Уставшая от любви - Анна Дубчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и ушла я от Кати не с пустыми руками. Помимо контейнера с грушевым пирогом, который она заставила меня взять с собой со словами «Завтра утречком с кофе, как хорошо!», я прихватила еще кое-что, спрятав в пакет на самое дно.
Александр Борисович, находясь в прекрасном расположении духа и явно не собиравшийся сдавать своих позиций и отказываться от меня этой ночью, вел машину не спеша, мурлыкая себе под нос какую-то популярную мелодию. И даже не подозревая, что творилось в это время со мной, в моей голове, сознании, в моем театре воображения!
Веером раскрывались передо мной прежде запечатанные тайной картины совершенного в моей квартире преступления. Выдержанные в хронологическом порядке, подчиненные строгой логике, идеальные, как это может быть лишь в том случае, когда человек долгие годы тратит на то, чтобы запланировать убийство. Что уж говорить о мотиве? Он тоже был очевиден и лежал на поверхности с самого начала расследования.
– Как, и ты тоже беременна!
Я приехала в «Цахес» к Кате на следующий день после возвращения из Испании, где мы с Сашей провели наши медовые дни.
Юра за стойкой, увидев меня, по инерции широко улыбнулся, а после, словно опомнившись, что потерял меня навсегда, принялся готовить коктейль.
Катя сидела за своим столом, перед ней стояло блюдо с жирными ломтями розовой семги, темный кирпичик бородинского хлеба. Выглядела Катя свежо, казалась счастливой. Мы обнялись с ней, и я сразу же призналась в том, что, кажется, беременна.
– Новобрачная, рассказывай, как докатилась до жизни такой? Ведь обещала же мне не торопиться, хорошенько подумать, прежде чем снова выходить замуж!
– Знаешь, дорогая, если мужчина тебе до свадьбы дарит дом на Майорке, не уверена, что стоит ждать еще каких-либо доказательств любви и преданности, – засмеялась я, доставая телефон и листая пальцем экран, демонстрируя фотографии из моей новой жизни.
Катя в свойственной ей манере выматерилась, но весело, счастливо.
– Теперь, наконец, ты успокоилась, когда его нет? – спросила я легко, как если бы спрашивала о каком-то пустяке.
Катя осторожно положила на стол вилку с нанизанным на зубья куском рыбы. Посмотрела на меня, словно проверяя, не ослышалась ли она и правильно ли поняла мой вопрос.
– О ком это ты?
– Удивительно, как это у тебя прокатило с чемоданом, – улыбнулась я, располагаясь в кресле напротив подруги, надеясь на долгий и интересный разговор. – Ты рисковала постоянно, ты играла с судьбой. Зачем? Расскажи мне все, Катя, пожалуйста.
– Как ты узнала? – По щеке ее покатилась быстрая и сверкающая, как брильянт, слеза.
– Это потом. Я слушаю.
Она начала после долгой паузы.
– Я ненавидела его. Люто. Он отравлял всю твою жизнь. Он заставлял тебя мучиться. Он издевался над тобой. Унижал, презирал за то, что ты любила его, за твою любовь. А разве можно презирать человека только за то, что он любит? И тогда я поклялась избавить тебя от него. Чего бы мне это ни стоило. Я знала, что если все хорошенько обдумать, распланировать, все учесть, то меня никогда и никто не вычислит. Трудность заключалась в том, чтобы ты не попала в круг подозреваемых.
Я вздохнула, потом отломила кусочек хлеба. И стала нервно жевать.
– Я придумывала ему разные смерти. Самые разные… Я готовилась к этому. Думаю, что все это так бы и осталось моими мечтами, фантазиями, если бы не твое решение купить ему этот чертов кабриолет!
Катя встала и подошла к окну. Ливень, шум воды, барабанящей по жестяным водосточным трубам, придавал ее рассказу особый драматизм. Маленький внутренний двойник кафе «Цахес» пузырился водой, пригибались под порывами ветра к асфальту кусты сирени. В овальной арке, проеме за двориком, в десятках метров от нас, словно в аквариуме с мутной водой, цветными рыбами проплывали машины.
– Помнишь тот вечер, когда ты должна была рассказать ему о своем решении купить в Париже машину? Конечно, ты никогда не забудешь его… Я заглянула тогда к вам, ты готовила ужин. Я очень хорошо помню, как ты была одета. На тебе было черное платье с ниткой жемчуга, ты была на каблуках. Я вошла, открыв двери своими ключами, ты уже и не помнила, что дала мне их на всякий случай, как и код. Мне хотелось увидеть, поговорить с тобой, разубедить тебя, чтобы не унижалась так, не вымаливала у своего мужа любовь, не покупала ему машину! Помнишь, я тогда еще сказала, что это паршивый план.
– Да, помню.
– Ты старалась, оделась, накрасилась. А у меня сердце кровью обливалось, когда я представляла себе Голта, раскатывающегося на новеньком авто по Парижу в обществе молоденьких актрис! Я…
– Ты же не ушла тогда, просто хлопнула дверью и осталась в квартире, так? В кладовке?
– Да. Прости меня, но я слышала и видела все. Как он изнасиловал тебя, по сути, в прихожей, как он был груб с тобой, словно ты дешевая шлюха. Я едва сдерживала себя, чтобы не выйти из своего укрытия.
– Откуда у тебя пистолет?
– Да это мой пистолет! Купила его для самообороны! Я же тебе рассказывала!
– Откуда на нем отпечатки его пальцев?
– Там должно быть два вида отпечатков – старые, которые он оставил, когда я ему показывала купленный пистолет. Я купила его у одного человека, он приторговывает оружием.
Она говорила вполголоса, и картины совершенного ею убийства оживали не только в ее памяти, но и в моем воображении.
Конечно, в тот вечер, когда все это произошло, она не собиралась его убивать. Она все те годы, что мы с Голтом были в браке, вынашивала план убийства, и очень часто он совпадал с моими, фантазийными. Но одно она поняла: я хочу его смерти. Другое дело, что никогда не решусь. Я просто не такой человек. К тому же я же любила Сережу.
– Ты позвала меня к Машке на дачу, находясь в моей кладовке?
– Как ты догадалась?
– Когда я приехала к вам, к Машке, то обратила внимание, что звучала лишь гитара, а когда ты звонила мне, то из трубки доносилась дешевая попса, которую ни один из нашей компании не переносит на дух.
– Да, мне надо было, чтобы ты уехала, чтобы все произошло без тебя, чтобы у тебя было алиби. И тут я вспомнила, что Машка накануне пригласила нас с тобой к себе на дачу. Я поняла, что это судьба. Знала я также и то, что ты понятия не имеешь, где находится дача Маши. И что ты поедешь в Ковригино, а не в Улитино, куда она переехала не так давно. Главное для меня было – вытащить тебя из дома, чтобы ты оказалась среди людей, чтобы куча народа могла подтвердить твое алиби.
– Подожди. Это правда, что после того, как я уехала, Сережу разбудил телефонный звонок одной из его пассий?
– Да, ему сначала звонила Юдина, с которой он очень мило поговорил, лежа в постели, договорился с ней на завтра о свидании. Даже спросил, что ей купить, какие духи. Он еще говорил с ней, когда ему позвонили с другого телефона, и это была уже Лиза Воронкова. Ты бы слышала, о чем он говорил с ней… Как отзывался о тебе, как радовался, что ты уехала и ему не придется этой ночью выполнять супружеский долг.
– Так вот что тебя так разозлило!
– Да, сцена в прихожей, где он вел себя как последняя свинья, и два этих звонка. Он словно провоцировал меня, зная, что я все вижу и слышу. В принципе всего этого было вполне достаточно, чтобы я пристрелила его тогда же, прямо в постели. Но у меня было две задачи. Первая – убить его. Вторая – постараться запутать следы, чтобы меня не раскрыли, а для этого нужно было добавить немного абсурда в происходящее, удалить логику, чтобы потом, когда начнется следствие, разматывание клубка событий привело в тупик. Если бы я застрелила его, когда он находился в постели, то это могло бы навлечь подозрение на тебя. А вот если он будет одет, как будто его пригласили на свидание, тогда могут предположить наличие еще одного действующего лица – настоящего убийцы.
Катя вышла из кладовой с пистолетом, вошла в спальню и, нацелив дуло на ненавистного ей Голта, заставила его одеться. Дрожа от страха, он подчинился ей.
– И пиджачок свой бархатный с золотыми пуговицами надень, – сказала она, получая, я думаю все же, довольно сомнительное удовольствие от всего процесса.
Потом она схватила подушку и заставила Голта пройти в гостиную, где, продолжая держать его на мушке, высказала ему все то, что думала о нем.
– Слова вылетали сами, словно бабочки. Много бабочек.
Слушая ее, я представила себе черный бездонный ящик фокусника, выпустившего под купол цирка тысячу черных бархатных бабочек.
– Все ему припомнила. А он стоял и слушал сначала молча, потом стал умолять меня опустить пистолет. Я подумала еще тогда, что на экране он и то смотрится куда правдоподобнее, чем в жизни, где каждое произнесенное им слово звучало как фальшивка. Знаешь, а ведь он до конца не верил, что я выстрелю, иначе не стал бы меня под конец оскорблять. Прошелся по моей внешности, возрасту. Сказал, что я просто завидую тебе, что у тебя такой муж. Я и выстрелила. Благодаря глушителю звук был не такой громкий, как я себе представляла. И когда он упал и я поняла, что все кончено и что теперь мне надо как-то быстро действовать, я, боясь реакции соседей (хотя я знала, что в квартире отличная звукоизоляция), затащила его в гардеробную. Боже, Ната, сколько было перьев повсюду! Думаю, что только эту деталь я и не могла предугадать, решив воспользоваться для приглушения звука подушкой.