Моя любимая Эми. История о том, как я дважды потеряла свою дочь - Дженис Уайнхаус

«Я так тобой горжусь», – ответила я ей.

Эми прижала меня к себе, подойдя к микрофону, но в последний момент она склонилась ко мне и выдала: «Я понимаю, что выиграла, мам, но я не знаю, что сказать».

Я прагматично посоветовала: «Сохраняй спокойствие и поблагодари всех».

Она взяла себя в руки. Во время ее обращения к аудитории я встала рядом с ней, а она держала мою руку – прямо как в детстве.

«Грэмми» была вершиной, и к концу вечера Эми взяла пять наград. Один огонек загорелся вновь. Этого хватило, чтобы я смогла вновь с надеждой взглянуть в будущее. Я вспоминаю тот вечер с чувством надежды и душевной легкости. В тот момент мы воссоединились. Эми вновь, хоть и на короткое время, стала моей малышкой. Если бы я только могла вернуть хотя бы секунду того времени. Мне было бы достаточно лишь прикосновения к ней.

Тем февралем, сразу после «Грэмми», Эми вновь переехала в Джеффрис-Плейс. Она говорила об этом уже во время лечения в Капио Найтингейл, потому что хотела начать все заново. Если точнее, она хотела уехать подальше от Алекса Фолдена, ее «дружка по наркотикам» в Боу. Она заплатила 130 000 фунтов за то, чтобы он лег с ней в больницу, но они не могли быть трезвыми, находясь рядом. Несмотря на смену обстановки, Эми было сложно не употреблять, а небольшой прогресс перед «Грэмми» не оказался тем переломным моментом в жизни Эми, за который я его приняла.

В середине февраля Эми выступила на BRIT Awards в дуэте с Марком Ронсоном. Она была номинирована на «Британский сингл» с песней «Valerie», однако в итоге ушла ни с чем. Она была пьяна, выступление получилось средненьким, но ей удалось достойно продержаться до конца. Вдобавок она подцепила импетиго – крайне заразную кожную инфекцию, так что ее щеки были заклеены пластырями. Я вновь забеспокоилась о ее падающем весе – виной были вещества, которыми она накачивала свое тело и которые вредили ее иммунитету. На удивление, она стала одержима своим здоровьем, почти дойдя до ипохондрии. Она постоянно жаловалась на сухость в горле, простуду или боли в животе – но это не мешало ее разрушительным привычкам. Как фармацевт я всегда следила за своим здоровьем, но Эми словно не видела связи между своими болячками и образом жизни.

В марте Эми переехала из Джеффрис-Плейс в дом за углом, Провс-Плейс, который, насколько я знаю, она арендовала у солиста The Specials Терри Холла. Она очень ждала этого, и мне кажется, что переезд был очередным этапом ее поиска подходящего места для трезвости. Лично я не считала постоянные скитания спасением – Эми нужно было разобраться во внутренних причинах своей зависимости, – но все же я наделась, что переезд внесет свою лепту. Хоть мы и не всегда понимали логику ее действий, она знала, что делала, и настаивала на этом.

Вскоре после ее переезда в Провс-Плейс я пришла навестить ее. Она выглядела лучше, чем за все последние недели, и, как только я перешагнула порог, она тут же указала пальцем на гараж, перестроенный под спальню для гостей, с личной ванной.

«Это твоя комната, мам», – сказала она, и я рассмеялась.

«В моем доме тоже всегда есть место для тебя», – ответила я, обнимая ее. В душе я понимала, что она не примет это приглашение.

Я сомневалась, что новый дом подарит ей необходимое уединение, учитывая рой фотографов под дверью. Однако этот привал оказал на нее хоть и краткосрочный, но благотворный эффект. Вскоре она рассказала Митчеллу, что хочет очиститься. Она не хотела ложиться в больницу, предпочитая домашнюю детоксикацию. Эми было важно везде ощущать комфорт, и с ее деньгами она могла себе это позволить.

Доктор Эттлингер и его партнер доктор Кристина Ромет руководили детокс-программой, а две медсестры работали посменно, наблюдая за медикаментозным обеспечением Эми. В этот раз вместо «Субутекса» решили использовать метадон, но для начала программы Эми требовалось оставаться трезвой на протяжении нескольких часов.

Эми провалила попытку, не успев начать. Перед началом лечения она курила героин, что сделало прием препаратов невозможным. Мне было жалко медсестер. Они пытались делать свою работу, и лишь богу известно, как сложно бывает с Эми. Ни семья, ни врачи больше не могли ничего сделать. Лишь сама Эми в конце концов могла принять решение.

Она хоть и была заточена в своем персональном мирке, Эми все еще осознавала, что от нее многого ждут. Звукозаписывающая компания не требовала третий альбом, но Эми догадывалась, что так не будет продолжаться вечно. Отсутствие давления создало для нее иное давление – теперь, выиграв «Грэмми», она вознеслась до таких высот, что успех начинал ей вредить. Эми все еще стремилась бросать себе вызовы, но как она могла написать альбом лучше Back To Black? Ей было страшно. Она достигла вершины и волновалась, что это – потолок. Эми была не из тех, кто может стряпать хиты для чартов один за другим. Она бы ни за что на такое не согласилась. Ей необходимо было верить в то, о чем она пишет и поет, и новой песней Эми всегда хотела превзойти предыдущую.

На протяжении всей карьеры Эми я ни разу не видела ее во время репетиций с группой, но знала, как безмерно она их уважала. Особенно басиста и музыкального директора Дейла Дэвиса, с которым они работали с 2003 года. Но даже люди, отвечавшие за ее креативное звучание, не могли заставить ее работать.

Как-то раз сын Ричарда Майкл заскочил к Эми в Провс-Плейс, когда ее музыканты работали над созданием нового материала. В доме была балконная студия, располагавшаяся над гостиной. В середине записи Эми встала с дивана, поднялась по лестнице и зажгла трубку для курения крэка на глазах у всех присутствующих. Она вновь спустилась вниз и через минуту уже сидела на диване в полусознании без возможности говорить, думать или работать. С тех пор Майкл описывал ее как опустевшую, живой саркофаг. Я тоже это заметила – она превратилась в призрака, в разбитого человека, накрепко застрявшего в ловушке зависимости.

Марку Ронсону тоже доставалось. После Рождества Рэй Косберт договорился о том, что Эми запишет заглавную песню для нового фильма о Бонде – «Квант милосердия». Запись должна была состояться в апреле на студии с Марком. Они с Эми работали вместе после краха заместительной терапии. Эми отвечала за текст, а Марк должен был написать музыку. Но после четырех дней ожидания Эми в студии в Henley-on-Thames в Оксфордшире Марк почти вышел из себя. Когда Эми все же явилась, им удалось поработать лишь один день – все остальное время Эми была в отключке. Она была похожа на бездомную – неопрятная и временами несущая ерунду.

За следующие несколько недель жизнь Эми окончательно развалилась. Она ударила мужчину, не уступившего ей бильярдный стол в пабе Good Mixer, и заехала головой другому – он помогал ей сесть в такси. В конце апреля ее доставили в Холборнский полицейский участок, продержали там всю ночь и выпустили на следующий день с обвинением в нападении за случай в пабе. Рэй был с Эми в участке. Обычно ее сопровождали либо Рэй, либо Митчелл, либо я, но теперь всю подобную нагрузку взял на себя ее менеджмент.

В этот период мы с Митчеллом время от времени обсуждали наши последующие действия и гадали, что может все это остановить. Со всеми «если», «когда» и «но» мы словно бродили в темном лесу. «Будь что будет», – повторяла я себе снова и снова, и Эми как