Ведется следствие - Кира Измайлова

— О, очень просто, — ответил Мягко-Жестоких. — Их нужно выгуливать, кормить… кстати, с кормом непременно нужно давать витамины и минералы, которые мухоборы обычно получают в естественной среде обитания, но которых нет в нашей пище… О, ну, конечно, побольше разговаривать с ними — так они лучше социализируются и впоследствии смогут легко отличать вас по голосу. Что еще… — Он задумался, поглаживая Цисси. — Ах да! Не ставьте вашу малютку в угол на ночь, она может принять это за наказание!

— На болотах, — встряла Каролина, — мухоборы ночуют так: взлетают повыше, цепляются клювом за ветку попрочнее и так висят, вытягиваются и распрямляются. Маленьким помогают подняться взрослые. Ну а здесь… наверно, можно класть мухобора на жесткую ровную поверхность.

— Цисси любит ночевать на вешалке, — доверительно сообщил Людвиг. — Правда… гхм… если у вас гости, лучше или предупреждать их, или выпускать девочку погулять…

— А питание? — спросила госпожа Кисленьких. — Насколько я помню, в дикой природе мухоборы сбивают жертву наземь, а потом становятся на нее и… м-м-м… медленно переваривают. Чем же вы кормите вашу питомицу?

— Я долго подбирал что-то, что пришлось бы ей по вкусу, — посетовал адвокат. — Господин Немертвых, вам тоже это предстоит! Рекомендую попросить у стюарда несколько кусочков мяса разных сортов, ваша Белла, вероятно, выберет что-то для себя, а список необходимых витаминов я вам предоставлю.

— Это очень любезно с вашей стороны, — заметил доктор.

— Что еще… — задумался Мягко-Жестоких. — Ах да, взгляните… Цисси, детка, проснись!

Он опустил руку на рукоять «трости», и вдруг по всей ее окружности вспыхнули рубиновые огоньки.

— Глаза, — пояснила Каролина, наблюдавшая за этим с детским восторгом. Дэвид же постарался отодвинуться подальше. — У мухоборов отличный кругозор! Кстати, видят они и в полной темноте…

— Цисси, Цисси, — мурлыкал адвокат, поглаживая свою питомицу чуть пониже «рукояти». — Ну же, скажи «а-а-а»…

— А-а! — невольно вскрикнул Дэвид, в чью сторону оказался направлен внезапно распахнувшийся клюв болотной твари, и даже шарахнулся. — П-простите.

— Цисси — воспитанная девушка, — поучительно произнес Мягко-Жестоких, — и ядом в соседей по столу не плюет. Во всяком случае, если я не попрошу. Не правда ли, прелесть моя?

Мухобор согласно щелкнул клювом и притушил яркие огоньки глаз.

— Клюв нужно чистить, — сказал адвокат доктору. — Это несложно, вы, я уверен, научитесь без труда.

— За чешуей, наверно, тоже нужно ухаживать? — спросила Каролина. — В болотах мухоборы обмазываются биомассой, а вовне для них слишком сухо…

— Конечно! — воскликнул Людвиг. — Чешую необходимо протирать и умащать… хотя бы детским маслом.

— Оружейное не подойдет? — спросил дотошный доктор, чем умудрился адвоката чуточку удивить.

— Полагаю, подойдет, — сказал тот, подумав, — но только когда Белла подрастет. Пока придется повозиться…

— Я думаю, это будут приятные хлопоты, — усмехнулся Немертвых и погладил своего мухобора с куда большим уважением. — Кстати, а какого действия у них яд?

— Самый разнообразный, — просветила госпожа Кисленьких. — Бывает нервно-паралитического воздействия, бывает — как кислота… Если я верно помню, мухоборы способны модифицировать состав яда в зависимости от собственных нужд.

— Или пожеланий хозяина, — добавил Мягко-Жестоких и улыбнулся как-то совсем уж неласково. — Помнится, как-то крайне понадобился анестетик… Знаете, господин Немертвых, иногда мне кажется, что Цисси понимает меня без слов!

— Не исключено! — авторитетно заявила Каролина. — Ведь это же детище болот, ничего удивительного в подобном нет!

— Благодарю за интереснейший рассказ, — произнес вдруг доктор и поднялся. — Надеюсь, вы извините меня? Мне… хм-м… должна прийти важная и очень срочная телеграмма, ну а затем я вновь присоединюсь к вам.

Он удалился, а Бессмертных и Мягко-Жестоких обменялись взглядами. К столикам первого класса даже самые важные, срочные и секретные телеграммы приносит стюард… если, конечно, доктор не собрался принять ее лично! Однако обсуждать это они не стали, заговорили о другом: сперва об Институте болот, потом о практике генерального следователя, и вот уже даже Дэвид осмелился вставить пару слов в беседу, а оперативники совсем освоились в высоком обществе…

Доктор же шагал по коридору к своему купе. Поезд замедлял ход, их ждала очередная остановка. Ничего необычного, не так ли?

Не так.

К чему предаваться самообману? Он ведь понял это, едва завидев наряд госпожи Кисленьких, так откровенно напомнивший ему о прошлом…

Да и разговор с господином городским адвокатом оказался странным — он коснулся тех воспоминаний, которые доктор Немертвых предпочитал хранить закрытыми на два замка, а замки — запертыми на три оборота каждый. Мухоборы… Он внимательно посмотрел на свою нежданную попутчицу.

Саму лекцию Мягко-Жестоких с комментариями Каролины доктор слушал вполуха, цепко фиксируя в памяти самое необходимое и вставляя подобающие реплики, а на самом деле размышлял совсем о другом. Читать в людях Немертвых умел (это был фамильный талант, благополучно развитый за годы службы) и теперь воспринимал почтенного юриста и его трость совсем иначе. Ну да, конечно… стесняющийся своего горячего и пылкого сердца рыцарь, скрывший свою мечтательность за доспехами прожитых лет и увесистыми томами справочников, прелестная в своей ледяной беспощадности Цецилия Черненьких, Снежная Королева каролевского скоросудия, ласкавшая тонкими пальцами латную перчатку!

В роскошном купе первого класса смешивались воедино реальность и легенда, правда и вымысел… это пугало.

А теперь предстояло выбирать самому.

Немертвых еще раз посмотрел на трость. Самочка мухобора не дремала, как обычно, рубиновые глазки поймали взгляд хозяина, и тому почему-то показалось, что Белла издевается — вполне в духе самоуверенных девиц, собирающихся загнать под каблучок бальной туфельки очередного потерявшего рассудок кавалера. Доктор едва заметно улыбнулся. Когда-то он тоже был влюблен…

Любовь с первого взгляда… Теодор Немертвых, случалось, слышал эти слова, читал, иронично кривил губы, но даже и предположить не мог, насколько это страшная вещь — когда все тщательно выстроенные и укрепленные барьеры рушатся, и ты просто не понимаешь, как можно жить иначе! В его случае все оказалось еще хуже — предмет его обожания был недостижимым идеалом и с легким недоумением взирал на него сверху вниз.

И никаких преувеличений: первый раз Теодор скис на половине штурмовой полосы, упал (заботливо нагруженный кирпичами ранец вдавил его в грязь полигона) и, сгорая от стыда, слушал, как госпожа полковник выражает свое неудовольствие мастер-наставнику Изуверски, время от времени тыкая лежащего кончиком хлыста, как нечто неодушевленное.

Другой бы на его месте написал прошение о переводе. Тем более, к «пожарным» Немертвых попал по ошибке: машинописная барышня, заполнявшая его личную карточку, грезила об амурных переживаниях в компании знойного рокового красавца… ну, совсем как в синематографе! Всего две ошибки, сделанные тщательно наманикюренными пальчиками, — и вот юный Теодор объявлен обученным рядовым, да еще прошедшим курсы заплечных дел мастера. Лишь две неверные цифры, а каков эффект!

Конечно, он был удивлен: плод счастливого союза семей Немертвых и Неживых искренне полагал себя продолжателем дела дедушки и батюшки, имел соответствующие договоренности… Да и вообще, хирурги широкого профиля были нарасхват, а потому оказаться в учебно-тренировочном лагере войск специального назначения… Нет, Теодор был не просто удивлен, а, скорее, ошарашен. Раздавлен. Смят. А после всего этого — доставлен (за шиворот) в кабинет полковника Любимых и… погиб. Окончательно и бесповоротно.

Случайность!

После краткого допроса госпожа полковник плотоядно облизнулась (Теодор задрожал и даже немного покраснел) и приказала вызвать сержанта Изуверски… У Беллатрисы Любимых было много оригинальных идей касаемо экспресс-обучения личного состава, а еще — неистребимое пристрастие ко всякого рода антинаучным штучкам, о которых предпочитали не распространяться за пределами узкого круга доверенных лиц. Стоит ли говорить, что сержант всецело разделял убеждения своего командира? Два незаурядных «багра» еще раз внимательно оглядели несчастного Теодора (тот воображал, как станет героем и принесет своей даме сердца авоську… нет, целый мешок голов поверженных противников и букет белых роз впридачу), и многозначительно переглянулись.

— У нас всего два месяца, Мартин, — промурлыкала госпожа полковник. — Могу ли я рассчитывать, что вы уделите этому юноше особое внимание?