Змееныш - Андрей Дашков

Как ни странно, именно в своем доме Слот снова почувствовал притяжение земмурского меча. Словно невидимый и едва ощутимый шестым чувством луч бил откуда-то с юга – может быть, из Элизенвара, – и порой Стервятник попадал под его влияние. Тогда он осознавал, что для полной завершенности ему не хватает всего лишь одного – орудия мести и войны, которое было больше чем куском стали – оно было союзником.

Он готовился к предначертанному. Нашел бутыль с загустевшим бальзамом и смазывал им раны на груди. Вскоре они перестали его беспокоить. Клинки, хранившиеся в оружейной комнате, местами покрылись ржавчиной и налетом плесени. Он почистил их и приступил к ежедневным упражнениям с воображаемым противником и с манекенами. К нему возвращались былая быстрота движений и легкость выполнения боевых приемов.

По ночам он занимался магией и почувствовал более глубокий интерес к этому сомнительному ремеслу, особенно к тем силам и явлениям, что касались темной стороны. Едва ли не впервые он удостоил своим вниманием старинные книги и свитки, которые составляли самый ценный раздел библиотеки, собранной его более дальновидными предками. Оказалось, что многие редчайшие издания и рукописи избежали разрушительного действия сырости и времени. И только следы на полу напоминали об ущербе, нанесенном Верчедом Хоммусом.

Слоту стало ясно, что он совершеннейший невежда в делах, которые имели по крайней мере двухтысячелетнюю историю. Мир был пронизан благоприятными и гибельными ветрами, дующими в недоступных большинству людей областях жизни, а также течениями, увлекающими к смерти никчемный человеческий мусор…

Одну простую вещь, краеугольный камень магии, он уже знал: в этом мире невозможно победить, можно только отсрочить неизбежное поражение. Темная сторона поймала его в свои сети; обратной дороги не существовало. Он выбрал пугающее знание, и это было началом его мудрости, его старости и его конца…

Долгими зимними ночами он читал книги в переплетах из человеческой кожи и рассматривал рисунки, сделанные младенческой кровью. Из того, что было под рукой, он изготовил свои первые магические инструменты: восковую фигурку Мальвиуса, маленькую арфу, издававшую звуки только в полной темноте и вселявшую тревогу в душу ее создателя своей нечеловеческой музыкой, ажурное колесико на оси из стальной иглы, вращавшееся в фокусе зрительной трубы и вызнававшее тайны звезд, ловушку для призраков – непростительно жестокую игрушку, которая была свидетельством его ученической самоуверенности и опасного неведения.

В этих предметах не было особой необходимости, и он забавлялся ими, испытывая мрачное удовлетворение от своих новых возможностей, но «игрушки» пили из него жизнь и опустошали, как десяток ненасытных любовниц. Сказывалось отсутствие учителя, способного вовремя направить жадного до запретных знаний последователя по верному пути. Да и чей путь считать верным во владениях нездешнего ужаса?

Люгер даже пытался написать магический портрет Морта – примерно такой же, каким был портрет Алфиоса, с успехом использованный оборотнями, портрет, влияние которого в конце концов погубило генерала ордена, – но ввиду того что выращивание волшебных цветов зла потребовало бы слишком долгого времени, работа так и осталась незавершенной.

Несколько раз Стервятник пытался вызвать дух своего отца, но Люгер-старший не являлся на встречу – то ли Слот был слабым медиумом, то ли противодействие слишком велико, то ли дух несговорчив и коварен. Проще всего было предположить, что старик до сих пор жив и посмеивается где-нибудь неподалеку над неизлечимой наивностью своего отпрыска.

Однажды у Люгера возникла мысль обратиться к духу матери, умершей сразу после рождения единственного сына, но что-то удержало его от этого шага – может быть, плохое предчувствие, возникшее, когда он подобрался к последней черте, которую нельзя переступать ни в коем случае.

В течение месяца его не тревожили видения, кошмары, воспоминания.

Как-то раз, гуляя в парке, он набрел на осевшую земляную насыпь, похожую на могилу. Здесь Густав Баклус закопал тело Хоммуса. Призрак старого врага также ни разу не побеспокоил Стервятника. А спустя неделю прошел обильный снегопад, и чистая мертвая белизна окончательно скрыла бурые листья, могилу и осеннюю грязь.

Гадательная колода лежала нетронутой, хотя Люгеру казалось, что она стала значительно толще с тех пор, как он пользовался ею в последний раз. Раньше он тщательно взвешивал цену каждого превращения, сокращающего жизнь и разрушающего тело, но теперь это не вызывало в нем опасений или сожалений. Стервятник готов был превращаться столько раз, сколько понадобится, даже если к губам Сегейлы в конце концов прикоснутся губы дряхлого старика. Для него не осталось ничего особенно важного, ничего, кроме едва различимой во тьме и уводящей в такую же непроглядную тьму дороги, на которой он стоял, и черного неодолимого ветра, что подталкивал его в спину.

По прошествии тридцати дней после возвращения Стервятника в заброшенное поместье тайные силы сделали свое дело. Люгер больше не мог сопротивляться настойчивому зову и отправился в Элизенвар на поиски земмурского меча.

Глава двадцать третья

ХОЗЯИН МЕЧА

Королевский прокурор Мальвиус, совершенно голый, стоял возле роскошного ложа и приходил в возбуждение при виде красных рубцов, вспухавших на теле его рабыни Венги, а также от ее сдавленных стонов. Рубцы появлялись после каждого удара плетью, которые Мальвиус с упоением обрушивал на бедра и живот Венги.

Ее рот был заткнут скомканным белым платком, а руки и ноги широко разведены и привязаны к ажурным спинкам кровати, служившей прокурору для постельных утех. Иногда женщина бросала мутный от слез взгляд вверх – туда, где в ясные ночи видела звезды и луну сквозь застекленный потолок спальни, но в ту ночь небо было закрыто тучами, и на стеклах медленно таяли снежинки. Венга ощущала тепло и боль, но из боли рождалось возбуждение – они были неразделимы, как две стороны монеты; она не могла представить себе, что где-то в другом месте может быть одновременно холодно телу и спокойно душе…

Мальвиус вовсе не издевался над своей наложницей. Он знал, что ей нравятся подобные болезненные забавы. Она была проституткой, привезенной из Круах-Ан-Сиура и купленной владельцем одного из самых лучших и дорогих публичных домов Элизенвара. Этот человек, уличенный в кое-каких темных делишках, пытался откупиться от королевского прокурора, предложив Венгу в качестве оплаты своего «долга».

Мальвиус снисходительно согласился, но спустя несколько недель бывшего хозяина Венги нашли с перерезанным горлом в одном из беднейших кварталов на окраине столицы. Поиски убийц ничего не дали; считалось, что жертва была убита бродягами в уличной драке, и, конечно, никто не искал ответа на вопрос, как и зачем богатый владелец дома свиданий оказался один в столь неподходящем месте.