Либеральный Апокалипсис - Сергей Чекмаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас вообще было много детских иллюзий. Мы с американцами вместе росли и учились, «тупого пиндоса» считали фигурой из анекдота и наивно полагали, что раз мы все такие клевые ребята и у нас такая дружба народов — это нормально.
Мы просто не понимали, что такое производство и как оно плющит человека вместе с его национальным менталитетом и местным колоритом, будь он хоть русский, хоть нерусский. Как пиндосит не по-детски. Загоняет в тренд кувалдой.
Не получилось на заводе дружбы народов.
Администрация Пападакиса тратила огромные силы на показуху — совещания, оповещения, доведения под роспись, месячники по улучшению, декады контроля и кварталы борьбы. Мы бы, конечно, на это плевали, если бы оно не доставало каждого. А ты что сделал для борьбы? А почему молчишь на совещаниях? А где ты еще не расписался?.. Дирекция пинала среднее звено, среднее звено пинало «русский менеджмент», а русский менеджмент, который обычно в таких ситуациях пинает балду — до того опиндосел и потерял всякий нюх, что с утра до ночи пинал рабочих.
А еще они, твари, все стучали друг на друга и на нас. Мелко и противно ябедничали.
Слегка оживляли пейзаж немногочисленные американские лузеры, отправленные прозябать в Россию, скорее всего, за алкоголизм. Им было уже настолько все до фонаря, что они бродили по заводу с опухшими мордами и ругали пиндосов. Иногда они трезвели и с мазохистским наслаждением включались в борьбу за эффективность. Или креативность, хрен редьки не слаще.
На словах у нас каждый боролся за эту муть. А молодым линейным инженерам вроде Кена и Джейн эффективность вообще снилась. И все это была громадная, в масштабах целой компании, психодрама: начальники делали вид, будто им важно наше мнение, а мы делали вид, будто поверили.
Рудимент эпохи, когда «командный дух» и «верность фирме» были не пустыми словами. Теперь это не сплачивало, а только разобщало. Больно смотреть, как взрослые люди учинили нелепую ролевую игру — и приучают к ней молодых.
И ладно бы они прикидывались добренькими. Хваленой американской толерантности в этих упырях почему-то не наблюдалось вовсе, зато нос задирать перед туземцами они умели еще как. Год от года борзеть получалось у них все лучше, и от реальности они отрывались все заметнее. Откуда их таких выкопали, а главное, зачем свалили это счастье нам на голову, я долго не мог сообразить, пока Кен не объяснил.
— Нечему удивляться, — сказал Кен, — они ведь ссыльные.
От изумления я немедленно выпил.
Когда заводом рулил отец Кена, здесь была почти демократия — ровно настолько, насколько демократия полезна на производстве. Дональд Маклелланд поднимал завод в полумертвом городе, в глубинке, где Америку считали врагом России, мировым жандармом, Содомом и Гоморрой, нужное подчеркнуть. Уговорить местные власти фирма могла на что угодно. Но реально опираться приходилось на живых людей, которые встанут к конвейеру. Дальше все зависит от тебя — как ты им понравишься, морда пиндосская.
Поэтому Дон сколачивал из рабочих и управленцев команду, где все друг друга уважают. В те дни «заводские» стали почти мафией и страшно гордились этим. Каждый мальчишка с Левобережья мечтал вырасти не просто «левым», а именно «заводским».
И слово «эффективность» не было тогда ругательством. Дональд не играл в это дело, а точнее, играл всерьез. Увлекал людей, внушал им веру, что они пришли на завод не тупо заколачивать рубли, а строить автомобили. Любить автомобили. И быть счастливыми. И кузнец этого счастья — ты сам. Даже если бегаешь со шваброй, потому что дать тебе гайковерт боязно. Но без твоей швабры на заводе настанет бардак. Значит, ворочать шваброй надо осмысленно. Придумай, как это делать лучше. Придешь — расскажешь, мы тебя наградим.
Дон Маклелланд не был пиндосом, и русские ему поверили. Да чего там русские, его харизме поддались даже американские раздолбай, коих Дон привез с собой за неимением лучших и по нежеланию брать пиндосов. Он готов был терпеть в команде эксцентричных типов, лишь бы не бюрократов и стукачей. Раздолбай в России опохмелились, огляделись и вдруг ожили. Они не квасили с утра пораньше, а бежали на завод со смелыми бизнес-планами в зубах. А штаб-квартира милостиво терпела эту понизовую вольницу. И утверждала смелые планы. И внедряла хитрые рацпредложения. Штаб-квартира ждала, пока эти дураки не раскрутят производство на всю катушку.
А дураки, не будь дураками, мечтали забацать в глуши образцовый завод-чемпион, отхватить кучу бонусов, прославиться и вернуться в Америку героями, научившими русских медведей крутить гайки лучше всех на свете.
Ну что, у них получилось.
Завод, получив сильнейшего пинка на старте, клепал «цитрусы» с дивной скоростью и волшебным качеством. Из города не вылезало телевидение, мы гремели на всю страну, к нам приезжал то ли премьер, то ли президент, кто их нынче разберет… Кончились хохмочки про «руки из задницы». Оказалось, русские все могут.
Инерции хватило на годы. Но атмосфера в коллективе портилась. Вскоре после запуска конвейера на полную мощность весь цвет старой управленческой команды уехал, кто обратно в Штаты, кто в Европу. Следом умотало немало русских, естественно — лучших. А на заводе воцарился мистер Джозеф Пападакис, за ним приперлись еще морды с фальшивыми улыбками до ушей, и началось что-то странное.
При Дональде русским понадобилось время, чтобы понять: улыбки американцев — не обман, это насквозь позитивные ребята, убежденные, что все будет зашибись, надо только вкалывать. В трудные дни американцы «держали улыбку», а улыбка держала их в тонусе, помогала выстоять. От одного их вида поднималось настроение. Их тут полюбили, черт возьми…
«Новые» американцы оказались какие-то неправильные: теперь настроение падало.
Совсем оно рухнуло, когда дирекция акклиматизировалась и развила бурную деятельность по имитации бурной деятельности.
— Ссыльные? — переспросил я.
— Конечно. Ссыльные, — повторил Кен. — Вот и лопаются от злости, и глядят на вас, как на дерьмо. Ваши наглые русские морды каждый день им напоминают, что они — пролетели. У них в обрез хватает мозгов это понять. За что их так наказали — это им уже недоступно. Отчего они злятся еще больше.
— Ну так кто они? Штрафники какие-нибудь? На грани увольнения?
— Ах, если бы… — Кен грустно улыбнулся. — Сам, что ли, не видишь, это обыкновенные пиндосы. Некоторые даже ничего. Пападакис вообще добрый мужик.
— Слишком мудрено для меня.
— Это просто менеджеры, которые переросли рамки своей компетенции. В Америке от них одни убытки, а тут — сплошная польза. Ты ведь не думал поднять ребят на забастовку против идиотизма? Естественно: они не поймут, зачем это — бороться с идиотизмом, когда вокруг сплошной идиотизм! И пиндосские закидоны они терпят, глядя на то, как опиндосел русский менеджмент. Им кажется, что все нормально. А эту дурацкую норму команда Пападакиса установила всего-то за несколько лет, у тебя на глазах. Очень полезны для компании наши пиндосы. Их только надо применять с умом…
Я слушал и боролся с желанием ущипнуть себя. Все стало ясно. Просто, как болт. И тем не менее, похоже на дурной сон.
Наши пиндосы глуповаты для высоких должностей. Они верные, они исполнительные, просто тупые. Вот их и шлют на периферию. Ведь Россия это огромный рынок, но сама по себе — второсортная страна, которая никогда не оторвет задницу от лавки, потому что ей собственная власть не позволит встать. Гиблое место. Посылают к нам тех, кого дешевле послать к нам, чем послать на три буквы. По доброй воле на Русь едут только поднимать производство с нуля, и обычно это авантюристы да пассионарии вроде папаши Маклелланда. Тут можно быстро и круто выдвинуться, а можно и задвинуться навсегда. Зато игра стоит свеч.
Но когда все налажено и пошло по колее, пассионариев надо поскорее отзывать и заменять пиндосами, которые хоть и тормознутые, как Пападакис, зато четко понимают, кто начальник, а кто дурак. Чего у пиндосов не отнять, они создают где хочешь устойчивую «пирамиду власти» и прекрасно договариваются с местными кретинами. А местные кретины скручивают туземных рабочих в бараний рог. Так достигается стабильность и управляемость. Штаб-квартира понимает это лучше всех, опыт накоплен огромный и сбоев не было. В фазе строительства завода тут нужны были американцы. В фазе эксплуатации — строго пиндосы. «Такие дела, Витя», как говорил американский классик…
Такие дела.
Встретили Пападакиса и его дрессированных пиндосов тепло, по-человечески. Дирекция ответила на гостеприимство месячником борьбы за дисциплину. У народа тихонько затрещал шаблон. Дисциплинка, конечно, хромала — никто перед начальством шапку не ломал. Разболтались туземцы. Привыкли, что менеджер первый здоровается, а лизнуть ему башмак — забывают. Непорядок.