Новый Мир ( № 11 2004) - Новый Мир Новый Мир

Первичное расслоение общества, сословное или материальное, превращается, таким образом, во вторичное, то есть в расслоение интеллектуальных потенциалов.

Для государства это означает резкое сокращение социальной базы («низы», отторгнутые от «лотереи», будут относиться к власти индифферентно), сокращение вертикальной мобильности и тем самым — устойчивости к внешним воздействиям. Для общества это означает переход от одногорбой к двугорбой кривой распределения интеллекта.

Иными словами, из современного распределения, имеющего единый максимум при ста единицах условного IQ (принятый в западной социологии коэффициент умственного развития), мы приходим к совершенно иному распределению, обладающему уже двумя «разведенными» максимумами. Первый, чрезвычайно обширный, будет соответствовать интеллекту порядка 60 единиц (с современной точки зрения — на уровне инфантилизма), а второй, чрезвычайно узкий — IQ порядка 140 (уровень одаренности с признаками таланта). Очевидно, что с развитием данной тенденции «когнитивное расслоение» только усилится: первый максимум устремится влево — к значениям, характерным для медицинского идиотизма, в то время как второй уйдет в область гениальности или даже дальше3.

Конечно, «когнитивное расслоение» возникло не в наши дни. Дети привилегированных классов получали «опережающее образование» уже в течение многих столетий. Для этого существовали системы закрытых школ, колледжей, престижных университетов, выпускники которых занимали потом команд­ные должности в государстве. Демократия это явление ослабила, но не устранила. Механизм «рекрутирования из низов» позволяет лишь периодически вливать в элиты «свежую кровь». Преодолеть само когнитивное расслоение он не в состоянии. Видимо, эта проблема относится к числу тех, которые удовлетворительного решения вообще не имеют.

Однако в нашу эпоху она приобрела неожиданное звучание.

Мы уже говорили, что возникновение в популяции Homo sapiens социальных структур остановило антропогенез, то есть видообразование человека. Дальнейшее их развитие, в частности появление высоких универсалий, связанных с христианством, привело к осознанию ценности человеческой жизни. Если в древнегреческой Спарте слабых или больных детей попросту убивали, если в Римской империи нежелательного ребенка можно было бросить в холмах за городом — такой поступок никому не казался чудовищным, — то в христианской цивилизации с ее базисным принципом «не убий» и больные, и слабые, и увечные получили шансы на выживание.

Правда, по-настоящему этот фактор начал работать только в XX веке, когда, во-первых, были ликвидированы массовые эпидемии, уносившие миллионы людей (прежде всего — генетически слабых, с пониженным жизненным тонусом), а во-вторых, медицина достигла такого уровня эффективности, который позволял сохранять жизнь особям даже с явными наследственными аномалиями. Действие естественного отбора было резко ослаблено, и в генофонде человечества стал накапливаться груз «летальных мутаций». Теперь они уже не изымались из оборота за счет смерти носителя, но поддерживались вместе с ним и передавались следующим поколениям.

Свою лепту внесла сюда и война. С появления в XIX веке массовых армий, формируемых не по найму, а путем принудительного рекрутирования, начал работать мощный механизм «антиотбора»: в армию призывались и в результате военных действий гибли в первую очередь те, кто по своим физиче­ским, а следовательно, и генетическим качествам принадлежал к верхней границе нормы. Глобальные европейские войны эту границу неуклонно снижали. Известно, например, что после блистательных побед императора Наполеона средний рост французов уменьшился на два сантиметра. Такова была плата нации за империю. Можно, кстати, с достаточной долей уверенности предположить, что успех идей фашизма в Германии и большевизма в России не в последнюю очередь был вызван именно этими обстоятельствами. Обе нации понесли колоссальные потери в Первой мировой войне, и общественное сознание сместилось в сторону психопатических аномалий.

О том же свидетельствуют и вспышки нынешних эпидемий. СПИД, лихорадка Эбола, атипичная пневмония и некоторые другие болезни, время от времени выползающие из экзотических уголков мира, на языке биологии говорят об одном: генофонд человечества нестабилен, развала его можно ожидать в ближайшие годы. Пока средствами медицины эти эпидемии удается держать под контролем, но не исключена возможность некой «сверхбыстрой» инфекции. Именно таким путем регулируется численность популяций в животном мире, и природа, скорее всего, пытается сейчас включить уже известный ей механизм.

Отсюда вытекает необходимость чистки глобального генофонда, удаления из него тех мутаций, которые представляют угрозу для человечества. В принципе эта проблема решаема. Характерно, что правительства некоторых европейских держав, Англии и Франции например, уже узаконили исследования в этой области. Однако, как и в случае с образованием, решение данной проблемы будет доступно отнюдь не всем. Очистка средствами генной инженерии родительского генотипа от летальных мутаций, «терапевтическое клонирование» — выращивание «запчастей» человеческого организма, «персональная медицина», то есть производство лекарств, учитывающих не общие, а индивидуальные особенности человека, еще очень долго будут обладать фантастической стоимостью. Использовать их сможет лишь тот класс людей, который принадлежит к финансовой мировой элите. А это, в свою очередь, означает, что когнитивное расслоение будет закреплено не только социально, но и биологиче­ски, разделив в предельном случае все человечество на две расы: расу «генетически богатую», представляющую собой сообщество «управляющих миром», и расу «генетически бедную», обеспечивающую в основном промышленное производство.

Метафорически это состояние было описано Г. Уэллсом — в романе «Машина времени» человечество будущего тоже оказывается разделенным на две расы: утонченных элоев, благоденствующих во дворцах, и уродливых дегенеративных морлоков, обитающих под землей.

В действительности ситуация может быть даже хуже: современные «морлоки» с их интеллектом кретина будут не способны на какой-либо внятный протест. Равным образом они постепенно потеряют умение выполнять хоть сколько-нибудь квалифицированную работу, поэтому их способность к индустриальному производству вызывает сомнения.

Что же касается современных «элоев», то их будет, по-видимому, слишком мало, чтобы обеспечивать нормальное функционирование цивилизации. К тому же устремления «корпорации сверхлюдей» почти наверняка будут лежать вне сферы материального производства.

Здесь возможны два варианта развития. В одном случае происходит «первичное упрощение» — системная катастрофа с быстрой гибелью сначала культуры «элоев», а затем и «морлоков». В дальнейшем же постепенно восстанавливается однопиковое распределение IQ.

Во втором варианте, на наш взгляд более вероятном, «элои» могут создать группу поддерживающих технологий, которые остановят деградацию культуры «морлоков» на сколько-нибудь приемлемом уровне. Двухпиковое распределение интеллекта здесь, разумеется, будет сохранено, причем разрыв между пиками со временем начнет увеличиваться. На одной планете будут обитать две разные цивилизации.

Следует также отметить, что транснациональные сверхэлиты существовали всегда. Уже в Древнем мире имелась тенденция к заключению браков исключительно в слое племенной знати. Эти родственные отношения и определяли во многом принципы тогдашней геополитики. Аналогичное явление наблюдалось и в Средневековье, когда Европой фактически управляла родственная между собой англо-франко-шведско-немецкая наследственная элита. Конфликты внутри такой элиты были в основном конфликтами внутри единой «семьи» и, как правило, не выражали интересы более низких сословий. Здесь характерен пример Северского князя Игоря, который потерял в битве дружину, но спас жизнь, поскольку являлся родственником своего противника. «Князьями» современного мира являются владельцы и менеджеры крупных транснациональных корпораций, ведущие финансисты, некоторые интеллектуалы, политики, сверхбогатые представители эстрадных профессий, которые, постепенно смыкаясь между собой, образуют господствующую мировую элиту.

Корпоративные, в том числе и биологические, интересы такой элиты, несомненно, будут выше интересов среды, из которой она первоначально вышла.

Теперь вернемся немного назад и вспомним тезис об определенной самостоятельности техносферы. Большинство инноваций, возникающих в логике технического развития, должны быть гуманизированы, то есть приспособлены к человеку, иначе их будет трудно использовать. С другой стороны, у подобной гуманизации есть известные ограничения: технику нельзя сделать абсолютно «биологичной», ее нельзя упрощать без предела, и потому необходим встречный процесс — технологизация человека, приспособление его к техническим новшествам, которые по мере цивилизационного продвижения становятся все менее и менее «естественными».