Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II - Петр Мультатули

Вечером 26 февраля М. В. Родзянко встретился с А. Ф. Керенским и Н. С. Чхеидзе в помещении Государственной думы. В. Б. Станкевич пишет, что «Родзянко говорил по прямому проводу с фронтами»{662}.

Мы знаем, что именно в это время в Ставке были получены телеграммы Родзянко. Таким образом, можно считать, что вечером 26 февраля 1917 года переворот вступил в новую, «легальную», стадию, и главным действующим лицом, конечно, фиктивно и, конечно, временно, становится Родзянко. Ставка была готова подавить революцию Керенского, но не переворот Родзянко. Именно поэтому Керенский был вынужден пойти на союз с Родзянко, так как без его участия революция была бы неминуемо подавлена.

Со своей стороны Родзянко и стоящий за ним Прогрессивный блок понимали, что они могут прийти к власти, воспользовавшись беспорядками, вызванными Керенским. Для этого надо было убедить князя Н. Д. Голицына обратиться к Государю с просьбой об отставке, а затем добиться от Государя «призвания лица, которому может верить вся страна, и поручить ему составить правительство». Конечно, таким лицом должен был быть сам Родзянко. Таким образом, 26 февраля 1917 г. Родзянко примкнул к революции и начал прикрывать её действия авторитетом Государственной думы. В своих мемуарах М. В. Родзянко этого не скрывал, признавая, что, «конечно, можно было бы Государственной думе отказаться от возглавления революции, но нельзя забывать создавшегося полного отсутствия власти и того, что при самоустранении Думы сразу наступила бы полная анархия»{663}.

Начиная с 26 февраля М. В. Родзянко начал проявлять кипучую активность. Однако это была активность совсем иного рода, чем активность А. Ф. Керенского. Днём Родзянко бомбардировал звонками окончательно растерявшегося генерала С. С. Хабалова, спрашивая того, «зачем кровь», и доказывая, что бомбы в войска кидают городовые. Родзянко также звонил генералу Беляеву, предлагая ему разгонять толпы при помощи пожарных. (Вещь технически невозможная в 1917 г.)

Ближе к вечеру М. В. Родзянко прибыл к князю Н. Д. Голицыну и стал предлагать ему уйти в отставку. Н. Д. Голицын отказался и показал М. В. Родзянко папку с текстом указа о прерывании занятий Государственной думы. Но тотчас же предложил Родзянко встретиться с лидерами фракций, чтобы «столковаться». Так, правительство, постоянно демонстрируя свою слабость и свою нерешительность, укрепляла позиции мятежников.

М. В. Родзянко и Прогрессивный блок стремились привлечь честолюбивого генерала М. В. Алексеева присоединиться к перевороту. 26 февраля на совещании с членами императорского правительства в Мариинском дворце член Прогрессивного блока В. А. Маклаков выдвинул кандидатуру М. В. Алексеева на должность главы правительства с диктаторскими полномочиями{664}.

Именно в ночь с 26 на 27 февраля генералитет Ставки активно включился в процесс свержения Императора Николая II с престола. Керенский много лет спустя после описываемых событий утверждал: «Русскую революцию сделали не революционные партии, а генералы». Керенский знал, что говорил.

27 февраля 1917 г. Понедельник. Царская Ставка. Могилёв

В понедельник утром 27 февраля утром Государь отправился по обыкновению в штаб, где, по свидетельству А. А. Мордвинова, «оставался чрезвычайно долго»{665}.

Кстати, снова поразительное расхождение с царским дневником: «Был недолго у доклада»{666}.

Утром 27 февраля генерал М. В. Алексеев сообщил Д. Н. Дубенскому, что ночью пришли известия из Петрограда: в столице «войска переходят на сторону восставшего народа»{667}.

Во время доклада Алексеев передал Императору Николаю II телеграмму М. В. Родзянко, в которой тот требовал восстановить работу Думы и «немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мною вашему величеству во вчерашней телеграмме»{668}.

Известия из Петрограда тяжело подействовали на Государя, который 27 февраля был «заметно более сумрачен и очень мало разговорчив»{669}.

27 февраля Император Николай II приказал генерал-адъютанту Н. И. Иванову двигаться на Петроград с преданным ему воинским отрядом Георгиевских кавалеров.

Вечером 27 февраля генерала М. В. Алексеева вызвал по прямому проводу Великий Князь Михаил Александрович, которого весь вечер 27 февраля усиленно обрабатывал Родзянко{670}. Председатель Государственной думы убеждал Великого Князя подействовать на Государя и убедить его согласиться на Ответственное министерство. Родзянко даже предлагал Михаилу Александровичу совершить прямую измену своему державному брату и принять на себя верховную власть. Великий Князь Михаил Александрович от участия в подобном государственном перевороте отказался, но позвонить в Ставку согласился.

Великий Князь просил М. В. Алексеева доложить Государю, что он считает необходимым роспуск совета министров и назначение во главе правительства лицо, пользующееся уважением в широких слоях населения, поручив ему составить кабинет по его усмотрению. По мнению Великого Князя, таким лицом мог бы стать князь Г. Е. Львов{671}.

Император Николай II передал брату через М. В. Алексеева, что все мероприятия, касающиеся перемен в личном составе, царь откладывает до своего прибытия в Царское Село. Император Николай II уведомил Великого Князя, что в Петроград отправляются войска из четырёх пехотных и четырёх кавалерийских полков{672}.

Генерал М. В. Алексеев, передав Великому Князю Михаилу Александровичу ответ Государя, поспешил добавить от себя, что полностью поддерживает необходимость назначения нового правительства{673}. Этими словами, предназначенными, конечно, не Михаилу Александровичу, а М. В. Родзянко, Алексеев продемонстрировал думцам свою готовность к сотрудничеству.

Вслед в 22 ч 45 мин на имя Императора Николая II пришла телеграмма князя Н. Д. Голицына, в которой извещалось, что уличные беспорядки «сегодня приняли характер военного мятежа»{674}.

Председатель Совета министров сообщал царю о введении в Петрограде осадного положения и умолял немедленно отправить в отставку всё правительство, в первую очередь министра внутренних дел А. Д. Протопопова. Князь Голицын просил назначить главою правительства лицо, «пользующееся доверием в стране». Из этой телеграммы видно, что Н. Д. Голицын находился под сильным влиянием Родзянко. Ответ Государя был жёстким. Император указал князю, что в столицу назначен новый военный начальник, а самому Голицыну «предоставлены все необходимые права по гражданскому правлению». Что касается перемен в личном составе правительства, то их Николай II считал «при данных обстоятельствах недопустимыми»{675}.

Генералы М. В. Алексеев и А. С. Лукомский пытались воздействовать на Государя и убеждали его согласиться с предложениями Н. Д. Голицына{676}. Однако Император Николай II указал, что он своё решение не изменит, «а поэтому бесполезно мне докладывать ещё что-либо по этому вопросу»{677}.

Около полуночи 27 февраля Император Николай II внезапно принял решение о своём отъезде из Ставки в Царское Село. Мотивы поспешности принятия Государем этого решения до сих пор не выяснены. До этого Император Николай II был категорически против отъезда из Могилёва. Даже 27 февраля, после получения угрожающих телеграмм М. В. Родзянко, С. С. Хабалова и М. А. Беляева, Государь, по свидетельству В. Н. Воейкова, «не хотел уезжать из Могилёва»{678}. Император Николай II планировал вернуться в Петроград 1 марта, что видно из его телеграммы Императрице от 27 февраля: «Её Величеству. Сердечно благодарю за письма. Выезжаю завтра в

2.30. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Нов [города] в город [Петроград]. Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены. Всегда с тобой. Сердечный привет всем. Ники»{679}.

Ещё в 20 ч 27 февраля Николай II приказал В. Н. Воейкову сообщить А. Д. Протопопову, что он прибудет в столицу «в среду 1 марта 3 час. 30 мин. дня»{680}.

О том, что решение было принято Императором Николаем II внезапно, видно из воспоминаний лиц свиты. Так, А. А. Мордвинов вспоминал, что около 23 часов 30 минут 27 февраля он сообщил, что «на завтра утром назначено наше отбытие в Царское Село». Мордвинов отправился гостиницу, чтобы дать распоряжение прислуге готовить багаж к отъезду. Войдя в гостиницу, Мордвинов был изумлён, узнав, что прислуга уже знала об отъезде и была в полной готовности. Выяснилось, что за несколько минут до прихода Мордвинова «было передано по телефону извещение всем быть немедленно готовыми к отъезду, так как императорский поезд отойдёт не завтра утром, а сегодня же около 12 часов ночи. Было уже около половины двенадцатого»{681}.