Я не боюсь - Никколо Амманити

Веревка. Я нашел ее, висящую на жерди плетня, привязал к корню, рядом с той, что держала коз, и бросил в дыру.

Вот и я!

Я начал спускаться. Метра через два я достиг дна. Оно было завалено хворостом, ветками, разбитыми ящиками из-под помидоров. Встав на четвереньки, я пополз, нащупывая рукой путь в темноте. Я был голым и скоро начал трястись от холода.

— Филиппо, ты где?

— М-м-м-м!

Они заткнули ему рот.

— Я сей… — Нога попала между двух жердей, я полетел на ветки, полные шипов. Острая боль вцепилась зубами в лодыжку. Я заорал от боли, и горячая кислая рвота выплеснулась из меня.

Дрожащими руками я вытащил зажатую ногу. Сильная боль пульсировала в щиколотке.

— Знаешь, я ногу поранил, — прохрипел я. — Ты где?

— М-м-м-м!

Я сжал зубы, пополз на это мычание и наткнулся на него. Он лежал, заваленный хворостом. Я сбросил ветки и ощупал его. Тоже голый. Руки и ноги стянуты широким скотчем.

— Говорить не можешь? Подожди, я освобожу тебя. Будет немного больно.

Я сорвал скотч с его губ. Он не закричал, а начал глубоко глотать воздух.

— Ну, как ты?

Он не отвечал.

— Филиппо, как ты себя чувствуешь, ответь мне.

Он тяжело дышал, словно охотничья собака, укушенная ядовитой змеей.

— Тебе плохо?

Я дотронулся до его груди. Она очень быстро вздымалась и опадала.

— Сейчас мы уйдем отсюда. Уйдем. Подожди. — Я попытался освободить его руки и ноги. Стянуто туго. В конце концов зубами мне удалось слой за слоем сорвать скотч. Сначала с рук, затем с ног. — Ну вот и все. Пошли. — Я потянул его за руку. Но рука безжизненно обвисла. — Вставай, прошу тебя. Мы должны идти. Они уже едут сюда. — Я попытался поставить его на ноги, но он опадал, словно тряпичная кукла. В этом истощенном тельце не было ни капли сил. Он не был мертв только потому, что продолжал дышать. — Я не смогу вытащить тебя из ямы. У меня болит нога. Я прошу тебя, Филиппо, помоги мне… — Я взял его за руку. — Давай вставай! — Я усадил его, но, как только отпустил, он опять свалился на землю. — Ну что мне делать! Ты что, не понимаешь? Тебя убьют, если ты останешься здесь! — Комок встал у меня в горле. — Умрешь здесь, дурак, какой же ты дурак! Я пришел сюда из-за тебя, я тебе обещал это, и я пришел, а ты… а ты… — Меня затрясло от рыданий. — Ты… должен… встать… дурак… дурак… больше ты никто. — Я вновь и вновь пытался привести его в чувство, но он валился в золу с поникшей головой, словно дохлая курица. — Встань! Встань! — орал я и колотил его кулаками.

Я не знал, что мне делать. Я уселся у стены и уперся лбом в колени.

— Ты же еще не умер, понимаешь? — Я продолжал плакать. — И это вовсе не рай.

Неожиданно он прекратил тяжело дышать и что-то пробормотал.

Я приблизил ухо к его губам.

— Что ты сказал?

Он прошептал:

— У меня не получится.

Я замотал головой:

— Как то есть не получится, еще как получится!

— Нет, извини меня.

— Получится, конечно, получится.

Но он замолк. Я обнял его. Покрытые только грязью, мы дрожали от холода. Ничего нельзя было поделать. Не получится даже у меня. Я чувствовал смертельную усталость, не было никаких сил, боль продолжала терзать щиколотку. Я закрыл глаза, сердце потихоньку успокаивалось, и я, незаметно для себя, задремал.

Я открыл глаза.

Было темно. На мгновение мне почудилось, что я дома, в своей постели.

Затем я услышал лай собаки Меликетти. И голоса.

Они пришли.

Я рванул Филиппо за плечо:

— Филиппо! Филиппо, они идут. Они идут убивать тебя. Вставай!

Он вздохнул:

— Не могу.

— Можешь, я знаю. Спорим?

Я встал на колени и руками сдвинул его по земле между веток, не обращая внимания на боль в ноге. Мне надо было дотолкать его до дыры. Ветки царапали меня, но я продолжал толкать его, сжав зубы, к отверстию в камнях.

Голоса приближались. Яркий свет пробежал по верхушкам деревьев.

Я схватил его за руку.

— Сейчас ты должен встать на ноги. Ты должен сделать это. И все. — Я потянул его вверх, он обхватил меня за шею. Мы встали. — Видишь, дурачок! Видишь, ты смог встать, а! Ну а теперь надо подниматься. Я тебя подтолкну снизу, а ты должен схватиться за края дыры.

Он закашлялся. Казалось, в груди у него перекатываются камни. Когда он наконец прекратил кашлять, то склонил голову и сказал:

— Без тебя я не уйду.

— Что?

— Без тебя я не уйду.

Я обнял его, словно несмышленого ребенка.

— Не говори глупостей. Я выберусь вслед за тобой.

Казалось, они уже рядом. Собака лаяла почти над нашими головами.

— Нет.

— Да! Ты сейчас пойдешь, понял! — Если б я его не держал, он свалился бы наземь. Я обхватил его руками и подтолкнул к дыре: — Берись за веревку, быстрее!

Я почувствовал, что стало легче. Он подтянулся. Этот дурак подтянулся на веревке! Он был надо мной. Опираясь ногами на мои плечи.

— Сейчас я тебя подтолкну, а ты продолжай подтягиваться, хорошо? Не сдавайся.

Я увидел его голову в бледном свете отверстия.

— Ты уже у цели. Теперь вылезай и уходи от ямы.

Он попробовал. Я почувствовал, что из этого ничего не получится.

— Подожди. Я тебе помогу, — сказал я, беря его снизу под пятки. — Я толкну тебя. Подброшу. — Я уперся ногами и, сжав зубы, изо всех сил пихнул его вверх, увидел, как он исчез, поглощенный дырой, и в то же мгновение почувствовал, как длинный гвоздь пронзил мне кость лодыжки до самого костного мозга, режущая боль горячей волной пропорола меня до самого паха, и я рухнул на землю.

— Микеле! Микеле! У меня получилось! Вылезай.

Меня рвало.

— Сейчас.

Я попытался подняться, но нога не слушалась меня. Лежа я попытался дотянуться до веревки, но мне не удалось.

Голоса были совсем рядом. Я слышал шаги.

— Микеле, выходи.

— Иду.

Голова у меня кружилась, мне удалось встать на колени. Но подтянуться не было сил. Я крикнул:

— Филиппо, беги отсюда!

Он заглянул в яму:

— Вылезай!

— Не получается. Нога. Убегай!

Он отрицательно покачал головой:

— Нет. Без тебя — нет.

Свет за его спиной стал ярче.

— Беги, они уже рядом. Беги!

— Нет.

— Ты должен уйти отсюда. Я тебя прошу! Уходи!

— Нет.

Я заорал во все горло:

— Уходи! Уходи! Если не уйдешь, они убьют тебя, ты