Жена чародея (Чародей - 1) - Пола Вольски

Дрис Веррас равнодушно пожал плечами.

- Может быть, и нет, но это не имеет значения. Фал-Грижни боятся и ненавидят - и этого достаточно, чтобы семья его жены предстала в самом невыигрышном свете. - Верран вся подобралась, но ее отец оставил это без внимания. - Я уже столкнулся с тем, что высокопоставленные люди посматривают на меня искоса. К счастью, герцог по-прежнему убежден в моей личной преданности, но как долго сможет еще его высочество доверять тестю своего заклятого врага? А если и герцог настроится против нас, что тогда? Нам придет конец. Неужели ты добиваешься именно этого? Нет, дочь моя. Верность интересам нашего дома требует от тебя немедленного расторжения злосчастного брака.

- А чего требует от меня верность супружескому долгу?

- Ты в сущности еще дитя, и нельзя возлагать на тебя полную ответственность. И Фал-Грижни ты не обязана ровным счетом ничем. Если ты наберешься смелости, чтобы оставить его, тебе будет рукоплескать весь город. И никаких пересудов тебе опасаться не придется.

- А я и не боюсь никаких пересудов, справедливы они или нет. - Голос ее зазвучал с внезапной резкостью, и это заставило Дриса Верраса насторожиться. - Как мне представляется, отец, я дорожу общественным мнением куда меньше, чем ты. И я не оставлю лорда Грижни. Начать с того, что мне совершенно этого не хочется. Даже если бы я не носила его ребенка, мне не захотелось бы с ним расстаться. Во-вторых, ты требуешь, чтобы я расторгла брак, и называешь при этом причины, которые кажутся мне низменными и ничтожными.

- Верность собственному роду - это, по-твоему, низменная и ничтожная причина?

- Страх перед общественным мнением и страх лишиться герцогского благоволения - вот что тобою движет на самом деле.

Дрис Веррас набрал полные легкие воздуха в попытке сохранить хладнокровие.

- Я старше тебя, я тебя умнее, и я значительно лучше твоего разбираюсь в мирских делах. И с твоей стороны было бы только умно руководствоваться в своих поступках моими советами, потому что я не пекусь ни о чем другом, кроме как о твоем благополучии и счастье.

- Это неправда. Мое счастье тебя не заботит да и никогда не заботило.

- Не будь столь неблагодарной. Ты поднялась высоко - но только благодаря мне, и я по-прежнему остаюсь твоим отцом и требую к себе уважения.

- Как вам угодно, сэр. Не хотите ли вы обсудить со мной еще что-нибудь?

В голосе Верран прозвучала автоматическая учтивость.

Дрис Веррас нахмурился.

- К сожалению, сейчас с тобой ни о чем, похоже, не договоришься. Твое высокое положение ударило тебе в голову и ты ничего не желаешь слышать. Но так или иначе, об одной вещи я тебя все-таки попрошу. Не спеши отвергать мой совет прямо с порога. Пообещай мне, что тщательно поразмыслишь над тем, что сегодня услышала.

Верран холодно поклонилась.

- Хорошо, но только не рассчитывай на это. Потому что мнения своего я все равно не переменю.

- Ну что ж. Я постарался ради тебя, как смог, а ты пренебрегла моим советом, значит, тут уж ничего не попишешь. Долг свой я выполнил и больше не несу никакой ответственности за твою судьбу. Но хорошенько запомни наш сегодняшний разговор. Как бы ни сложилось будущее, ты не сможешь впоследствии утверждать, будто тебя не предупреждали.

Дрис Веррас поднялся с места и ушел. Когда он покинул покои дочери, она отчасти огорченно, отчасти облегченно вздохнула... Оставалось надеяться на то, что он сюда не вернется.

Глава 10

Когда келдхар из Гард-Ламмиса потребовал ему передать ему пять тысяч лантийских солдат для участия в войне с Силевией, герцог Повон счел себя вынужденным согласиться. Как раз в это время магистр ордена Избранных Фал-Грижни повел борьбу против политики герцога с особенным ожесточением. Грижни заручился поддержкой многих представителей знати, в том числе таких людей, как Кру Беффел, Ро Занлас и Дьюл Парнис, которые отказались отдать в рекруты своих крепостных и рабов. Действия Грижни нашли поддержку и у других, потому что лантийские аристократы не желали без каких бы то ни было выгод лично для себя расставаться со своими холопами.

Фал-Грижни во всех его начинаниях поддерживала Гереза Вей-Ненневей. Поэтому не было ничего удивительного в том, что женщина-маг стала мишенью для нападок союза патриотов. Вскоре по всему городу оказалась расклеена очередная листовка. Составленная так, чтобы потрафить самым низким вкусам черни, она включала в себя и карикатуру, одновременно омерзительную и непристойную. Вей-Ненневей была изображена обнаженной, причем ей было придано сходство не столько с женщиной, сколько со зверем. В руке у нее был кинжал, а изо рта и по подбородку струилась кровь. Текст под карикатурой гласил:

"ВЕДЬМА ГЕРЕЗА ВЕЙ-НЕННЕВЕЙ И ЕЕ КРОВАВЫЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

В последнее время выяснилось, что ведьма Ненневей - сообщница и приспешница Фал-Грижни, царя демонов, повинна в самых неслыханных злодеяниях. Да будет известно всем, что эта старая и уродливая ведьма ежедневно похищает у жителей Ланти-Юма самых красивых дочерей и делает их своей добычей. Ни имя, ни звание ее не интересуют, лишь бы те были красивы и девственны. Этих несчастных дев ведьма уводит к себе в логово и там пьет их кровь. Когда под воздействием колдовства и злобы несчастные становятся совершенно беспомощными, ведьма сдирает с их девственных тел кожу до последнего лоскута. И затем покрывает белоснежной и юной плотью свое распадающееся от старости и мерзости тело, добиваясь ненадолго призрачного сходства с красавицами. И в этом мимолетном облике выходит ночами на улицы и предается блуду, а бесчисленные любовники и знать не знают, с кем спознаются, а когда узнают, становится уже слишком поздно.

Таким образом, к нашему вящему стыду, процветают подлость и обман этой ведьмы. Нет и не будет нам прощения, пока не предадим Ее Гнилость и ее Пакостность огню. Так что, люди добрые, берегитесь.

Союз патриотов".

Верран прочитала эту листовку с отвращением. Да и на глаза она ей попалась лишь по злосчастному невезению, потому что в последнее время Верран не выходила из дому. После прискорбной истории на набережной Сандивелл Фал-Грижни предложил ей на выбор: или не покидать пределов дворца и прилегающего парка на протяжении всей беременности или же незамедлительно отправиться в одно из принадлежащих мужу сельских поместий. Верран предпочла остаться в Ланти-Юме и теперь проводила все время во дворце или в саду, по которому прогуливалась в сопровождении телохранителей. И эту листовку она нашла в саду. Ее приклеили к камню, а потом какой-то благонамеренный патриот запустил этим камнем через ограду. Верран не показала листовку мужу, но заподозрила, что ему уже известно о ее появлении: не зря же считалось, что ему известно практически обо всем. Верран подумала, знает ли об этой мерзости Вей-Ненневей.