Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - Энтони Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аристотель приводит довольно обширный фрагмент стихотворения, где Солон заявляет, будто ему удалось достичь всех целей, во имя которых он изначально сплотил народ. Лучшим свидетелем, к которому он обращается крайне высокопарно, является сама земля, прежде порабощенная, но теперь ставшая свободной, избавленная от многочисленных хоров (ниже), прежде установленных на ней. Кроме того, он вернул в Афины множество проданных в рабство (одни законно, другие – нет) за границу и большое число тех, кто бежал от нужды, скитальцев, забывших аттическую речь. Наконец, Солон освободил тех, кто пребывал в рабстве на родине и трепетал перед прихотью своих господ. Написав 15 подобных строк, он уделил своему своду законов лишь две, в которых они названы справедливыми для всех слоев общества. Ниже он еще сильнее хвалится тем, что никто другой на его месте не сумел бы держать людей под контролем и что, если бы он примкнул к одной или другой из противоборствующих сторон, город лишился бы большого числа людей.
Горожане знали, что имел в виду Солон, и ему не нужно было объяснять, насколько велика была в городе долговая нагрузка и что за хоры он убрал. В самом распространенном значении это слово переводится как «межевой знак», но в данном контексте оно должно иметь иной смысл. Оно также обозначает камень или другой знак, устанавливавшийся для того, чтобы все знали – дом или земля находятся под обременением. Основная тема стихотворения – освобождение земли – должна быть каким-то образом связана с категорией людей, столкнувшейся с наибольшим количеством проблем, – с гектеморами, и самый простой ответ, приходящий в голову, заключается в том, что хоры, упомянутые в стихотворении, представляли собой знаки, свидетельствующие о наличии у того или иного человека обязательства отдавать шестую часть урожая, и что их удаление обозначает отмену данного обязательства[13]. Однако, даже если это предположение верно, мы все еще остаемся в неведении насчет того, каким образом появлялось это обязательство, и того, какую новую систему Солон ввел взамен старой.
Во времена Аристотеля, жившего в IV в. до н. э., и Плутарха (II в. н. э.) считалось нормальным мыслить категориями, связанными с залогами и тому подобным, а также с денежными займами. При жизни Солона в Греции (но не в Афинах) только началась чеканка собственных монет, причем их ценность превышала те скромные суммы, которые использовались бедняками при расчетах. Если займы и имели место, то их, как и во времена Гесиода (однако в его поэме ничего не говорится о взысканиях или об эксплуатации бедняков, имевшей место в Афинах при жизни Солона), давали и брали семенами либо путем предоставления быков или орудий труда, и нам следует видеть в дилемме: отдать одну шестую урожая или попасть в рабство – аналог займа, существовавший в те суровые времена. Но в стихотворениях Солона, процитированных выше, долги не упоминаются, и определение, которое дал гектеморам Аристотель, никоим образом не связано с займами. Существует вероятность того, что это были всего лишь условия, на которых обрабатывались земли богачей, некое подобие ренты, которую они получали от своего рода арендаторов. Данное предположение лучше соответствует словам Аристотеля о том, что земля находилась в руках немногих и что гектеморы работали на полях богачей. Его слова принимали за ошибку, как правило основываясь на том, что в более поздние времена большие поместья не были широко распространены и что у исследователей нет оснований приписывать Солону или какому-либо другому реформатору, жившему позднее, решение о масштабном перераспределении земель. Однако в данном случае Аристотель не просто переносит то, что считалось само собой разумеющимся в его время, на далекое прошлое, и, возможно, его слова заслуживают большего внимания.
Какой бы ни была природа этой системы, в начале VI в. до н. э. ее стали считать невыносимой. Перспектива отдавать одну шестую часть урожая не выглядит тяжким бременем, и несложно понять, что подобные обязательства могли выполняться на протяжении жизни нескольких поколений без каких-либо затруднений. Но взимание небольшой доли чего-либо иногда вызывает сильное негодование, а необходимость отдавать определенную часть чего-либо в неблагоприятных условиях становится тяжелой ношей (или ее могут сделать таковой могущественные люди, отвечающие за сбор). Солон прямо писал, что в его время проблемы в Афинах возникли из-за жадности богачей, и, судя по пересказанному выше стихотворению, последние порой действительно превышали свои полномочия. Возможно, причина жадности заключается в том, что к тому времени у имущих людей появилось больше возможностей, связанных с распоряжением их богатством. Гесиод понимал богатство исключительно как земледелец – для него оно значило наличие в хранилищах большего количества зерна, чем у других. Солон уже говорит о накоплении серебра и золота (не важно, что из этих металлов пока еще не чеканили монеты) и жалуется, что богатство такого рода можно преумножать бесконечно. Серебро можно было использовать за пределами Греции, и значительная часть ее развивавшейся торговли с внешним миром приходилась на предметы роскоши, потребность в которых испытывали лишь богачи. Это было для них дополнительным стимулом для того, чтобы забирать с бедняков все, что можно было затем превратить в серебро, или продавать последних в рабство. И в начале других периодов, на протяжении которых происходило развитие, богатые получали еще больше экономических преимуществ, а бедные попадали под сильнейший гнет.
Наша неспособность осознать природу проблемы, с которой столкнулся Солон, приводит к непониманию сущности предложенного им решения. Если речь шла о лично свободных мелких землевладельцах, оказавшихся в беде из-за чрезмерной долговой нагрузки, то отмена долгов возвращала им право свободного владения своей землей, и преобладание небольших хозяйств в Аттике более позднего времени свидетельствует о том, что впоследствии им каким-то образом удалось избежать неприятностей. Если мы имеем дело с системой
