Витязь - Алексей Витковский

Вспышка солнца на лезвии, дыхание врага, трава шуршит под ногами. Вот миг! Топоры взлетели одновременно. Змеей шипит распоротый воздух. Топорище в руках скользит как живое, норовит подсказать нужный удар. Лезвия замелькали, оставляя за собой сияющие полосы. Еще миг – и падут бездыханными изрубленные на части бойцы. Но, ловкие, оба целы. Ни царапины на них. Снова кружат, выжидая.

У Кукши длиннее руки, его удар достает дальше. Князь видит. Видит и то, что кожа весина суха. Тот не устал и устанет не скоро. Да и сам Ольбард еще свеж. Однако измотать противника не удастся… Снова мелькают лезвия. Коварный удар снизу, петля и сразу затем – сверху. Знакомо! Князь отклоняет первый, резко вздергивает оружие. Весин рычит – обух топора задевает его по пальцам. Отскакивая назад, он отпускает правую руку. Его оружие описывает дугу. Князь ныряет под удар, бьет навершием топора как копьем. В ребра! Будь это секира – пустил бы кровь, а так – дыхание сбил. Весин снова рычит. Тяжелый топор в его руках как пушинка. Град ударов! Князь отступает, отклоняя самые опасные. Теперь он знает, как победить!

Кукша зол, слишком зол на него! Еще пару раз зацепить, и ярость его взбурлит, как вода в походном котле. Тогда главное – выдержать натиск, и противник обязательно сделает ошибку.

Весин разошелся не на шутку. Его наскоки все опаснее. Ольбард ушел в глухую защиту, и со стороны, наверное, кажется, что враг побеждает. И, отразив очередной удар, князь вдруг понял, что так оно и есть. Враг побеждает! Он, Ольбард, вышел на бой, чтобы защитить свою честь, а Кукша – чтобы убить его! Ему наплевать на похищенную невесту – он хочет отомстить! А Ольбард пытается состязаться с ним в искусстве боя! Это ловушка! И он сам ее себе приготовил!

Что-то вспыхнуло в голове князя. По жилам промчался всепожирающий пламень. Ему почудилось, что кровь с ревом несется сквозь сердце, наполняя руки и ноги. И когда топор Кукши обрушился на него в очередной раз, Ольбард не стал уклоняться. Каким-то непостижимым образом он оказался совсем рядом с весским вождем. Его шуйца змеей метнулась вперед, перехватив топорище Кукши у самых рук. Сила удара бросила князя на колено. Но его собственный топор уже взлетел вверх, проскользнув в ладони до самого края топорища. Стократно умноженная этим мощь ринулась в лезвие. И с жутким хлюпающим треском вонзилась в широкий лоб Кукши…

Ольбард даже не сразу понял, что победил. Могучие руки весина продолжали со страшной силой давить вниз, хотя топор руса по самый обух сидел в его голове. Потом, как-то вдруг, тело Кукши поникло, отпуская душу, и он рухнул навзничь, запрокинув к весеннему небу жуткое, рассеченное пополам лицо.

Князь поднялся на ноги и невидящим взором окинул круг. Один из волхвов вскинул руки горе: «Боги судили!» Клич подхватила толпа. Весины молча вошли в круг, чтобы унести тело вождя. Смотрели без злобы – на Поле одна правда. Рус победил честно. Кто-то накинул на плечи Ольбарда полушубок, а его самого не покидало ощущение, возникшее в последний миг боя. Он почувствовал, как через ясеневое топорище в его ладони втекла сила врага…

– Почему же они не приняли мира? Ведь ты победил честно…

Ольбард пожал плечами. Занимающаяся на востоке заря высветила его чеканный профиль на фоне неба.

– Сила обычая. Вождем стал брат Кукши. Он не мог оставить старшего не отмщенным. Конечно, в мирное время родом правят старейшины, а вождь – на случай войны. Поэтому поначалу все затихло. Хотя виру за убитого они не взяли. Сказали, что по Правде за убитого на Поле вира не дается. Я знал это, но дары послал… Напрасно.

– Но зачем? – Савинов очень хотел разобраться во всех этих хитросплетениях. Ему было просто необходимо понять этих людей, чтобы то, что он хотел, стало реальностью. – Зачем им воевать с тобой? Разве они не знают, что ты сильнее? Разве рать им выгодна?

Князь одобрительно крякнул.

– Зришь в самую сердцевину! Войны всегда кому-то выгодны. Добыча, полон. В Цареграде затевают походы, чтобы отвлечь плебс – низких людей от сознания их нищеты… Но здесь иное. Весь – многочисленный народ. Но нет в нем единства и каждый из родов – сам по себе. Только в большую беду могут они собраться купно, да и то трудно будет им найти вождя, чтобы устроил всех. Война им невыгодна, но мир – хуже. Если соседи увидят, что род Выдры не мстит за убитых, – значит, он ослаб. Если так – сомнут, не оставив и памяти. И не посмотрят – что свои и языком, и свойством. Напротив, скажут – берем под защиту, мол… Оттого-то и не хотят мириться.

– А если предложить им союз?

– Добре мыслишь, однако! Думал об этом. Брата Кукши снова я убил. Теперь вождем его сын. Пока он глава Выдр, – быть рати между нами. Конечно, им вертят старейшины, – знать, они и преграда. Перебить их – только восстановить против себя остальные роды. Но можно убедить их – что союз выгоден.

– Как?

Ольбард усмехнулся:

– Разбить их вдребезги. Они ослабнут, станут беззащитны – тут и предложить союз.

– Особенно если, – произнес Савинов, чувствуя себя поганцем, вроде кардинала Мазарини, – после поражения натравить на них, скажем… мерян.

Князь в упор посмотрел на него:

– Нет, Александр, не зря у тебя ромейское имя. Они, ромеи, любят воевать и побеждать чужими руками. Иногда не глупо у них поучиться сему…

Он отвернулся, следя за рекой, и добавил, будто в раздумье:

– Знаешь, думается мне, если не погибнешь ты по глупости, недолго тебе быть простым воином… Светает уже – шел бы ты спать.

Сашка слегка ошалело кивнул и направился к своему месту. «Вот и поди пойми – то ли дурнем назвал, то ли похвалил…»

Глава 17

Медведь

…Дядюшка Владимир, князь стольно-киевский!

Дай-ка мне прощеньице-благословленьице

Повыехать в раздольице чисто поле,

Поотведать мне-ка силушки поганого…

Еще несколько дней лодьи шли вверх по реке, оставляя по правую руку от себя Ветреный Пояс. Этот кряж из поросших лесом невысоких гор тянулся вдоль Онеги на многие сотни километров, начиная от самой Онежской губы. Савинов помнил еще по полетным картам, что максимальная высота кряжа всего-то 344 метра. Но отсюда, с реки, горы смотрелись могучими и суровыми.

На третий день после памятного разговора с князем лодьи достигли места, где в Онегу впадала полноводная Моша. Перед этим им еще раз пришлось преодолеть волок на пороге, образованном отрогом Ветреного Пояса. По берегам все чаще стали встречаться небольшие заимки и деревушки. Иногда они были словенские, иногда весские. Лодьи приставали к берегу, но нигде не оставались надолго. Ольбард спешил домой.

Оставив устье Моши слева, лодьи русов пошли по Онеге дальше. От Храбра Савинов узнал, что князь выбирает самый короткий путь. Изначально можно было пойти не по Онеге, а по Северной Двине, от нее по Сухоне до Кубенского озера, там волоком – в Шексну и по ней подняться до Белоозера. Но такой путь едва ли не в пять раз длиннее. А так они поднимутся по Онеге до озера Лача, на котором стоит малый градец, оттуда по небольшой речушке до волока, что ведет в реку Водла, которая течет в Онежское море. Из Онежского моря же, по Ковже – прямо до Озера Белого. Но князь уже смотрит дальше. Он строит большой волок из озера Воже, через болотистую низину к реке, что впадает в Кубенское озеро. Тогда можно будет прямо идти по Онеге через озеро Лача до Воже, оттуда в Кубенское и на Шексну. Именно там проходит большой торговый путь, по которому везут свои товары арабы и хузары. Тогда китовый воск, клыки моржей и пушнина с беломорских промыслов будут добираться до торга гораздо быстрее…

На одной из стоянок, когда русы выволокли лодьи на прибрежный песок, к Савинову подошел Хаген. Молодшие в это время разбивали лагерь, и Сашка с интересом наблюдал, как трое или четверо из них ставят шатер. На его памяти это было впервые.

Откуда-то из-под скамей для гребцов извлекли здоровенный кожаный тюк и распаковали. Вслед за ним выволокли четырехметровое гладко оструганное бревно, изукрашенное затейливой резьбой. Сашку оно давно интриговало своим непонятным предназначением. Оказалось – это центральный столб для шатра. По всей длине его покрывали суровые, искусно вырезанные человеческие и звериные лики, геометрические узоры и сплетения трав. Судя по всему, он был очень старый и им пользовалось уже не первое поколение. В нескольких местах на разной высоте в дереве столба торчали вбитые бронзовые штыри. Похоже, они предназначались для оружия и доспехов, а сам столб – призван заменить собой всю колдовскую силу, что заключалась в устройстве жилого дома. Эдакий концентрированный оберег, квинтэссенция бытовой магии, изготовленный с тем, чтобы походный дом защищал и хранил не хуже обычного. И на первый взгляд вся эта штука больше напоминала индейский тотемный столб, чем славянского кумира…