Много шума из-за невесты - Элоиза Джеймс

— Доставить себе удовольствие? — Он моментально оказался рядом с ней и смотрел на нее сверху вниз. — Делать что хочу, Тесс?

— Да, — подтвердила она, вдруг почувствовав двусмысленность своих слов.

Они оба понимали, что должно произойти дальше.

— В таком случае я доставлю себе удовольствие, — сказал Лусиус.

— Да, — прошептала она.

Он не спеша прижал ее к своей груди и прикоснулся губами к ее губам. Тесс была настолько удивлена реакцией собственного тела на его прикосновение, что не сразу заметила, что на этот раз в его поцелуе ощущались гнев и отчаяние. Наряду с желанием, конечно.

И еще обида. Она его обидела. И он теперь наказывал за это ее губы. Но за что?

— Я не хотела вас обидеть, — сказала она, не отрываясь от его губ. Ее руки сами собой легли на его грудь, и она почувствовала под ладонями биение его сердца.

Но лицо его было, как всегда, непроницаемым.

— Не в этом дело, — сказал он.

И тут Тесс обнаружила нечто важное относительно поцелуев — во всяком случае, относительно поцелуев с Лусиусом Фелтоном. Поцелуи были похожи на лошадиные морды: они не лгали. Инстинкт подсказывал ей, что дрожь в коленях и нехватка воздуха в груди предупреждают ее об опасности.

— Извините, что я пренебрежительно отнеслась к изложенным вами причинам остаться холостяком, — сказала она, отходя от него.

Он поклонился, не сказав ни слова. По его вежливо-блуждающей улыбке ничего нельзя было прочитать.

Дверь отворилась, и в комнату вошла леди Гризелда.

— Тесс, дорогая! — воскликнула она. — Знаю, что тебя расстроят мои новости, но мой братец умчался в Лондон по каким-то делам. Он постарается возвратиться к началу танцев.

— Танцев? — переспросила Тесс, отнюдь не расстроенная известием об отъезде своего жениха.

— Просто небольшая вечеринка для своих, — сказала леди Гризелда, добавив: — И для Мейтлендов, разумеется. Я попросила Бринкли найти для нас какое-нибудь трио, и этот вышколенный дворецкий сделал все, что требовалось.

Следом за ней пришли слуги и принялись расчищать место под танцевальную площадку в конце гостиной.

Тесс неожиданно вспомнила о том, что Гризелда планировала организовать вальс и тем самым вдохновить мистера Фелтона на предложение руки и сердца. Тесс почувствовала огромное облегчение, вспомнив также о решении Аннабел не любезничать с мистером Фелтоном.

Он отошел от них и стоял теперь у окна, глядя на потемневший двор. Она видела отражение его лица в оконном стекле: это было лицо мужчины, которой ценил в человеке сдержанность и благовоспитанность.

Она ошиблась, когда, увидев его впервые, решила, что он похож на падшего ангела.

Глава 17

Мгновение спустя комната наполнилась людьми. Вошли леди Клэрис с мисс Питен-Адамс; за ними следовала Имоджин под руку с Рейфом. Судя по всему, она смотрела на него с обожанием в попытке вызвать у лорда Мейтленда ревность, Как это предложила Аннабел. Ему, наверное, очень хотелось выпить. Тесс знала, какой настойчивой могла быть Имоджин.

— Я устроила очаровательный сюрприз! — с энтузиазмом сообщила леди Гризелда, обращаясь к леди Клэрис. — Маленький оркестр! В конце концов, танцы — это пища богов, как сказал Шекспир. — Она на мгновение задумалась. — Или это музыка — пища богов? Я всегда забываю.

Леди Клэрис положила руку на предплечье мисс Питен-Адамс.

— Дорогая, не будете ли вы так любезны помочь?

— «Любовь питают музыкой»[6], — послушно произнесла мисс Питен-Адамс. — «Двенадцатая ночь».

— Какая же вы образованная молодая женщина, дорогая моя! — воскликнула леди Клэрис, сияя улыбкой, словно гордая мамаша.

Мисс Питен-Адамс, самодовольно улыбнувшись, продолжила:

— «Играйте щедрей, сверх меры, чтобы, в пресыщенье, Желание, устав, изнемогло»*. По-прежнему «Двенадцатая ночь».

В полную противоположность своему поведению последних нескольких дней она буквально не отходила от жениха.

— Из вас, сэр, получится великолепный герцог Орсино, — говорила она Мейтленду. — Когда мы поженимся, я прежде всего поставлю всю пьесу с вами в заглавной роли!

— Я не силен в заучивания текстов, — заявил Мейтленд. Тесс не сомневалась, что он абсолютно правдив.

— Уверяю вас, что заучивать текст наизусть — это сущие пустяки! — воскликнула мисс Питен-Адамс. — Я, например, знаю все реплики герцога Орсино. — Она отпустила его руку и, встав в позу, стала декламировать:

Еще раз тот напев!

Тот, замирающий.

Ах, он ласкал мне слух, как сладкий звук,

Который, вея над грядой фиалок,

Крадет и дарит волны аромата.

Тесс не сразу поняла, что происходит. Очевидно, мисс Питен-Адамс решила пустить в ход тяжелую артиллерию, чтобы заставить жениха отказаться от своих планов с помощью поэзии.

— Я буду читать вам реплики каждый день… нет, и по вечерам тоже. Не пройдет и месяца, как вы проникнетесь духом Шекспира! — пообещала она.

На взгляд Тесс, Мейтленд посматривал на свою будущую супругу с явной неприязнью, но в этот момент в дальнем конце комнаты послышались звуки настраиваемых инструментов.

— Мы могли бы, пожалуй, потанцевать перед ужином, — заявила леди Клэрис, обмахиваясь веером.

— Разумеется! — воскликнула леди Гризелда. — Не следует раньше времени чувствовать себя старухой, леди Клэрис. Не успеешь оглянуться, как станешь старой!

Леди Клэрис обнажила зубы. В стае шакалов, возможно, это и могло бы сойти за улыбку.

Рейф со стаканом бренди в руке подошел к Тесс.

— Почему ваша сестра Имоджин так ведет себя? — громким шепотом спросил он.

— Не понимаю, о чем вы? — спросила Тесс, широко раскрыв глаза.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — сказал он. В это время Имоджин принялась махать рукой с другого конца комнаты, подзывая его.

— Я не вижу ничего предосудительного в поведении своей сестры, — сказала Тесс, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Заставьте ее угомониться, Тесс.

— Не могу, — сказала Тесс. Как-никак он был их опекуном. И он должен был тоже способствовать защите Имоджин от Мейтленда.

— Почему не можешь? — резко спросил Рейф, осушив стакан.

— Я хочу, чтобы она избегала Мейтленда, — тихо сказала Тесс.

— А это означает, что она должна преследовать меня? я чувствую себя фаршированной уткой, в которую она вот-вот воткнет вилку.

— Рассматривайте это как часть ваших опекунских обязанностей, — посоветовала Тесс. И, когда Рейф открыл рот, чтобы возразить, добавила: — Она должна сохранить свое лицо перед Мейтлендом, Рейф!

Он застыл с открытым ртом.