Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

Послание павшим за

Я верю, за правое дело вы пали.

Но что бы вы сделали, если б узнали,

Что блага, за кои вы жизни отдали,

В лапы хапуг и прохвостов попали?

Источники прогресса

Всякого рода мудрецы ищут источники социального прогресса на уровне, достойном их высочайшего самомнения. Производительные силы, кибернетика, мораль, религия, борьба... Бог мой, в какие только глубины они не опускаются, на какие только высоты они не забираются! Дух захватывает! А между тем все это — бред, утешение для бездарностей и снобов. Реальные источники прогресса просты и низменны. Что это? Например — свобода сексуальных отношений среди молодежи. Не среди взрослых — у них сплошной разврат, — а именно среди молодежи. У молодежи это — образ мыслей и действий. Надежные противозачаточные средства сыграли бы тут роль во сто крат более важную, чем диссидентские происки. Или, например, сокращение числа детей в семьях до одного или до нуля. Общество людей, вышедших из единственных детей в семье и избегающих иметь своих детей, будет принципиально отличаться от общества людей, вышедших из многодетных семей. Эгоизм, тщеславие, черствость, всякие комплексы... Вместе с тем слабая защищенность и легкая ранимость. Через три-четыре поколения это скажется решающим образом.

В этот момент в мои размышления хором ворвались Он, Логик и Восточник. Какой же ты наивный, закричали они.

Через три-четыре поколения твое общество из людей, вышедших из семей с единственным ребенком, просто утонет и растворится в обществе чукчей, бурят, эскимосов, чувашей, казахов, азербайджанцев и прочих выходцев с окраин страны и из внутренних провинций. А им потом потребуется по меньшей мере сто лет, чтобы дорасти до твоих проблем. Но скорее всего, они в этом направлении расти не будут. Они предпочтут здоровый коммунизм обществу утонченных неврастеников. В твоей идее террора все-таки гораздо больше смысла. Конечно, она не столь высока, как расчет на мораль, религию и кибернетику. Но она не так и низменна, как расчет на свободу секса и единственных детей-неврастеников. Надо только придумать что-нибудь очень простое, дешевое, сильнодействующее и контролируемое. Какой-нибудь вирус, действующий в короткий срок, в ограниченном пространстве и непередаваемый от одних людей к другим. Для членов ЦК и чинов КГБ можешь сделать исключение: пусть каждый из них сможет заразить по десять соратников.

Возможно, вы правы, соглашаюсь я (а к чему спорить из-за пустяков?!). Но все-таки прогресс произойдет сам собой и весьма прозаически. А что вы скажете по поводу распространения наркотиков? Наркотики вместо российского пьянства — это явно шаг вперед. Вот послушайте!..

Ответ павших

Не за то мы сражались, мы бы сказали,

Чтобы вы нашей жертвы плоды пожирали,

А за то, чтобы снова клинки засверкали,

За нами в атаку вы вслед поскакали.

Унылая проза

На сей раз меня самого взяли, и я не смог оказать сопротивления. Потом я Ее спросил, часто ли Ей приходится вот так брать мужчину на улице и часто ли бывают срывы. Она сказала, что брать приходится не часто, а срывов почти не бывает. Я сказал, что у нас (у мужчин) как раз наоборот: брать приходится часто, а срывы регулярны. Все дело в том, что мы (бабы) умнее вас (мужиков). Мы берем в крайнем случае и берем наверняка. А вы берете без надобности и кидаетесь не на тех, на кого следует. Мужчины заражены предрассудками. Им кажется, например, что чем беднее одета женщина, чем она старее, страшнее, тем легче ее взять. А нам не до предрассудков. А все-таки срывы и у вас бывают, сказал я. Бывают, сказала Она. У меня два раза сорвалось. Один раз на жуткого зануду налетела. С виду — приличный мужчина, семьянин. А оказался таким мелким сквалыгой, что вспоминать противно. Сначала долго выяснял, не возьму ли я с него денег, так как он не захватил с собой лишних и вообще не привык... Потом стал допытываться, не больна ли я венерической болезнью. Наконец, он согласился, а у меня пропало всякое желание. Он пытался меня изнасиловать. Я дала ему по физиономии. Потом я сдалась, а он уже не смог ничего сделать. Даже плакал, говорил, что первый раз в жизни попалась такая баба, а он... Просил адресок дать. А другой раз попался красивый парень, вроде тебя. Этот сам дал мне по физиономии, отобрал сумочку и часы, снял пальто и смылся. А ты не боишься, что и я окажусь таким же, спросил я. Нет, сказала Она. Я извлекла урок из того случая и теперь не беру с собой ничего ценного.

А взяла Она меня так. Я брел, погрузившись в свои мысли. Молодой человек, услышал я довольно приятный женский голос, перепихнуться не хотите? Я растерялся от неожиданности. Я не против, пролепетал я, но где? Здесь, в подъезде, сказала Она. Может быть, лучше зайдем ко мне, предложил я. Тут близко. У меня своя квартира рядом, сказала Она. Но квартира — унылая проза. Я предпочитаю в подъезде. Так романтичнее.

Мы проторчали в подъезде часа три. Разошлись по своим домам, не спросив друг у друга имени. Кто Она? И возник ли у нее вопрос: кто Он?

Жалоба живущих

Но так уж ведется, наверно, искони:

Закроешь глаза — машут гривами кони,

Откроешь — увидишь не саблю и шпоры, —

Столы и бумаги постылой конторы.

И нету врага, нету гнева огня,

Нет сабли, нет шпор, нет лихого коня.

О Боже, как это дерьмо надоело!

О, где ты скрываешься, правое дело?!

Все-таки логика

Представьте себе такую ситуацию, говорит Учитель. Верховный Совет принял закон, согласно которому граждане СССР не имеют никаких прав. Будет этот закон правом или нет? Формальные критерии тут не годятся. Мыслима реальная правовая ситуация без фиксирования ее правил в законах. И мыслима неправовая ситуация с законами. Правила морали могут быть записаны в виде особого кодекса. Так что право и мораль надо различать по каким-то иным критериям. И тут вы, между прочим, без логического анализа основных понятий не обойдетесь. Или, например, вы узнали, что ваш друг — иностранный шпион. Выдавать его или нет? Где тут моральный и где правовой аспект? Если власти узнают, что вам известно, что ваш друг — шпион, но вы не доносите, то вас привлекут к суду — это, очевидно, правовой аспект. Но отсюда следует, что властям и без вас известно, что ваш друг — шпион, и им ваш донос не требуется. И ваше молчание подлежит лишь моральной оценке. Если же властям неизвестно, что ваш друг — шпион, отсюда следует, что им неизвестно, что вам известно, что он — шпион. Если вам известно (или вам кажется), что властям неизвестно, что ваш друг — шпион, вы оказываетесь перед проблемой: что важнее — долг перед другом или долг перед обществом? Предпочтение тому или другому не есть вопрос ни права и ни морали. Это уже вопрос идеологии. Но входит ли тот или иной элемент идеологии в сферу компетенции права или морали? Например, согласно нашей идеологии, партия имеет целью построение коммунизма. Является ли правовой акцией навязывание этой цели всему обществу? Является ли нарушением норм права и морали отказ признать эту цель в качестве своей личной цели? Таких вопросов возникает великое множество. Вопросы неразрешимые, если искать ответы на них в истории общества, в истории права и морали, в современной практике человечества. Вопросы пустяковые, если искать ответы на них в логической обработке соответствующих языковых средств. Почему так? Да потому, что логическая обработка языка дает правильную ориентацию тем, кто наблюдает факты жизни, ищет их объяснение, выясняет перспе'ктивы и возможности общества и т. д. Первый путь — путь «разглядывания» предмета стоя к нему спиной и с завязанными глазами. Второй (языковый) — путь «разглядывания» предмета стоя к нему лицом и с широко раскрытыми глазами. Вот, например, наши диссиденты говорят о нарушении прав человека в Советском Союзе. Они судят так, как в первом из указанных случаев. А видящий суть дела человек скажет: здесь нет никаких нарушений «прав человека», ибо здесь нет самих этих «прав», ибо нельзя нарушить то, чего нет. Здесь происходит нечто другое, более страшное, но более обычное и нормальное, — недопущение к существованию индивидов, чужеродных данному социальному целому.

Мы наперебой говорим, что ужасно скучно заниматься логикой, к тому же — в неразработанном еще ее разделе. И что не так уж это важно. И что Учитель преувеличивает. Что есть некий уровень здравого смысла и т.д. Учитель берет со стола какую-то книгу и говорит, что в ней — прекрасный роман. Но попробуйте его прочесть! Мы передаем книгу друг другу. Мы не можем даже установить, на каком языке она написана. Не изучив этот язык, говорит Учитель, вы не прочтете эту книгу. Книга жизни лежит перед вами. Но она пишется на непонятном вам языке. И вы никогда ее не прочтете, не найдя ключа к этому языку. А ключ, увы, в скучной и еще плохо сделанной логике. Кто-то говорит, что, может быть, эту книгу и читать не стоит. Может быть, говорит Учитель. Это тоже решение.