Закат на Босфоре - Наталья Александрова

Вторая причина облегченного вздоха Акопа заключалась в том, что ему вовсе не хотелось ужинать с этим старым жуликом: у него были куда более приятные планы, сегодня он собирался провести вечер с очаровательной мадемуазель Жюли, французской шансонеткой… И очень рассчитывал, что дело не ограничится только ужином.

Выйдя из здания биржи, Акоп остановился на углу возле чистильщика сапог. Пока мальчишка махал щетками, он просмотрел свежую газету. Не найдя ничего интересного, бросил ее чистильщику вместе с монетой, купил у цветочницы гвоздику, которую тут же вставил в петлицу, и отправился к ресторану мосье Филиппа.

Настроение у него было отменное: он провернул удачную сделку, заработал на ней солидный куш. Впереди его ждал хороший ужин и очаровательная женщина…

Когда до ресторана оставалось всего два квартала, к Акопу подошел незнакомый господин с удивительно противным выражением лица. Такое лицо бывает у чиновников таможни, полиции, судебных исполнителей. Незнакомый господин приподнял шляпу и гнусным официальным голосом спросил:

– Господин Мирзоян?

Акопу ничего не оставалось, как признать очевидное.

– Пройдемте со мной, господин Мирзоян! Вас немедленно хочет видеть господин Кефаль-оглы.

– Кто-о? – удивленно переспросил Мирзоян.

– Высокочтимый эфенди Кефаль-оглы! – повторил незнакомец таким тоном, как будто у него спросили, где в этих диких краях восходит солнце.

– А этот ваш… высокочтимый эфенди никак не может подождать? Не-ет? – тоскливо осведомился Акоп, чувствуя, что прекрасный ужин растворяется в голубой дымке как мираж. При этих словах он вытащил из кармана достаточно крупную купюру и осторожно вложил ее в левую руку незнакомца.

Но этот омерзительный человек отдернул руку, как будто бумажка его обожгла, и едва ли не закричал на Мирзояна:

– Что это? Вы хотели дать мне взятку? Да вы знаете, чем это грозит?

– Я… не-ет, я просто ошибся… я хотел положить это в свой карман, но рука как-то сама… Не-ет!

На этот раз «не-ет» Акопа прозвучало как последняя мольба приговоренного к смерти.

– Может быть, – согласился незнакомец. – Я не настаиваю на своем обвинении, но мы сейчас же должны проследовать к высокочтимому Кефаль-оглы.

Затем, чтобы несколько смягчить произведенное впечатление, он сказал:

– Возможно, высокочтимый эфенди задержит вас не очень надолго. Он имеет к вам несколько вопросов.

Мирзоян обреченно вздохнул и поплелся вслед за этим отвратительным чиновником.

Они свернули с оживленной ярко освещенной улицы, прошли два-три квартала. Дорога пошла под уклон, дома вокруг становились беднее, улицы грязнее, люди малочисленнее и подозрительнее.

«Куда это мы идем? – подумал Мирзоян. – Все правительственные учреждения расположены наверху, в современных кварталах. И вообще, что за странный способ приглашения. Обычно к турецкому начальству вызывают повесткой, приносит ее полицейский или какое-нибудь другое официальное лицо, а здесь меня остановил на улице какой-то странный человек, я даже не спросил у него документов…»

Акоп остановился. Его таинственный спутник посмотрел на него удивленно и спросил:

– В чем дело, господин Мирзоян?

– Куда вы меня ведете? Неужели ваш высокочтимый начальник находится здесь, среди этих трущоб? Не-ет?

– Мы идем к нему наиболее коротким путем, – терпеливо, как неразумному ребенку, начал объяснять турок. – Кроме того, Кефаль-оглы пригласил вас на специальную квартиру, предназначенную для конфиденциальных встреч…

– Тогда, уважаемый, хотя бы покажите мне ваши документы! Не-ет? – выпалил Мирзоян, поражаясь собственной смелости.

– Конечно, – ответил незнакомец и полез во внутренний карман.

Мирзоян с интересом ожидал развития событий. Но вместо документа этот ужасный человек достал из кармана непонятный инструмент – что-то вроде сапожного шила, только очень длинного и хорошо заточенного. Мирзоян смотрел на этот инструмент широко раскрытыми от удивления глазами. Он даже не успел испугаться, только очень удивился и возмутился – что себе позволяют эти турки!

А «этот турок» прижал палец к губам, призывая Акопа Мирзояна к молчанию, огляделся по сторонам, убедился, что, кроме них, на улице никого нет, затем схватил Мирзояна за плечо и сильным неожиданным рывком развернул к себе спиной. Одновременно левой рукой он вонзил свое страшное оружие в затылок несчастному коммерсанту.

Акоп Мирзоян тихо ахнул, и свет у него в глазах померк.

Говорят, в последнюю секунду перед смертью человек видит всю свою жизнь, со всеми радостями и печалями, со всеми грехами и добрыми делами, но Мирзоян успел только подумать, что вряд ли ему удастся поужинать сегодня с очаровательной Жюли… Не-ет?

Хотя полковник Горецкий и мало спал предыдущей ночью, но явился он в полицию бодрым и свежевыбритым, как обычно. Тихим голосом пробормотав приветствие, Джафар Карманли протянул ему протоколы осмотра трупов проститутки и ее сутенера. Трупы хранились в леднике при анатомическом театре госпиталя святой Агнессы, так что не успели особенно попортиться. И нерадивые студенты тоже не успели на них попрактиковаться. Судебный врач, которому отдал приказ лично Джафар Карманли, расстарался вовсю. Осмотр был произведен тщательно, из подробного заключения, явствовало, что раны нанесены острым узким предметом, вероятнее всего – шилом, и таким же способом, как и при убийстве полковника Шмидта. К заключению был приложен его перевод на французский, сделанный любезно самим Джафаром.

Минут тридцать в кабинете стояла полная тишина – Горецкий изучал бумаги, а Джафар занимался своими делами. Наконец полковник откинулся на спинку жесткого стула, в который раз больно ударившись спиной, и произнес:

– Скажите, уважаемый Джафар-эфенди, вас ничего не настораживает в этом заключении?

– Меня давно уже настораживают все эти события, – спокойно ответил Джафар.

– Не будет ли нескромным с моей стороны просить вас еще раз взглянуть на оригинал заключения? Вы не представляете, как здесь, в Константинополе, мне не хватает знания вашего языка!

– Что вас интересует? – прервал излияния Горецкого Джафар.

– Вот тут, у меня возникла некоторая неуверенность… возможно, следует поговорить с врачом… дело в том, что удар сильный, резкий, нанесен умелой рукой, но несколько неправильный…

Пока Горецкий бормотал эти слова, задумчиво разглядывая бумаги, Джафар открыл дверь и крикнул что-то по-турецки полицейскому. Через несколько минут явился врач – низенький плотный турок с озабоченным выражением на лице. Переводчик не понадобился – Горецкий объяснялся с врачом, мешая греческие и латинские слова. После оживленной беседы выяснилось, что неправильность удара вполне могла объясняться тем, что преступник работал левой рукой.

– Но удар сильный и резкий, стало быть, предположительно преступник – левша, – констатировал полковник.

– Вряд ли это так уж меняет дело, – заметил Джафар, мановением руки отпуская врача.

– Но все же нужно взять это на заметку. Далее полковник Горецкий выправил в полиции бумагу, чтобы заручиться поддержкой любых властей в процессе расследования, выписал на листок адреса убитых и решил сам заняться неблагодарным и утомительным делом – ходить по всем этим адресам и расспрашивать свидетелей. Он не хотел никому этого поручать, потому что не очень-то доверял турецкой полиции – известно, что к русским она относится очень плохо. В переводчики он взял с собой мальчишку-курьера, который знал русский. Дед мальчишки был в свое время контрабандистом и однажды привез из похода русскую жену. Бабушка научила Керима русскому. В последнее время, когда в городе появилось много русских, Керим начал вспоминать бабку с благодарностью, потому что господин помощник начальника полиции обещал ему повышение, если он сумеет услужить русскому полковнику.

Первым полковник Горецкий решил посетить то место, где убили проститутку. Он руководствовался той здравой мыслью, что с момента двойного убийства прошло меньше всего времени и могли еще остаться какие-нибудь следы. Керим поморщился, взглянув на бумажку с адресом:

– Плохое место. Турки там не живут.

– А кто же живет? – удивился Горецкий.

– Так, – Керим пренебрежительно махнул рукой, – разные…

От здания полиции нужно было добираться долго. Трамваи ходили только по Пери, так что Горецкий взял извозчика. Взглянув на адрес, извозчик заартачился было, но Керим прикрикнул на него и заговорил быстро-быстро, показывая пальцем на Горецкого, делая страшные глаза и цокая языком. Извозчик хлестнул лошадь и всю дорогу молчал, только испуганно оглядывался на своего пассажира.

– Что ты ему сказал? – заинтересовался Горецкий.

– Сказал, что господин полковник – уважаемый человек, большой начальник и на допросах лично забил до смерти семь человек, – последовал невозмутимый ответ.