Дорога мертвецов - Михаил Белозеров

«Дровосеков» разглядеть было невозможно – слишком быстро они орудовали своими ковшами, зато «вихри» всасывали туземцев, как воронка в ванной всасывает пену и грязь. Они их нагоняли, мечущихся в панике, и выпивали соки за счет разницы давления. После каждого человека вихри только увеличивались в диаметре. Потом они стали сливаться друг с другом, и над Припятью повис один невероятно огромный торнадо.

«Анцитаур», понял Костя, «анцитаур» нас оборонил. Слава судьбе. Слава Зоне!

– Разговорчики! – одернул Калита и замер.

На перекрестке в развалинах горел костер. А вокруг сидели люди.

– К бою! – успел крикнуть он.

Они плюхнулись в пыль прежде, чем над ними повисла, как лампа, ракета на парашюте. Она долго плыла, заливая все окрест мертвенным светом, и едва заметный ветерок тянул ее в сторону кварталов, обращенных к сухой реке.

Им было страшно. Они были как на ладони – со своими рюкзаками, и ковриками, притороченными у кого сверху, у кого снизу. Но пока горела эта лампа, никто даже не шевельнулся.

Как только на улицу пала черная тень, Калита что-то увидел в оптику АК-74М и скомандовал:

– Отбой, свои… кажись, ученые… что ли? Хер поймешь!

– А я уже чуть было не полоснул, – с облегчением признался Венгловский, садясь и клацая затвором пулемета. – Вот была бы каша.

– Я тоже, – нервно сказал Жора Мамыра. – Я уже почти выстрелил из подствольника. Вот была бы хохма!

– Хохма, ни хохма, – устало сказал Калита, – а глядеть надо в оба! Повезло кому-то.

– Не пойму я этих ученых, – подытожил Дубасов. – Шляются там, где нормальный человек того и гляди загнется.

– Э-э-э… – осуждающе произнес вертолетчик Чачич. – Что ты понимаешь в колбасных обрезках? Кто науку-то будет двигать? Только чокнутые! – и почему-то посмотрел на профессора Гена.

Сам же Александр Ген молчал и возился с рюкзаком – у него отстегнулся коврик. Но через секунду он словно проснулся и спросил:

– Так это что, наши, что ли?

– Ну… – не очень дружелюбно ответил кто-то. Жора даже, кажется, хихикнул. Но Ген не обращал внимания на такие мелочи. Он был выше житейских дрязг.

Группа «Бета» во главе с Калитой пошла в костру, рядом с которым случился маленький переполох: часть людей разбежалась по развалинам. Остался сидеть один здоровенный бородач. Ген, как только его увидел, с воплями: «Яблочников, ты или не ты?!» бросился к нему обниматься.

– Я! Я! – отвечал остолбеневший Яблочников и с его лица медленно сходила маска страха. – Фу ты ну ты!.. – смахнул он холодный пот со лба.

– А я гляжу, ты или не ты?!

– Эй, товарищи, выходите, это свои! – сипло крикнул Яблочников, правда, покосившись на Венгловского, боксерская морда которого не внушала доверия.

Из развалин и из-за куч мусора стали вылезать люди, стряхивая с себя пыль и добродушно переругиваясь. Среди них были две женщины: постарше и помоложе. Одну звали Вера Григорьевна, вторую – Юлечкой. Последняя так и представилась:

– Юлечка!

У Жоры екнуло сердце. Сказать, что у него екало сердце при виде каждой юбки, значило, ничего не сказать. Он еще и вспотел больше, чем другие, а ладони стали просто мокрыми, хоть вытирай их об штаны.

– А я думал, вы нас заметили, – с укоризной сказал Калита.

Ему стало стыдно оттого, что он едва не приказал стрелять.

– Ничего мы не заметили, – признался Борис Пантыкин, первый ассистент профессора Яблочникова. – У нас дискуссия была о вреде Зоны на экологию Земли.

– Ну и что? – спросил, кажется, Чачич. – А Дыру вы не рассматривали в качестве первопричины? У нас у всех грязные мысли, как бы побыстрее разбогатеть.

Борис Пантыкин только махнул рукой, мол, не о том речь.

– А зачем ракеты пускаете? – спросил Дубасов, вытягивая из темноты ржавую канистру и усаживаясь на нее столь основательно, словно тем самым подтверждая важность своего вопроса.

– «Гемусов» отпугиваем, – ответил Слава Лыткин, второй ассистент профессора и подбросил в костер кусок рамы с торчащими гвоздями и навесом.

Огонь присмирел, а потом вспыхнул ярче, жадно и с треском обгладывая старую краску.

– А они что ночью летают? – удивился Александр Ген, покосившись в темноту.

В подтверждении своих слов Лыткин сунул в свет костра палец, перевязанный бинтом со следами то ли крови, то ли йода.

– Вот! – сказал он горделиво.

– И чему радуется человек? – так нежно вздохнула Юлечка, что Жоре захотелось обнять ее и защитить. – Они наверняка являются переносчиками бешенства.

– Не волнуйтесь, мы вас не дадим в обиду, – счел нужным сообщить ей Жора и словно ненароком прижался к ее теплому, мягкому боку.

Кожа у нее было очень и очень гладкой. Жора считал себя крупным специалистом по этой части. И как специалист поставил ей девять баллов. Десятый балл он приберег для девушки, которую еще не встретил.

Юлечка пристально посмотрела на него и улыбнулась. Ей нравились все молодые люди, старше восемнадцати лет, потому что ей самой было восемнадцать с половиной и она считала ниже своего достоинства связываться с малолетками. Жора выглядел как раз уже не малолеткой, но и не очень зрелым мужчиной. Как раз то, что нужно, подумала она и поставила ему пять баллов за свернутый нос. Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже, подумала она.

Столь близкое знакомство с ее глазами произвело на Жору ошеломительное действие. Ему захотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы удивить. Но он не знал, что именно. Может, пальнуть в небо? – подумал он, сжимая автомат. Нет, лучше кинуть гранату! И потянулся к карману.

– Хочу напомнить, – сказала Вера Григорьевна, – несмотря на то, что нам всем сделали комплексные прививки, надо вести себя максимально осторожно и не совать пальцы куда не надо!

– А также носы и морды! – добавил Пантыкин, демонстрируя на лице явные следы когтей «гемусов».

– А я и не совал, – с раздражением ответил Лыткин.

– Совал, совал, – мстительно заметила Юлечка. – Выделывался!

– А тебе какое дело? – начал злиться Лыткин.

В этот момент Борис Пантыкин пустил ракету, и все долго наблюдали, как она умирает в черном небе. Где-то со стороны сухой реки послушался звук крыльев, а потом раздался короткий звериный крик, аналога которому не было в человеческом языке. Что-то близкое: «Иа-иа-а-а…»

Профессор Александр Ген от испуга надел шлем, которым до этого старательно пренебрегал. А Венгловский с подозрением стал приглядываться к клеткам, накрытым брезентом. Внутри которых кто-то тревожно завозился и запищал.

– А знаете, что? – сказал Лео Гиббард, голландский коллега Яблочникова, высокий и худой, похожий на Поганелля. – Мы ведь сделали научное открытие!

– Нет, это я сделал научное открытие! – вдруг закричал Александр Ген, обращая лицо к равнодушному звездному небу. – Я! Я! Целый день просил вот этого психа, – он показал на Калиту, – поймать хотя бы одного «гемуса». А теперь вы пришли и украли у меня научное открытие!

Наступила тишина.

– Коллега, речь идет об открытии морового значения, – напомнил Лео Гиббард.

– А вы помните, что Эйнштейн сказал?

– Что?

– Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе. Тогда из вас что-то получится!

– Да, в обще-то, ты прав, – согласился Яблочников. – Идеи надо забивать в журналах и на форумах в виде статей.

– А мне как раз мне и не хватает материальных находок, – сказал Ген. – Я ведь теоретик. Если бы я открыл «гемуса», это прибавило бы мне веса в глазах мирового научного сообщества.

Лео Гиббард промолчал, не поняв и половины из того, что счел нужным сообщить Ген, а Яблочников осуждающе покачал головой.

– Саша… – примирительно сказал он. – На твой век открытий хватит. Здесь с тобой никто не может сравниться.

– Да это так! – согласился Ген. – Но я!..

– Я говорю, хватит. Поверь, я знаю, о чем говорю. Зайди в любые развалины и посиди неподвижно. Ты увидишь непознанное. Кстати, некоторые феномены стали проявляться за границей Зоны.

– Твоими устами да мед пить, – не поверил Ген. – Сидел я в этих развалинах. Ну и что?! Дайте хоть сфотографировать?!

– Это пожалуйста! – профессор поднялся и откинул с клеток брезент.

Всего клеток было четыре. В каждой сидело по «гемусу». Ген стал ахать, стал бегать вокруг и щелкать фотоаппаратом. Вспышка то и дело разрезала темноту. Чем больше он фотографировал, тем тревожнее становился профессор Яблочников, а Пантыкин на всякий случай запустил сразу две ракеты.

– Хватит, – попросил Яблочников. – Днем снимаешь еще. Сейчас опасно.

– Ладно, – беспрекословно подчинился Ген и уселся на место. – Подаришь мне одного?!

Профессор Яблочников тяжело вздохнул:

– Понимаешь, не могу. Ну не могу, и все! Мы к этой экспедиции три года шли. Извели кучу денег. Я инфаркт получил. Один переход Зоны чего стоил. Воякам столько отстегнули! Артемьева потеряли!