Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Писали в Москву о бое и из Астрахани:: «И на том бою воровские казаки Стенька Разин с товарищи тово хана и шаховых ратных людей побили и пушки и ружье поймали, а сына… ево Шабалду в полон взяли».
На трех сандалях ушел Менеды-хан. Остальные казаки либо потопили, либо взяли себе, всего лишь несколько десятков человек уцелело из огромного шахского поиска.
Молва о победе казаков шла не только по столицам восточных и западных стран, о ней слагали песни работники на учугах, казаки в верховых донских городках, на Тереке, на Яике и в Запорогах. Неслышным шепотом неслась молва по помещичьим селам и деревням Симбирщины и Тамбовщины. Неизвестно, как и когда доходила эта молва до черных людей, но только знали они доподлинно, что заколдовал Стенька шахово войско, в лодки шаховы великой хитростью и колдовством потопил, и не берет его ни пуля, ни сабля, ни волна. Может он превращаться в барса и гепарда, плыть как рыба под водой. Тихо радовались крестьяне и черные люди: пусть хоть и далеко, а все есть и у них заступник, с которым никто не может совладать. Еще не ушел Разин от персидских берегов, а слава о его подвигах катилась по побережью до Терского городка и Астрахани, до Казани и Нижнего Новгорода и шла дальше, на Белоозеро и Соловки.
А казаки тем временем считали своих товарищей. Только за эту тяжелую зиму и весенние походы и бои потеряли они более пятисот человек.
К ним прибегали из побережных городков разные люди, говорили, что шах собирает против казаков новое войско.
В конце июля 1669 года Разин решил возвращаться на Дон через Астрахань.
Десять дней плыли под парусами казаки от Свиного острова до устья Волги.
На исходе десятого дня вдали показался русский берег, струги вышли на учуг астраханского митрополита Иосифа — Басаргу.
Нет, не мог отказать себе Разин еще раз пошарпать великого астраханского богомольца. Известно было, что митрополит в большой дружбе находится с разинским ненавистником воеводой Иваном Прозоровским, что не раз уже грозил он проклятьем казакам. Так получай же, святой отец. С ходу взяли казаки Басаргу, забрали себе соленую рыбу, икру, вязигу, клей, пограбили всякие нужные заводы: медные и железные котлы, топоры, багры, долота — пригодятся в дороге. Прихватили неводы, отняли у местных ловцов струги и лодки, перетащили к себе хлебный запас, Но не сразу двинулся Степан к Астрахани, донесла морская казацкая: сторожа, что идут из Персии две бусы, а чьи — неизвестно. Эх не потешится надо еще раз, бросили казаки учуг, не дограбили его и вышли в море — там и встретил персидского купца Мухамеда-Кулибека и вторую басу с шаховыми аргамаками, которых его величество Аббас II посылал в любительных поминках великому государю Алексею Михайловичу.
Не слушал Степан ни лепета персидского купчины, ни просьб людей, сопровождавших шаховых лошадей. Приказал атаман все купецкие товары забрать, к себе в струг и сына купца — молодого Сехамбетя, — пусть купец выкуп дает, как придет в Астрахань. Взял Степан и дорогих кровных коней вместе с бусой. После этого разинский караван направился: к Четырем Буграм — скалистому острову неподалеку от устья Волги
Степан не хотел сразу идти мимо Астрахани — нельзя: было без разведывания бросаться очертя голову в руки к Прозоровскому. Разин собирался: выждать, осмотреться, дождаться, как это было до сих пор под всеми крупными городами, тайных выходов к нему черных людей, разузнать у них доподлинно обо всем и лишь после этого действовать.
Два года не был Разин на Волге, о многом он знал, но о многом и не догадывался. Он все еще ждал против себя: новых ратей, новых окриков воеводы Прозоровского. Поэтому и ощетинились казаки на Четырех Буграх, поставили свой стан на самой вершине острова; кругом каменистые крутые берега, подступы к ним: поросли камышом, и есть к острову с воды лишь один узкий между камышами проход.
Любил Разин загадки своим врагам загадывать, любил селиться на кручах и на островах, также сделал он и на этот раз. Отсюда можно было сноситься с Астраханью, здесь хозяином был он, а не Прозоровский; посидим на Буграх, посмотрим, что станет делать астраханский воевода. А там видно будет.
А дела на Руси тем временем менялись. Не воровским, опальным от царя атаманом, учинившим мелкую шкоду, пришел теперь Стенька Разин под Астрахань, а опасным государевым преступником, перед именем которого трепетали воеводы и бояре по городам, стрелецкие головы, сотники и пятидесятники по крепостцам и острожкам. Бредила Стенькой вся голь перекатная от Астрахани до Нижнего Новгорода и далее. Люди бежали к нему со всех сторон, не ведая, где он и будет ли где. Донская голытьба ждала его как своего коренного атамана, черные люди по городам готовились к его встрече как к празднику, тщились хоть одним глазом посмотреть на невиданного чародея и простых людей заступника. Хорошо говорили о Стеньке и многие стрельцы — Стенька-де свой человек, за нас, за стрельцов простых, стоит и нас, стрельцов, жалует.
И над всем этим катилась по Российскому государству Степанова слава победителя бусурман и освободителя православных от шаховой неволи.
Такого запросто в колодки не забьешь, кнутом на площади не отхлещешь. Поднять руку на Разина означало для воевод — поднять руку на голодное и обозленное голутвенное казачество, на всех черных людей. Это хорошо понимала и Москва, это понимал и князь Прозоровский.
За время разинского похода волжские города были изрядно укреплены, сюда пришло еще несколько стрелецких приказов[22] с севера. По волжскому устью и на взморье день и ночь стояли береговые и морские караулы, чтобы сразу же дать знать о появлении казаков. Степан Разин должен был сразу же попасть в тесное кольцо мощных крепостей, стрелецких полков, опытных боевых воевод. Но задираться с ним желания у Москвы не было. Пусть астраханский воевода договорится с казаками миром, пусть Стенька принесет повинную царю, и тогда будут прощены все его тяжкие преступления против государя. Царь дал новую милостивую грамоту казакам и направил ее в Астрахань. Кроне отпущения
