Змееныш - Андрей Дашков

На следующее утро он насытился останками задранного волками оленя и продолжил свой полет вдоль границы леса, держась от нее на почтительном расстоянии. Тупая боль в груди все еще напоминала о полученном напоследок ударе, который, конечно, казался теперь сущим пустяком в сравнении с перенесенными ранее пытками. Люгер и так уже испытал слишком много для одной человеческой судьбы, но все, чего он добился на тот момент, исчерпывалось короткой фразой: он знал, где искать Сегейлу.

В Скел-Моргосе, столице Морморы, его поджидали призраки ужасного прошлого, которое он наивно считал похороненным навеки. И там же находился единственный человек, которого он любил. Любил больше жизни, потому что умирал уже трижды: в собственном доме от руки своего сына, в плену у мокши и в камере пыток замка Блуденса.

О том, что Сегейла, вероятно, разлюбила его, он старался не думать.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ЗИМА 3017

Глава двадцать вторая

ПУТЬ КОЛДОВСТВА

Поместье выглядело так, как и должно было выглядеть после столь долгого отсутствия хозяина. Дом, покинутый и заброшенный, являл собой печальное зрелище – особенно для того, кто провел тут свои лучшие годы. Стервятник подлетал к нему с запада; заходящее солнце отражалось в темных окнах и освещало обветшалую крышу, осыпавшуюся кладку труб, стены, увитые оголившейся сетью дикого винограда и беспорядочно разросшийся парк.

Земля была усыпана полусгнившими листьями и сухими ветками, обломанными осенними ветрами. Деревья подъездной аллеи, посаженные отцом Слота незадолго до его исчезновения, за минувшие годы превратились в настоящих гигантов, которые возвышались по обе стороны дороги, будто черные колонны. Но от самой дороги мало что осталось. Ею завладела молодая поросль, и видно было, что уже несколько лет тут не ступала ничья нога. Люгер еще не вполне осознавал, какой большой и невосполнимый промежуток времени начисто вычеркнут из его жизни, и отказывался верить в очевидное.

К тому же он мог только догадываться, примут ли духи предков неприкаянного и неблагодарного скитальца, столько раз бросавшего дом на произвол судьбы и оставлявшего их ради сиюминутных выгод. Ему казалось, что он, Стервятник Люгер, остался прежним, но и оборотни и мокши последовательно извратили его сущность.

Никто не сумел бы провести четкую линию раздела между прошлым и будущим. Изменение было непрерывным, необратимым и, наверное, неизбежным, ибо отвечало самой природе вещей, в основе которой лежали непостоянство и движение от рождения к гибели. В ней же были заложены страх и причина страха, но последний по крайней мере был одним из человеческих чувств, то есть сомнительным наследством…

Стервятник влетел на чердак через разбитое окно и, несмотря на усталость, сразу же ощутил благотворное влияние этого места. Проникнув в дом, он оказался под незримым защитным покровом, сотканным магией многих поколений предков, и то, что духи беспрепятственно пропустили его, было хорошим предзнаменованием.

Как только завершилось обратное превращение, Люгер испытал почти забытое чувство безопасности и покоя. Этому чувству было далеко до подлинной умиротворенности, однако Слот позволил себе немного расслабиться и перевести дух.

В который раз его возвращение не сулило ему радости, а безлюдные неубранные комнаты выглядели нежилыми и навевали тоску. Чета Баклусов давно покинула поместье, сочтя своего хозяина погибшим и не забыв прихватить с собой кое-что ценное взамен невыплаченного жалованья. Но сейчас Стервятника меньше всего беспокоила пропажа столового серебра. Полы в доме были покрыты толстым слоем пыли, углы, окна, циферблаты часов и кресла затянуты паутиной, зеркала помутнели и отражали только силуэты.

Первым делом Люгер отправился в свою спальню и отыскал в сундуках зимнюю одежду. Потом он повсюду зажег свечи – много свечей, гораздо больше, чем это было необходимо, – и в разбуженном после долгого сна доме сразу стало светлее и уютнее.

Одевшись и согревшись, Слот невольно стал рассматривать свою руку – ту, что отросла вместо отрезанной, – ведь у него впервые появилось для этого достаточно времени. Он раскрыл ладонь, затем поднес ее поближе к глазам.

На ней не было ни одной линии.

Некоторое время он стоял в растерянности. Для верности провел пальцами по гладкой коже. Убедился в том, что зрение его не обмануло. Тогда что означало полное отсутствие линий на ладони? Еще не написанную страницу в книге судьбы? Но была ведь другая рука, исчерченная символами предопределений…

А может, все гораздо проще, и линии появятся позже, пролягут между складками кожи, будто борозды, пропаханные временем и тяжким трудом, или морщины на стареющем лице? И чем чаще он будет сжимать ладонь, тем быстрее увидит это… Такое объяснение происхождения линий было далеко не новым и начисто отрицало хиромантию. Но разве Стервятник не убедился в зловещем смысле некоторых знаков на собственном печальном опыте?

Лишенная привычных свидетельств ладонь, гладкая, как у мраморной статуи, недолго занимала его мысли. Получив смертельный удар от своего сына Морта, Люгер окончательно избавился от фатализма. Следовало подумать и о более насущных вещах.

Он испытывал звериный голод, и, к счастью, было, чем его утолить. В погребах сохранилось вяленое мясо, сухари и вино.

Он развел огонь в камине, благо хватало заготовленных дров, и пододвинул кресло поближе к кованной решетке. Очистив его обивку от пыли и паутины, уселся поудобнее и вытянул ноги к огню. Вскоре он ощутил приятную истому, и в течение вечера выпил две бутылки вина.

На какое-то время хмель помог ему избавиться от воспоминаний. Пламя и вино согрели его тело и, может быть, даже слегка отогрели околевающую душу. Во всяком случае, он спокойно спал в ту ночь – без сновидений и тревожных пробуждений.

Люгер безвыездно провел в своем поместье следующие тридцать дней.

Со стороны могло показаться, что он не знает, куда деться от тоски, но это было не так или не совсем так. Он чувствовал в себе незаметные внешне изменения – накопление незнакомой ему самому силы, постепенное вызревание намерения, которое затем вдруг обернется действием – решительным и неотвратимым. Он был подобен медленно натягиваемой тетиве. Приближался момент рокового выстрела. Бедняга Мальвиус и не подозревал, что ему пора готовиться к смерти…

Как ни странно, именно в своем доме Слот снова почувствовал притяжение земмурского меча. Словно невидимый и едва ощутимый шестым чувством луч бил откуда-то с юга – может быть, из Элизенвара, – и порой Стервятник попадал под его влияние. Тогда он осознавал, что для полной завершенности ему не хватает всего лишь одного – орудия мести и войны, которое было больше чем куском стали – оно было союзником.