Наследник Робинзона - Андре Лори

— Если только эти злаки не произрастают здесь в диком виде, — заметил господин Глоаген. — Впрочем, вряд ли это так, потому что они чужды этому полушарию и вероятно были занесены сюда рукой человека; из этого следует, что эта земля или обитаема, или была обитаема цивилизованными людьми.

Вскоре новое доказательство явилось как бы в подтверждение этого предположения. Когда путники стали подниматься в гору, то были еще больше поражены, увидев прекрасные виноградные лозы, усеянные гроздьями ягод и насчитывающие, вероятно, около двухсот лет существования.

Тут же, без дальнейших рассуждений, Чандос, Кедик и другие молодые матросы принялись срезать эти гроздья в громадном количестве; все ели, сколько могли, и набрали с собой большие запасы.

— Воля ваша, а страна эта была некогда обитаема, но это было уже давно, так как ни один разумный человек не дал бы этой лозе достигнуть таких невероятных размеров, не собирая плодов… Очевидно, ничья нога давно уже не мяла этой травы.

Едва успел он произнести эти слова, как из ближайшей чащи бешеным галопом выскочило большое животное, напугав всех присутствующих.

— Дикий теленок! — воскликнул полковник Хьюгон, выскакивая вперед и, выхватив из рук первого попавшегося матроса ружье, вскинул его и спустил курок. Пуля попала за ухо, бедное животное тут же испустило дух. Оно действительно оказалось большим бурым теленком десяти-двенадцати месяцев. Что же касается его происхождения, то трудно было решить, дикий ли он или домашний, потому что по пушистой шерсти, похожей на шерсть дикой козы, его можно было отнести и к диким животным, а по формам и окраске — это был домашний бычок южно-американской породы.

Решено было пока оставить его на месте, а на обратном пути захватить и приготовить из него обед.

Вскоре высокие травы и кусты заменила сухая каменистая почва. Кругозор становился обширнее. Полчаса спустя путники были уже на вершине горы. Солнце уже зашло, но небо было чистое, и глаз обнимал обширное пространство в две-три мили в окружности, или вернее, в полукруге, так как с северо-западной стороны вид совершенно преграждала высокая гора.

Нигде ни малейшего признака присутствия человека — ни жилья, ни дымка, ни голосов. Но зато целые стада коз и баранов с длинной мохнатой шерстью, всякого рода птицы, преимущественно куриные; на заливе у того самого места, где теперь лежала шлюпка, вытащенная на берег, весело полоскались утки.

— Как видно, у нас не будет недостатка ни в мясе, ни в молоке, ни в птице, ни в воде… — сказал командир.

— Ни даже в хлебе, если захотим возделывать эти злаки!

— А я берусь изготовить прекрасное вино, если только у нас будут бочки! — сказал Комберусс.

Но вот командир, обводивший окрестность своей подзорной трубой, вдруг увидел узкую струйку дыма. Кто зажег там этот огонь? Туземцы ли, или друзья с «Юноны»? А если это туземцы, то безопасно ли заявить им о своем присутствии здесь общим ружейным залпом?

— Если это наши, — сказал полковник Хьюгон, — то мы сейчас же узнаем об этом по ответному залпу, если же туземцы, то что нам опасаться их? Тридцать семь человек европейцев с хорошим огнестрельным оружием без труда справятся с целой тысячей дикарей.

Итак, командир приказал своим людям встать в каре и затем скомандовал: «Пли!», и раздался общий оглушительный залп.

Эхо раскатилось и секунд двадцать отдавалось в ближайших горах.

Настало полнейшее безмолвие, показавшееся всем очень продолжительным, но длившемся, в сущности, всего несколько минут. У всех сильно бились сердца, и все с напряженным вниманием насторожились. И вот вдали раздался выстрел, за ним другой, третий, четвертый… Семь залпов ответили на залп командирской шлюпки: значит, из восемнадцати шлюпок уцелело еще семь. Сердца, забившиеся радостью при первых залпах, болезненно сжались, когда последний затих.

Что же сталось с остальными десятью шлюпками?

Быть может, их закинуло куда-нибудь подальше? Но это была только слабая отдаленная надежда.

Решено было немедленно спуститься к заливу, где легче было получить известия о своих.

По пути матросы срубили жердины и взвалили на них убитого теленка, а на другие — громадные грозди винограда, и к восьми часам вечера, когда день разом сменился ночью, друзья уже были на месте, на берегу залива, где и расположились лагерем; из парусов, жердей и весел соорудили тут же две палатки: одну маленькую, другую побольше. В первой расположились дамы, во второй — весь остальной наличный персонал маленькой колонии. Затем набрали достаточное количество сухого валежника, чтобы поддерживать всю ночь огонь и, выбрав четырех часовых, разделили людей на две очереди для смены караула.

Только капитан Мокарю добровольно остался сидеть у костра со своими матросами, да мистрис О'Моллой, лежа на мягком ложе, размышляла, вдова она или нет. Теперь, когда спасение ее мужа перестало уже казаться чем-то невозможным, она дала бы все на свете, лишь бы только он был жив.

ГЛАВА XV. Где мы?

На следующий день погода была прекрасная, залив как будто улыбался. С рассветом командир разослал с десяток матросов с приказанием собрать экипажи всех остальных шлюпок и назначил сборным пунктом южный скат горы, возвышавшейся всего в нескольких километрах к северу от залива; все части должны были собраться туда ровно к одиннадцати часам дня.

В половине десятого, позавтракав, вся маленькая колония с командирской шлюпки тронулась в путь.

По дороге всех немало удивил странный характер местной флоры и фауны. Все это были европейские виды, очевидно, вывезенные сюда из Европы и затем несколько видоизменившиеся и одичавшие. Здесь попадалась и свекла, и брюква, и морковь, и бобы, и горох, и латук, и цикорий, заросшие всякой травой. Были здесь и апельсины, и персиковые, и вишневые деревья, успевшие уже совершенно одичать.

Домашних животных и домашней птицы было так много, что можно было вообразить себя во дворе какой-нибудь французской фермы.

Когда путешественники подошли к скату горы, то им представилось еще более несомненное доказательство того, что страна эта была некогда обитаема цивилизованными европейцами. Они наткнулись на целую деревню, состоявшую из правильного ряда теперь уже обрушившихся и развалившихся домиков, частью бревенчатых, частью камышовых, плетеных на манер корзин. Большинство из них не имело уже крыш, но как внешний характер этих строений, так и внутреннее расположение помещения свидетельствовали о том, что они некогда были построены европейцами. Мало того, для большей несомненности один из матросов, заходивший в развалившиеся хижины, случайно наступил и поднял там глиняную кастрюлечку, всю растрескавшуюся, черную, закопченную, на которой, однако, опытный глаз господина Глоагена сразу увидел клеймо с надписью: Spottiswoode. London. Очевидно, англичане варили здесь свой пудинг.