Президент Каменного острова - Вильям Козлов

— Заберусь на сосну, погляжу, где они, — сказал я и поплевал на ладони.

— И я с тобой, — сказала Алёнка.

Я забрался на первый сук и протянул ей руку. Укрывшись в ветвях, мы стали ждать.

Скоро они пришли. Не медведица и медвежата, а Гарик и Сорока. Я хотел им крикнуть, что мы здесь, на сосне, но Алёнка приложила палец к губам: мол, помолчи!

— Теперь они смылись, — сказал Сорока.

Гарик переступил с ноги на ногу, потрогал рукой колено.

— На берёзу налетел…

— Ты видел её?

— Стояла на дыбах у дерева и слизывала муравьёв… В полсосны ростом.

— Это ты загнул, — сказал Сорока. — Таких медведей у нас не бывает.

— В общем, огромная…

— Я заметил её, когда стала лапой нос трогать.

— Ноги сами понесли… О берёзу стукнулся и только очухался.

— Первый раз увидел настоящего медведя, — сказал Сорока. — Я тоже побежал бы…

— Не побежал ведь?

— Слышал, как она чихала и лупила себя лапой по морде? Ей муравьи весь нос залепили, вот и не учуяла нас. А если бы медвежата закричали, — пиши пропало!

— Не надо было бежать, — думая о своём, сказал Гарик.

— Бывает…

— Я испугался, Сорока… — с трудом выговорил Гарик. — Струсил.

— В другой раз не побежишь, — сказал Сорока.

Они замолчали. Слышно было, как Гарик вздохнул. Под ногой треснул сучок.

— Куда же они, черти, подевались?

— Она тебе нравится? — спросил Гарик.

— В этом лесу и заблудиться можно, — сказал Сорока.

Гарик привалился плечом к сосне, и я увидел сквозь ветки его макушку. Сорока стоял у трухлявого пня и смотрел в другую сторону.

— Я как в первый раз увидел её… — сказал Гарик.

— Красивая девчонка.

— Тебе она тоже нравится.

— Чудак, — сказал Сорока.

Я взглянул на Алёнку. Она обняла рукой ствол и прижалась к желтоватой коре щекой. Я понял, что откликаться не стоит. Надо было сразу, а теперь поздно: скажут, подслушивали.

— С ней, понимаешь, можно по-настоящему… — продолжал Гарик.

— Можно, — сказал Сорока.

— Я знаю, ты ей нравишься…

— Перестань трепаться, — сказал Сорока.

Они замолчали. Потом Сорока сказал:

— Меня звал к себе погостить знакомый лётчик. Рыбачит у нас второй год. Понравилось. Это мы его сюда пригласили. Твоего отца хорошо знал, вместе воевали. Он вчера уехал… Да ты его видел: тот самый, который уху хлебал… Он живёт в Ленинграде.

— Славка должен приехать…

— Оставайся, — сказал Сорока. — А потом к лётчику поедем.

— Уеду я, — сказал Гарик.

— Ну и дурак… Живи у нас до школы. На острове.

— А ваш устав?

— Ты теперь наш…

— А Сергей?

Я даже дыхание задержал: неужели откажет?

— Коля за него поручился… — ответил Сорока. — И я тоже.

Они помолчали. У меня затекла нога, и я пошевелился. Вниз посыпались кора, но они ничего не заметили.

— Я думал, вы дурака валяете, а у вас вон что… И давно вы им помогаете?

— Вот оборудуем площадку для вертолёта…

— Летал с ними? — спросил Гарик.

— За волками раз охотились…

Гарик отломал от нашей ели нижний сук.

— Как ты думаешь, она ещё там? — спросил он.

— Ты про кого?

— Я подойду к ней… — сказал Гарик.

— Спятил?

— Я только посмотрю на неё.

— Здесь не зоопарк!

— Я подойду, — упрямо сказал Гарик.

Они посмотрели друг другу в глаза. Гарик сунул под мышку палку и пошёл к берлоге. Сорока смотрел ему вслед. Его лицо было освещено косым лучом солнца. Мне показалось, что он смеётся.

— Ты не найдёшь, — сказал Сорока. — Пошли вдвоём.

— Как хочешь, — сказал Гарик.

Когда они скрылись за деревьями, мы спустились вниз. Я взглянул на Алёнку. Она смотрела в ту сторону, куда ушли мальчишки. Я не стал её ни о чём спрашивать. А что, если Алёнке нравятся оба? Мне они тоже нравятся. Если уедет Гарик в Москву, я буду скучать. А без Президента сразу опустеет озеро. И остров.

Я слышал весь разговор и понял, что они теперь друзья. Эти так не похожие друг на друга парни. Сорока два года искал его. И вот нашёл. Я бы тоже хотел иметь такого друга, как Гарик. И такого, как Сорока. Они пошли в логово медведицы. А я ни за что бы не пошёл. На медвежат я бы не прочь ещё раз взглянуть, а на медведицу, которая ростом в полсосны… лучше не надо! А они вот пошли. И нет у них никакого оружия, даже перочинного ножа. А что, если на этот раз медведица их заметит? Или медвежата закричат?

Наверное, об этом подумала и Алёнка. Она схватила меня за руку и спросила:

— Ты ничего не слышишь?

— Думаешь, напала на них?

Мы прислушались. Из бора доносился негромкий треск, будто кто-то нарочно ломал сухие ветки. Закричала и сразу умолкла сорока. Кто-то два раза жалобно сказал: «Бьють-бьють, бьють-бьють!» — и умолк. Птица какая-то. Незнакомая. Я давно приглядывался к сорокам. Нравятся мне эти птицы. Не назойливы, как вороны, и гораздо красивее. А когда сорока через лес летит, — одно удовольствие посмотреть. Её полёт напоминает движение волны: вверх-вниз. Я люблю смотреть, когда сорока летит. А вдруг разъярённая медведица напала на них? Но сороки молчат. Когда опасность — они кричат. Я почувствовал, как мой страх перед медведем прошёл. Стоять под елью и ждать у моря погоды не было больше сил. Я перестал бояться медведицу. Схватив с земли толстый сук с острым концом, я побежал к лесу. Втроём мы как-нибудь отобьёмся от зверя. Зацепившись за корягу, я упал, но тут же вскочил и, не чувствуя боли, помчался вперёд. У деревьев я остановился перевести дух.

— Ты помнишь то место? — спросила Алёнка. Она бежала за мной.

— Найдём, — сказал я.

Мы услышали голоса. Меж стволов мелькнула клетчатая рубаха Сороки. Вот они вышли на открытое место, и я облегчённо вздохнул: оба целы и невредимы. И лица весёлые, словно только что вышли из цирка, где увидели весёлое представление. И мне немножко стало обидно, что я не успел добежать до берлоги. Пусть я бы не спас их, но постоял бы рядом с ними и посмотрел в глаза медведице. А потом вот так же, широко шагая, плечом к плечу с ними, возвращался из леса.

Алёнка смотрела на них. Она покусывала губы и хмурилась. Она тоже из-за них натерпелась страху.

Увидев нас, мальчишки замахали руками, заулыбались.

— Где вы были? — спросила Алёнка.

Они переглянулись.

— Искали вас, — ответил Гарик.

— Нас чуть медведица не слопала, — сказал я.

— Огромная такая… — стала рассказывать Алёнка. — Ростом в половину этой сосны… Подошла к нам, раскрыла пасть и сказала человеческим голосом: «Вы не видели двух дураков, которые хотят поиграть со мной в догонялки?»

— И ещё просила передать привет Кеше, — прибавил я.

— А она не сказала вам, что бродить по незнакомому лесу опасно? — спросил Сорока.

— Могли бы заблудиться… — добавил Гарик.

— Мы один раз попробовали, — сказал я. — Ничего не вышло…

Совсем близко закричали сороки. Одна из них, вереща, вынырнула из леса и перелетела через поляну. Президент проводил её взглядом и сказал:

— У медведей тоже может лопнуть терпение…

— Чего же мы стоим? — с тревогой спросила Алёнка.

— За мной, — сказал Сорока.

Глава сороковая

Отец и Вячеслав Семёнович сидят на крыльце и курят. Лариса Ивановна что-то ищет в багажнике «Волги». Машина стоит на старом месте. Но палатка не разбита. Утром они уезжают в Москву. Отпуск кончается. Заехали за Гариком.

— Ребята обидятся, — говорит Сорока. — Погости у нас.

Мы сидим на опрокинутой лодке, от которой всегда пахнет рыбой и гнилыми водорослями. Озеро раскинулось перед нами. Оно тихое сегодня, не шелохнётся. Паутинками разбегаются круги. Проворные жуки и пауки двигаются по воде. За камышами плавает гагара. Красивая птица. Большая, изящная, как балерина. Она близко не подплывает, боится нас.

— Славик тоже обидится, — отвечает Гарик.

— Я поговорю с ним? — предлагает Президент.

— По рулю соскучился… — говорит Гарик.

Я услышал песню. Лариса Ивановна наконец нашла, что искала, и запела, наверное, от радости. Она загорела там, на Рижском взморье. Стала ещё красивее.

— Человечек полетел в космос, — говорит Алёнка, глядя на остров.

Над соснами поднимается прозрачный шар с чёрным человечком. Президент спрыгивает с опрокинутой лодки.

— Меня вызывают, — говорит он.

У берега стоит лодка. Обыкновенная, деревянная. На ней к нам приплыл Сорока.

— А может, останешься?.. — спрашивает Президент.

— Я приеду.

— Когда?

— Пешком приду, как Сергей…

— Я должен быть на острове, — говорит Сорока. Он протягивает Гарику руку.

Мы смотрим ему вслед. Столкнув в воду лодку, прыгнул. Несколько сильных взмахов — и лодка за камышами. Президент поднял вверх весло. Прощается.