и принцип реинкарнации, то дальше продвинуться не могла, так как историю понимала как круговорот, и только христианство, как ни странно это звучит, соединило историю и реинкарнацию в логичной завершенной схеме.

Христианство, которое рассматривает историю как имеющую внутренний смысл, начало и конец, через реинкарнацию получает разрешение от множества знаменитых «вечных и страшных вопросов» — если есть Бог, то почему страдают дети, младенцы и т. д. Окончательное упразднение идеи реинкарнации из христианских догматов происходит лишь в 553 г. Даже при ликвидации многих раннехристианских документов в догматическом Евангелии от Марка (самом старом из четырёх) читаем: «И спросили Его: как же книжники говорят, что Илии надлежит придти прежде? Он сказал им в ответ: правда, Илия должен придти прежде и устроить всё; и Сыну человеческому, как написано о нём, надлежит много пострадать и быть уничтожен. Но говорю вам, что и Илия пришёл, и поступили с ним, как хотели, как написано о нём» (Мк. гл. 9 I—17).