Плацебо - Ирина Фингерова

Приблизился к раковине и взглянул на указание № 2.

Сообщение гласило: «Пи́сать прямо здесь». Из стены вырастал стеклянный треугольник, на котором лежал грифельный карандаш и салфетки. Я присмотрелся: белые кафельные плиты сплошь были исписаны дрожащими буковками:

Мальчик искал свой голос,

спрятанный принцем-кузнечиком.

Мальчик искал свой голос

в росных цветочных венчиках.

Я перевел взгляд на соседнюю плитку и прочитал рецепт приготовления бананово-абрикосового суфле. Расстегнул змейку на брюках и помочился в раковину.

Между «Тут был я», «Секрет успеха – в отжимании на кулаках» и «Диаграммой, отображающей прирост прибыли в компании по аналитике прироста прибыли» затесался второй столбик.

Сделал бы я из голоса

колечко необычайное,

мог бы я в это колечко

спрятать свое молчание.

Застегнул молнию. Открыл кран. Цикл состоялся. Зажужжала стена, и стеклянный треугольник вместе с грифельным карандашом и салфетками исчез. «Пи́сать прямо здесь» иронично глядела на меня. Теперь, избавившись от избытка воды, я бы иначе поставил ударение. Но было поздно. Вместе со стеклянным треугольником исчез мой голос. Я не мог ни сказать этому кафелю что-то, ни заставить его умолкнуть, стерев чей-то голос.

Я пошел дальше. Зал тянулся и тянулся, я тянулся вместе с ним, и когда я почувствовал усталость и скуку от монотонности, от тишины, от неоправданных ожиданий, я увидел стеклянный стеллаж, занимавший всю стену. Дальше некуда было идти, и там предположительно должен был быть выход из зала, но выхода не было.

В ряд выстроились одинаковые банки с мутным коричневым содержимым внутри. Рядом с каждой банкой находился планшет, на экране которого красовалось имя художника и дата рождения. Я подошел к делу основательно и решил не упускать ни одной детали. Вот эта банка принадлежит Лилу Френду, филантропу, фтизиатру и фаталисту. Лидировал в рейтинге радости четыре года подряд! Средняя стоимость банки колеблется от тысячи до двух тысяч доброталонов. А вот эта банка под стеклом! На стекле следы поцелуев. Все ясно! Фанаты настолько яростно зацеловывали банку, что пришлось предпринять меры. Она принадлежит звезде рекламы цветочного магазина «4u», мускулистому и мускулинному Дил До. Банка известного ресторатора-патологоанатома Мэри Кри, наоборот, упала в цене после того, как она умерла совершенно скучной смертью и даже не позаботилась о своем постнатальном наряде. Я читал их истории, разглядывал банки и каждый раз удивлялся, что мутная коричневая жижа кажется величайшей абстракцией. Как же мне было стыдно от собственной поверхностности! Почему я не мог сразу разглядеть конфликт материальных и духовных ценностей, когда тряс в руках банку Джа Киви, человека, который отказался от доброталонов и десять лет жил на улице и зарабатывал на еду тем, что заставлял людей улыбаться. Он отказался от радомера и сам стал радомером. Как же мне было стыдно, что я не заметил буйства красок в банке Крины Стайл, женщины-ученой, которая изобрела мелатониновые краски для волос!

Последняя банка была пустой. Планшет лежал экраном вниз. Я поднял его, включил, и на пустом экране появились буквы: «Это ваша банка и ваша история».

Перед глазами всплыл коротышка-проктолог: «Все жуют, все переваривают, все создают. Но не всем больно. Хватит думать о том, какая судьба уготована вашему дерьму!»

Я был невероятно близок к тому, чтоб стать настоящим художником. Я чувствовал, что смогу… Признаюсь, иногда меня охватывала зависть, я чувствовал, как вся моя гниль вырывается из подвалов и летит к горлу, я чувствовал горечь на языке… Это очень самовлюбленно, но я смотрел на эти банки и думал, что я мог бы так же, что я мог бы лучше, а потом я читал биографии художников и понимал, что у меня нет на это никакого права. Я просто Соул, и моя банка будет просто банкой, даже если я навалю самую экстраординарную кучу на свете. Я стоял и смотрел на то, как плавает коричневая муть в стеклянных недрах, и на то, как эти проклятые доброталоны растут и падают, на то, как несчастные циферки слетают, как календарные листы, и миллионы людей надевают пенсне и ходят на аукционы. А я просто стою, смотрю, не знаю, где выход. Иду в обратном направлении, на меня пялится эмалированная раковина. Турникет не выпускает.

Я кричу: «Эй, выпустите меня, выпустите меня отсюда!»

Я даже не успеваю набрать в легкие воздух для нового крика, как появляется уборщик. В руках у него швабра, на груди – поле для игры в дартс.

– Вы хотите быть художником? – говорит он. Голос у него тихий, слабый.

– Очень.

– Я тоже, я тоже хочу, – говорит он.

Неожиданно для себя самого я плачу.

– Платка нет, – извиняется мой собеседник и протягивает мне швабру с натянутой на нее тряпкой, – чистая!

Он проводит карточкой по турникету, и я выхожу из зала.

– Если вы хотите быть рядом с искусством, – говорит он и делает паузу, – вы можете работать уборщиком. Ваша задача – поддерживать это место в чистоте. Во всех смыслах.

Я молчу.

– Все начинают с малого, поверьте! У нас один парень из уборщика стал другом настоящего художника, ему пророчат большое будущее… Ну же…

Я молчу.

Уборщик снимает с себя поле для игры в дартс и надевает на меня, сует мне какие-то папки, надевает кепку на голову.

– Вот и все, вот и славно, – бормочет он.

Я как будто парализован, я не понимаю, почему не говорю ему «нет».

– Теперь вы будете Уборщиком, пока не убедите другого человека! – Мой собеседник меняется в тоне, выпрямляется, его глаза лихорадочно блестят. – Я свободен, – кричит он, – я свободен! Вы не можете отсюда выйти, пока не найдете другого, слышите? Все дротики полетят в вас, слышите?

Я ничего не слышу. Я только вижу, как улетают черные ключицы Флор, и она смотрит на меня так…

Это больно. Больно.

Вальтурис ругается с камерами наблюдения, рассказывает, что я участник шоу, подходит ко мне, глядит прямо в глаза.

– Мне очень жаль, – говорит он, – что ты больше не участник шоу, – очень жаль.

Но рожа у него довольная, сальная.

– У тебя отличные рейтинги, парень. Зрители тебя любят, – ухмыляется, – за честность. Ничего не могу поделать. Мне так жаль…

Приходит охрана, его выводят. Он машет мне ручкой со своими холеными отполированными ногтями.

Я сажусь на пол, открываю папку и читаю список своих новых обязанностей.

Серия № 6. Шоу «Место»

Больше железа!