Осколки света - Джоанн Харрис

Не забывайте, мне было всего семнадцать. Что я понимала? Откуда мне было знать, что мой поступок разрушит столько жизней тридцать лет спустя? Я знала лишь одно: я умею петь, Берни – нет, а ее парень играет в группе и ищет солистку…

2

Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):

Суббота, 16 апреля

Завтра пасхальное воскресенье. Данте не приедет, нечего и надеяться. Пасха принадлежит моей матери, потому что я больше с Богом не разговариваю. Я только поздравляю ее и сына по телефону перед тем, как они уйдут в церковь. Данте по телефону общается сухо и деловито, как страховой агент. Помню, как он совсем маленьким искал шоколадные яйца в саду. Помню круглое румяное личико, помню восторг, когда удавалось найти яйцо. От того мальчика ничего не осталось. Я его не узнаю.

Мартин раздал все вещи Дэна, когда сын уехал в колледж. Не осталось ни игрушек, ни коньков в глубине шкафичка для обуви, ни пары детских ботинок в коробке от швейной машинки. Словно он здесь и не жил. Словно то был чужой сын. А моя мать радуется, как кошка, объевшаяся сметаны. Чуть ли не мурчит.

– Мы за тебя помолимся. А потом, наверное, заглянем к Кэти с Лукасом, ребятишек их увидим. – Мама никогда не упускает случая напомнить, что Кэти осталась с семьей. Что у нее двое детей младше Дэна. Что у нее много друзей и местные ее любят. «Добрую католичку всегда ждут дома», – так говорит моя мать. Надо лишь покаяться, и можно причащаться. Только как покаяться в том, что даже словами не описать? И кому? Дом божий полон тайн и лжи, как дом любого негодяя.

– Что делаешь на Пасху?

– Да как обычно.

– Ясно. Тогда приезжай.

– Ну, может, на следующий год… – Мы обе знаем: я не приеду. – Кстати, мы в июне собираемся на север. На вечер встречи выпускников.

– Да, Лукас говорил. Что наденешь?

– Не знаю, мам. Пока не думала.

Опять ложь. Я об этом подумала сразу, как увидела приглашение. В голове сплошные коктейльные платья и пышные юбки.

– Только обтягивающее не надевай, тебе не идет.

– Что-нибудь подберу, мам.

– Ладно. Светлой Пасхи!

Я поспешила в «Буфетную Присциллы», спасаясь от ожиданий Мартина. На Пасху я всегда готовлю особый обед: запеченного ягненка с гарниром. Часами стоять у плиты, пока Мартин с Вуди смотрят телевизор? От одной мысли злость берет. Когда Мартин с Вуди, он меня замечает, только если ему что-нибудь нужно или он хочет отпустить какую-нибудь шуточку. Другой Мартин, которым он становится в присутствии Вуди, подчеркнуто не обращает на меня внимания. Настоящий Мартин – тот, которого знаю я, – говорит со мной в кровати или когда Вуди нет рядом. А при друге муж грубит, кладет ноги на мебель, не убирает за собой посуду. На днях я это упомянула, когда убирала полупустую пачку чипсов из тортильи, оставшуюся еще с прошлого вечера, а Мартин только покосился на Вуди и закатил глаза.

– Слушаюсь, мамочка.

Он пошутил, знаю. И все же поднялся опасный огонь. Я покраснела до корней волос.

– Я тебе не мамочка, ясно?

Понимаю, на меня не похоже. Я редко срываюсь. Я уж испугалась, что Мартин разозлится, но Вуди засмеялся, и Мартин тоже. Я пошла на кухню за стаканом воды под их смех, столь же неприятный, как чьи-то шаги за спиной среди ночи. С тех пор Мартин со мной холоден. Наверное, считает, что я его унизила. Вот я и не купила продуктов, а бронировать столик на воскресный обед уже поздно. Меня грызет совесть.

Что ты за хозяйка такая? – упрекает внутренний критик. – Ты должна следить за домом. Быть хорошей женой и матерью. А ты часами пропадаешь с подругами. Я тебя для этого вырастила?

Сегодня сомнений нет: голос принадлежит моей матери. Она занимается выпечкой для завтрашнего праздника. Яблочный пирог с кардамоном, пасхальный торт симнель, обожаемый Данте пирог с патокой. А на обед будет ножка ягненка с розмарином и чесноком, поданная с зеленым горошком и печеным картофелем, и вдобавок домашние соусы – овощной и мятный.

Ты должна быть с нами. – Ее голос занозой впивается в мозг. – Должна быть с семьей, а не шляться в одиночку и наживать неприятности своими опасными выходками.

Я отправляю ее в «комнату тишины». Надолго она там не останется, но разговор с Айрис должен помочь.

В «Присцилле» посетителей не было; Айрис сидела за столиком с чайником и маффинами. Рядом заряжался ее телефон.

– У меня перерыв, – объяснила она. – Садись. Маффины и чай за счет «Присциллы».

Я села и взяла одну штучку.

– Ты не представляешь, как они кстати!

– Вуди паскудничает?

Я пожала плечами.

– Похоже, это заразно.

– Ну и пошли они оба.

Иногда я завидую Айрис. В ее мире все устроено куда проще, чем в моем. Мужчины делятся на две категории: нормальные и козлы. С женщинами еще проще: сильные и слабачки. Она работает, выходит развеяться, выглядит шикарно за небольшие деньги, читает комиксы, играет с морской свинкой, смотрит фильмы и пьет много текилы. Проблемы решает удивительно легко: «Пошли они оба. Давай закажем крылышек». Не хочу показаться надменной, но Айрис не замечает тонкостей жизни. Честно говоря, приятно для разнообразия побыть с человеком, который тебя не осуждает и не раздувает из мухи слона.

– Найди себе любовника помоложе. Для своих лет ты неплохо выглядишь…

– Уй, обидно!

– Я серьезно. Правда, хорошо выглядишь. Тебе бы приодеться…

А я-то сегодня как раз нарядилась! Конечно, не в «бабулин шик», как у Диди, но джинсы были по фигуре, и свитер более-менее напоминал кашемировый.

– А что не так?

– Бедная ты, бедная! – рассмеялась Айрис. – Сходи как-нибудь со мной за покупками. Обнови гардероб. «Бабулин шик» не для тебя. Если, конечно, хочешь кого-нибудь закадрить.

Она глянула на экран телефона и вдруг улыбнулась.

– С ума сойти! – Она толкнула телефон в мою сторону. – Погляди на него. Раздает все свои вещи. Этой девушке отдал «Ролекс»…

Я посмотрела на маленький экран. В «ТикТок» выложили видео с бездомным у дороги. Только никакой он не бездомный. Он не просит денег, а раздает. Сидит на тротуаре, скрестив ноги, и бросает деньги прохожим. Кто-то в недоумении спешит прочь, кто-то нерешительно останавливается.

«Берите», – прочитала я по губам. На видео наложили веселую песню, не подходящую искреннему лицу бездомного. Кто-то берет у чудака купюру и проверяет на солнце. Кто-то берет часы.

«Благослови вас Бог», – говорит парень. Глаза его сияют благодарностью.

– Что думаешь? – спросила Айрис. – Сумасшедший миллионер? Самопиарщик? Религиозный фанатик?

Я покачала головой. Видео в плохом качестве, но я все равно узнала парня. Видела его несколько дней назад в пабе, когда сидела с подругами из клуба. Теперь вместо костюма на парне футболка с джинсами, а на лице – беспокойство.

«Возьмите. Берите-берите», – говорит он, раздавая деньги прохожим.

Я испуганно поглядела на Айрис.

– Ты чего?

– Я его знаю.

– Да?

Я кивнула.

– Это Джослин Мур. Он раньше встречался с моей подругой.

– Ты его проучила! – Я покачала головой, но Айрис радостно продолжила: – Не отнекивайся. Так и знала, Берни! Ты его проучила, причем хорошенько! Что он натворил? Изменил ей? Она беременна?

– Тсс, Айрис! Пожалуйста, не…

– Да не бойся! Тут никого нет. – Она ослепительно улыбнулась и налила мне чаю. – Берни, ты золото! Молоток! Героиня!

Я в очередной раз попыталась объяснить. Куда там!

– Крошка! Обязательно сделай так еще. Это же возмездие! Они думают, что тут самые главные, а ты можешь забраться к ним в голову! Представь, на что ты способна, если постараешься! Можешь подобраться к козлу, который сидит в десятом доме[31]. Или к козлам в Техасе, которые хотят запретить аборты. Или к тому козлу из России. Или к другому, в Южной Америке. Да я тебе список составлю!

– Айрис!

– Знаю-знаю. Но будь у тебя возможность – неужели не попробовала бы?

– Нет, Айрис!

– Как хочешь. Иногда клятвы надо нарушать.

Я улыбнулась в ответ, пряча тревогу. Уже слышала эту фразу и видела эту ухмылку. Конечно, фраза известная, да и слова обычные, и все-таки… Много ли двадцатидвухлетних девушек говорят «крошка», «козел» или «молоток!»? Возможно, частица Вуди застряла в Айрис, как осколок зеркала. Уже который раз я гадаю: что еще я поменяла в Айрис, когда меняла их с Вуди местами?..

3

Вторник, 19 апреля

Сегодня утром звонил Данте. Он приехал с цветами; на его лице слегка виноватое выражение, как всегда бывает после поездок к моей матери. Разумеется,