Боги Стикса - Ирэн Рудкевич

— Молодец! Займи его! Что там Мыш? — раздался одобрительный голос Барракуды.

Шпилька, занятая стрельбой, не стала отвлекаться на ответ. И чуть не пропустила момент, когда над волнами появилось то, что все вокруг называли Кракеном.

Сначала это выглядело, как внезапно усилившиеся волны. Потом волны забурлили, закручиваясь в водовороты. «Мурену» ощутимо качнуло, и Шпилька, не привычная к качке, точно потеряла бы равновесие, если бы не держалась за КПВТ.

Сначала из воды высунулось щупальце — примерно такое, как в любом современном фильме про пиратов. А вот от вида того, что вылезло следом, волосы на голове у Шпильки встали дыбом.

Это чудовище больше походило на аналог Франкенштейна, собранного из кусков человеческих тел. Вот только куски, да и тела целиком, из которых состоял Кракен, принадлежали обитателям морских глубин. Шпилька успела разглядеть дельфиний хвост, вросший в тело кита, шевелящихся угрей, бесчисленное множество моллюсков с раковинами и без, рыб, крабов и даже кораллов.

И всё это, соединённое в нечто, отдалённо напоминающее осьминога-переростка, непрерывно шевелилось само по себе.

Кракен, ещё только начав подниматься из воды, уже приступил к бою. Одним из щупалец, где между мидиями, налепленными на манер брони, виднелись вполне себе осьминожьи присоски, он потянулся ближайшему катеру нолдов.

Те, понятное дело, врубили свой лазер, но его луч бессильно скользнул по Кракену, оставив лишь неглубокие отметины там, где чудовище не было прикрыто раковинами. А затем Кракен ударил, просто вбивая нолдовский катер в воду.

Над палубой «Мурены» разнёсся победный клич. Ему вторили голоса с других кораблей. Но чуйка подсказывала Шпильке, что если бы это чудовище было непобедимо, Барракуда не стала бы жертвовать ни кораблями, ни людьми.

Второй нолдовский катер ещё издалека врубил лазер, а над обтекаемой башенкой показался ствол чего-то ну о-очень крупнокалиберного. Но разглядеть, что это и как будет атаковать, Шпилька не успела, потому что над всё той же башенкой вдруг поднялась в воздух человеческая фигура и, изобразив из себя биологически активный истребитель, ринулась к «Мурене».

И уже в следующую секунду на палубу корабля под завывания Кракена и треск лазеров приземлился нолд собственной персоной.

Глава 33

Несправедливость жизни

— Какого чёрта ты молчал, урод цифровой?

Гнев, с которым Шайтан обрушился на Жнеца, был полностью справедлив. В предыдущие их встречи Жнец выдавал информацию крайне дозированно, темнил, исчезал в самый ответственный момент. Но сегодня он, наконец, решил побыть честным — наверное, исключительно ради разнообразия. И на Шайтана обрушилась такая гора информации как о Континенте, так и о Стиксе в целом и богах, что у майора перехватило дыхание от масштаба происходящих событий.

Но одновременно с наступившей ясностью пришло понимание, что Жнец утаил от Шайтана столько важного, что, фактически, просто бросил на произвол судьбы. И принялся наблюдать, решая, достоин ли Шайтан стать частью команды, собираемой на Континенте для борьбы с возомнившими о себе невесть что богами.

А с пониманием, понятное дело, накатила ярость.

— Понимаю твоё возмущение, — невозмутимо проронил Жнец, сидя на диване и глядя на злобно вышагивающего перед ним Шайтана. — Но боги — не иммунные, не боты и даже не нолды. Они неизмеримо сильнее и коварнее. И взять в команду человека, не способного и не готового морально им противостоять, означает обречь на совершенно бессмысленную смерть как команду, так и его самого. На окончательную и бесповоротную смерть без возможности возрождения, пусть даже такой, какая представилась мне. Спросишь, зачем я вообще тебя сюда отправил? Во-первых, это было твоё собственное волеизъявление, а во-вторых… Во-вторых, в качестве обычного иммунного у тебя есть все шансы прижиться на Континенте и без меня. Ты бы слил ещё с пяток жизней, пока разобрался бы, что к чему. Встретил бы других иммунных, добрался до стаба, влился в какую-нибудь команду — с твоими навыками это легко сделать, а нулёвок, как и свежаков в Улье, тут сильно обижать не принято. Кроме того… Впрочем, нет, это ты поймёшь и сам, когда дорастёшь до десятки. Описанное моими устами, твоё прошлое может быть понято превратно тобой же самим, поэтому давай дождёмся, пока память сама дефрагментируется.

Шайтану крыть эти аргументы было нечем. Получение вожделенного первого уровня никак не приблизило его к пониманию, кем он был в том самом Улье. И, надо признать, касаемо этого вопроса Жнец был категорически прав — Шайтан хотел вспомнить себя, а не услышать о себе от других. Возможно, подспудно опасался показаться самому себе редкостным моральным уродом.

И это злило ещё сильнее.

— Допустим, — едва сдерживаясь от того, чтоб не впечатать кулак в бесяче-спокойное лицо Жнеца, заскрежетал зубами Шайтан. — Ну признал ты меня годным, и что дальше? Набрал я первый уровень, а всё равно как был нулёвкой, так и остался. Толку от меня.

Кулак, оставаясь разжатым, чесался всё сильнее. Вот только уменьшать с таким трудом набранную гуманность майору не хотелось, а Жнец, к сожалению, не был флаганутым — по местной терминологии это означало, что человек с положительной гуманностью первым проявил агрессию, и штрафы за его убиство Система начислять не будет.

— Пока — примерно столько же, сколько от Шпильки. То есть, никакого толку. Сейчас мы посмотрим, что ты успел набрать с заражённых, найдём этому применение и двинем в один стаб на побережье. По дороге постараемся немного тебя прокачать. А там уже ты встретишься со Шпилькой — она, я думаю, к этому времени тоже успеет поднабрать очков.

— Ах да-а, Шпилька, — растянув губы в зловещей ухмылке, протянул Шайтан. — Её ты тоже бросил на произвол судьбы, чтоб посмотреть, годится ли она? Или, наоборот, берёг, как зеницу ока?

— Даже я не могу быть одновременно в двух местах, — качнул головой Жнец, и Шайтану в его голосе почудилось нечто, похожее на сожаление. — Шпильку я вёл с Улья, с тех самых пор, как боги открыли на неё охоту. Конечно, она сейчас — главная моя забота. Но как минимум один раз мне пришлось бросить её ради того, чтоб помочь тебе. И именно в этот момент с ней случилась беда.

Всё, что помнил нынешний Шайтан о Шпильке — это лицо. Но ярость, которую пробудил в нём разговор со Жнецом, при упоминании беды усилилась многократно, и майор сам не понял, как снова сумел сдержаться и не наброситься на Жнеца.

— Ты!.. Ты!..