Спасти Париж и умереть - Сергей Зверев

На аэродроме Курт показал тот же документ, подписанный Гиммлером. Сразу направились к транспортному самолету. Курт знал, что генерал Данциг в это время находится где-то в городе, в обществе Менгеле, и потому особенно не тревожился. Часовой не оказал сопротивления, его связали и спрятали в глубине кузова.

Майор авиации, который вышел из здания в сопровождении двух солдат, поспешил к «Хейнкелю». Нужно было разобраться, что за незнакомые люди взялись вдруг разгружать боеприпасы. Он увидел такую картину. Шестеро пленных французов, в грязной рваной одежде, работали в поте лица. Их охраняли двое эсэсовцев, в руках одного был карабин, второй держал автомат.

Вдобавок рядом мерил пружинящим шагом бетонные аэродромные плиты штандартенфюрер СС. Он был злой, как черт, то и дело посматривал на часы.

– У вас все в порядке? – заискивающим голосом спросил майор.

– Быстрее, сволочи, – произнес, не слыша вопроса, штандартенфюрер. – Пристрелю парочку, чтобы остальные шевелились…

– Штандартенфюрер, вы не можете разгружать самолет без санкции генерала Данцига, – жалобно произнес майор.

Курт остановился и воззрился на майора.

– Будьте добры, майор, выделите парочку своих людей! – раздраженно бросил он. – Я взял этих свиней под расписку и обязан вернуть к вечеру. Иначе бригаденфюрер Оберг не пойдет навстречу в другой раз… Видимо, проклятые лягушатники чувствуют, что я не могу их расстрелять, и пользуются этим.

– Но… кто вы? – спросил майор.

– Ваш начальник в курсе, – ответил Мейер, отрывистым жестом протягивая документ, подписанный Гиммлером. – Все происходит в рамках секретной операции, о ней сказано здесь…

Майор долго рассматривал всемогущую подпись рейхсфюрера. Затем бросил взгляд на работавших заключенных, на штандартенфюрера, снова на работавших заключенных.

– Из какой вы службы? – спросил наконец.

– Немецкая военная полиция, – сказал Курт Мейер. – Эти патроны пригодятся против маки… Не ваша вина, что ваш «Хейнкель» так и не долетел до фронта.

Вечером того же дня у собора Парижской Богоматери несколько человек были заняты странной работой. Перед собором стоял немецкий грузовик с тентованным кузовом, рядом с кабиной нервно курил сигарету за сигаретой штандартенфюрер СС Курт Мейер. Сзади, у опущенного борта, суетились люди, одетые в новенькую немецкую военную форму. Не совсем было понятно, чем они занимаются. Люди не то грузили что-то в кузов, не то выгружали.

Причем люди в гражданской одежде работали наравне с немцами. Ящики носил даже майор люфтваффе, мундир которому был несколько великоват, а китель расстегнут, потому что верхняя пуговица оторвана.

Если бы в эту минуту рядом с собором очутился грозный генерал Зигфрид фон Маннершток, он непременно отметил бы, что ящики из собора выносятся. Если бы фон Маннершток засомневался, Курт предъявил бы коменданту бумагу, где штандартенфюрер Мейер и подчиненная ему группа обязывались эвакуировать из собора культурные ценности.

На самом деле ящики вносились в собор. Вначале, правда, в собор внесли два ящика, которые тут же вынесли снова и поставили рядом с грузовиком. Внутри находились несколько безвкусных церковных статуэток и книги, не представлявшие ценности, которые подпольщикам отдал старый библиотекарь Бонье. С Бонье по совету Курта Мейера встречались Адель и викарий. Библиотекарь принял решение помочь им.

В ящиках, заносимых в собор, находились боеприпасы, взятые с аэродрома: патроны, пулеметные ленты, гранаты. В соборе на скамье сидела Адель, перекладывала гранаты из ящика в мешки, запасенные заранее, и партизаны уносили эти мешки вниз. Проход в катакомбы узкий, и боеприпасы можно пронести только в мешках. Из крипты то и дело выходили люди.

Когда последний ящик был выгружен из автомобиля, Курт тоже зашел в собор. Там он увидел девушку.

– Адель! – позвал Мейер.

Девушка подняла голову и улыбнулась:

– Как ваши дела, господин Мейер?

– Все хорошо.

Курт Мейер стоял и смотрел на нее. Адель переложила гранату в мешок, достала из ящика очередную и стала рассматривать.

– Господин Мейер, как граната устроена?

– Ради бога, осторожнее! – бросился к ней Курт. – Попроси, чтобы кто-то рассказал тебе. Все это скоро пригодится.

Неожиданно для себя он обнял ее. И тут встретился взглядом с парнем, который вышел из темного проема. Курт вспомнил, что видел этого блондина раньше – на ипподроме, и еще раньше, на Монмартре, в компании Адель.

Парень подошел ближе.

– Убери свои лапы, немчура, от моей девушки, – произнес парень по-французски.

Курт опешил. Услышанное было настолько неожиданным, что Мейер не поверил ушам. Хотелось расхохотаться. Но Курт молчал…

Рядом с Павлом Бондаревым стояла Адель, красная от смущения, она старалась поймать взгляд блондина. Тот не смотрел на девушку. Она вдруг фыркнула, развернулась и взялась за прерванное дело.

Павел постоял еще некоторое время. Потом нервно дернулся и, подняв очередной мешок, спустился в катакомбы.

Календарь показывал 16 августа 1944 года. Маленькая площадь возле Гранд-опера заполнена автомобилями. Казалось, паника в Париже, который фактически находился уже в осаде, утихла на один вечер.

Приближение англо-американских войск все же чувствовалось. Дамы в вечерних платьях, выйдя из автомобилей, пугливо оглядывались, хватали своих не очень уверенных кавалеров и спешили с ними укрыться в здании. Даже немцы, услышав по радио объявление Шарля де Голля, верили, что памятники архитектуры не будут разрушены, если вдруг начнется обстрел.

На крыльце сбоку от входа топтались двое людей в штатском. На одном был потертый костюм без галстука, на втором – короткая куртка и клетчатая рубашка. Оба выглядели чужими среди театральной публики. Один из них жевал бутерброд, запивая пивом.

Это были сотрудники немецкой военной полиции, которым оберштурмфюрер Кнохен приказал арестовать доктора Менгеле.

Прошел Оберг с гримасой мученика, под руку с довольной Ингрид. Девушка горделиво поглядывала по сторонам. Ее черное вечернее платье очень сильно открывало спину, на голове топорщилась безвкусная шляпка с вуалью до подбородка.

Прошел строй французских добровольцев из офицерской школы пронацистской патриотической организации «Щит и слава». У крыльца строй остановился. Капрал отдал команду разойтись, парни энергично взбежали наверх по ступенькам. Жеманно и чопорно прошествовала старая баронесса де Сент-Женевьев с двумя молодыми людьми с обеих сторон, которые бережно вели даму под локти.

За несколько минут до семи часов к центральному входу подкатил только что отремонтированный «Рено» доктора Менгеле. Машина была покрашена заново, разбитые фары заменены, капот выпрямлен. Дверцы открылись, и на асфальт ступили довольный доктор, штандартенфюрер СС Курт Мейер и генерал люфтваффе Отто фон Данциг. Менгеле шел последним. Он рассказывал анекдот, слышанный еще в Польше, о том, как хитрый еврей купил пачку сигарет с фильтром, но не знал, с какого конца их курить.

– Сначала куришь фильтр, а потом – ничего, начинается хороший табак, – завершил анекдот доктор, и его спутники громко рассмеялись.

Все трое поднялись по ступенькам, и тут доктор Менгеле встретил взгляд одного из подчиненных Кнохена.

Тот подтолкнул локтем напарника. Напарник торопливо запихал в рот остатки бутерброда и вытер губы тыльной стороной ладони. Менгеле побледнел и поспешил скрыться в театре.

– Сейчас? – спросил тот, который ел бутерброд.

– Забыл? – злобно прошипел второй. – После спектакля. Оберштурмфюрер нам головы открутит…

Зрительный зал был ярко освещен. В первом ряду расположились штандартенфюрер СС Курт Мейер, доктор Менгеле, генерал Данциг. За доктором оставалось пустое кресло.

Дальше расположились фон Хольтиц, посол Абец, консул нейтральной Швеции, за ним – старый полковник Гюнтер фон Штрассер, адмирал Кранк, другие немецкие чиновники. Прибежал запыхавшийся Жак Дюкло, упал в боковое кресло первого ряда. Тут же поднялся, бросился к оркестровой яме, что-то сказал дирижеру, вернулся. Оберг и Кнохен, пожелав оставаться менее заметными, заняли места во втором ряду.

В оркестровой яме появился взволнованный режиссер. Он показал знаками, что пора начинать. Дирижер сделал большие глаза.

– Но господина Маннерштока нет в зале! – громким шепотом ответил дирижер. – Только что господин мэр приказал подождать!..

Невозмутимый Зигфрид фон Маннершток появился в зале лишь через четверть часа. Среди публики уже поднялся некоторый шум. Фон Маннерштока разглядывали с любопытством, будучи, по всей видимости, наслышаны о его характере, однако внимание публики было ему безразлично.

Комендант Парижа важно прошествовал к сцене. Его сопровождала охрана, состоявшая из четырех офицеров. У первого ряда фон Маннершток остановился, вынул из кармана пригласительный билет и неторопливо сверил номер места.