Жестокое перемирие - Александр Тамоников

Дорофеев снова оступился. Андрей полетел в соседнюю канаву, выхватил гранату, куда-то швырнул. Глотая слезы, ненавидя себя, они бежали к лесу, ежесекундно ожидая пулю в спину.

В лесу все было нормально. Голуб и Рушило стреляли из-за деревьев короткими очередями. Ругался Зимин, подвернувший ногу. Горденко награждал оплеухами офицера-иностранца, сделавшего слабую попытку унести ноги.

Бронетранспортеры катили по полю. Костюк, пристроившись в борозде, стрелял короткими очередями. Он еще ухитрялся целиться и даже сбил с брони какого-то парня, замахнувшегося гранатой. На нее тот и упал, чем спас от преждевременной смерти своих товарищей. Взвились в воздух комья земли и сорной травы, фрагменты разорванного тела.

Рассвирепевшие солдаты стали стрелять. Все пространство вокруг Костюка украсилось фонтанами земли. Там словно дождь молотил. Несколько пуль попали в цель, распороли спину. Костюк вздрогнул последний раз. В следующую секунду по нему проехали колеса БТР.

Ополченцы стреляли из-за деревьев, крича от бессильной ярости. Хватит уже ни за грош терять товарищей! Еще один укроп повалился с брони, взмахнув руками. Силовики прыгали на землю, разбегались, залегали.

Транспортеры остановились. Толку от них в лесу не было.

Позиция ополченцев оказалась намного выгоднее. Они могли перебегать между деревьями, расстреливать украинских вояк в упор. Те начали отползать, злобно перекликались.

Офицер надрывал глотку, спрятавшись за броней:

– Никому не отступать, держать линию!

Но у ополченцев заканчивались боеприпасы.

Тут последовало еще одно неприятное открытие. По селу на подмогу укропам неслась, взлетая на ухабах, буро-зеленая БМД‑2. На броне никого не было, но что-то подсказывало капитану, что десантный отсек, рассчитанный на отделение солдат, набит не дровами.

Андрей отдал приказ отступать. Бойцы метнули по гранате, чтобы сдержать вражеское войско, потом побежали в чащу, петляя между деревьями. Натовского советника они волокли с собой.

Укропы не сразу сообразили, что их противник оставил позиции. Когда самые отчаянные подобрались к лесу, предварительно изрешетив его из всех видов оружия, ополченцы углубились в чащу метров на двести.

Они снова имели фору, бледный, но все-таки шанс. Люди задыхались, еле волочили ноги. Даже молодые выбивались из сил. Лес, по счастью, был относительно проходимым, деревья росли не часто.

Впереди блестел просвет. Где-то там находился город Ломов, опорный пункт ополчения, осажденный с трех сторон, подвергшийся жестоким обстрелам, но не сдавшийся.

Обессилевший Дорофеев прислонился к дереву.

Пуля обломала ветку над его головой, и он принялся жутко ругаться:

– Мать их растак, как они нас видят? Мы что, в розовых футболках?

– Пошли! – поторопил Андрей.

Ополченцы бежали тяжело, грузно. Зимин серьезно повредил ногу, хромал, терял скорость, закусил до крови губу. Ополченец не жаловался, но было видно, что он на грани. Горденко подхватил его под руку, Рушило – под другую. Таким вот неуклюжим трио они и вывалились на опушку.

Перед глазами бойцов дрожало и рябило большое поле, заросшее травой и вянущими цветами. За ним зеленел лес, но как же далеко, черт возьми!

Отчаяние вновь забралось в душу капитана. Не одолеть им это поле, хоть тресни, но ведь попытка не пытка.

Поле оказалось изрытым так, словно его недавно разбомбили. Ноги проваливались в ямы. Пыхтел Голуб, бежал, пригнувшись, набычившись, яростно сжимая кулаки. Фишер вновь отстал, и Андрей пнул его, придавая ускорение. Здоровяки Рушило и Горденко волокли Зимина с такой скоростью, что капитан едва за ними поспевал. Дорофеев задыхался, хватался за грудь.

Теперь позиция у ополченцев была самая что ни на есть невыгодная. Что и подтвердила автоматная пальба в спину. Солдаты выбежали из леса, устремились в погоню, а беглецы не прошли и половины дистанции.

Голуб с разгона влетел в глубокую канаву, прорезавшую поле. Он собрался выбраться с противоположной стороны, но чуть не попал под пули, ахнул и скатился обратно. В ту же канаву сверзился натовский инструктор и скорчился на дне. Потом туда повалились еще трое – Зимин, Рушило и Горденко.

Андрей обернулся, прежде чем запрыгнуть в канаву. Дорофеев сильно отстал, но вроде передвигался. Пулемет сполз с его плеча, волочился по земле. Какого хрена он нянчится с этой железякой? Выбросить к чертовой матери!

– Пашка, ты в порядке?

– Добегу, не парься, – пробормотал боец.

Под шквалом огня Андрей пулей полетел в канаву и услышал, как вскрикнул Дорофеев. Капитан приподнялся и увидел, что Дорофеев ничком повалился в глубокую борозду, лежал неподвижно, в какой-то искривленной позе.

Андрей вылетел из канавы и пополз к товарищу. Пуля свистнула за ухом, другая едва не оставила его без челюсти. Он плохо соображал, лишь почувствовал, как кто-то схватил его за ноги и поволок обратно. Сопротивляться было бесполезно. Он повалился в канаву, искры плясали перед глазами, трещала голова.

– Андрюха, не дури, очнись, – трясущимися губами проговорил Голуб. – Кому ты этим лучше сделаешь? Не изменишь ничего. Нам держаться надо.

– Я понял, Ленька. Все хорошо будет.

«Надо держать позицию. Сбежать из этой канавы уже не получится», – подумал капитан.

Ополченцы разошлись по канаве, заняли удобные позиции. Их осталось только пятеро. Рушило пробивал прикладом дыру в косогоре, делал амбразуру. Зимин куда-то полз, подволакивая ногу. Он нашел уютную выемку, принялся устраиваться там. Горденко невозмутимо разложил на обрыве оставшиеся гранаты, там же пристроил единственный запасной магазин.

У капитана возникло такое ощущение, что в спину наступающим украинским силовикам стрелял заградительный отряд. Их было десятка два, и они по-настоящему, «по-взрослому» шли в атаку. Различались серые от страха лица с каплями блестящего пота. Укропы стреляли, не целясь, передвигались какими-то зигзагами, низко пригнувшись.

Ополченцы ловили их в прицел.

– Не стрелять, – приказал Андрей. – Пусть поближе подойдут.

Укропы явно видели, что ополченцы засели в канаве. Их нервозность росла в геометрической прогрессии. Кто-то не выдержал, присел на колено, но грозный рык офицера, крадущегося сзади, заставил солдата двигаться дальше.

Первым не выдержал Голуб. Он точным выстрелом повалил украинского сержанта. Бедолага рухнул словно фанерный щит на полигоне. Остальные открыли плотный огонь.

Мычал на дне канавы натовский инструктор, угодивший в крутой переплет. Он даже не делал попыток подняться.

Силовики залегли, но двое их раненых остались корчиться и обливаться рвотой. Потом они начали бросать гранаты, но те не долетали до цели и не причиняли ополченцам никакого вреда.

Потом укропы бросились в атаку. Они падали один за другим, даже бронежилеты их не спасали.

Но у ополченцев почти не оставалось боеприпасов. Горденко вставил в автомат последний магазин, передернул затвор. Вдруг он упал на противоположную сторону канавы. Его взгляд остекленел.

– Василий! – ахнул Рушило, меняясь в лице.

Он исторг порцию отборной матерщины, схватил гранату, швырнул в оскаленные морды. До них оставалось не больше тридцати метров.

Солдаты залегли, и осколки пронеслись над их головами. Потом они поднялись и перебежали несколько метров.

Ополченцы тоже меняли позиции, чтобы долго не маячить на одном месте. Их осталось только четверо, но с задачей они справлялись. Теперь бойцы стреляли прицельно, короткими очередями, стремясь добиться максимальной эффективности огня.

Упал солдат с раскроенным черепом, второй схватился за простреленное бедро. Украинцы дрогнули, у них решительно пропало желание наступать. Кто-то попятился, начал отползать.

Офицер с безопасного расстояния надрывал глотку, орал, что расстреляет всех к такой-то матери.

Солдаты поднялись. В этот момент ополченцы и стали забрасывать их гранатами. Вспыхнула паника, в дыму заметались согбенные фигуры.

– Хлопцы, тикаем! – заголосил кто-то.

Это и решило исход схватки. Солдаты бросились назад. Офицер сорвал голос. Было слышно, как он палил из табельного «макарова», но недолго. Дальнейшая его судьба осталась неизвестной.

Патронов у ополченцев оставалось критически мало. Они расходовали их бережно.

Невредимых силовиков оказалось не больше дюжины. Они отползали все дальше, укрывались в канавах.

– Что, мужики, идем врукопашную? – пошутил Рушило, подмигивая воспаленным глазом.

– Да больно надо ноги сбивать! – заявил Голуб.

– А спорим, они больше не сунутся? – сказал Зимин, попробовал выбраться из канавы и тут же вернулся обратно.

Пули веером разлетелись над его головой.

– Но и мы отсюда не уйдем, – сделал резонный вывод Андрей.