Ты, я и Париж - Татьяна Корсакова

— Я больше так не буду, Пташка. Я тебя больше никогда не обижу…

В дедовой квартире было темно и пахло затхлостью. Тина включила свет, настежь распахнула окна, поставила на плиту чайник. Ну вот она и дома! Точно и не произошло в ее жизни никаких перемен, и сказки про Золушку тоже не было. Если повезет, можно будет прожить здесь в тишине и уединении достаточно долго. Тетеньки из социальной службы, наверное, про нее уже и думать забыли, а отцу она не нужна. Скорее всего он даже вздохнет с облегчением, когда узнает, что она сбежала…

Пока Тина распаковывала свои нехитрые пожитки, вскипел чайник. Она заварила крепкий черный чай, еще из дедовых запасов, переоделась в домашнее, присела к столу. Странно, не была дома всего два дня, а уже успела соскучиться. И квартира стала такой родной, и мебель, и даже старая дедова одежда. Здесь все не так, как в отцовском доме. Здесь она сама себе хозяйка и никто больше не будет ей указывать, как жить и в каком виде выходить к столу.

В дверь позвонили. От неожиданности Тина вздрогнула, схватилась за сердце. Кто там в такую рань?..

К двери она подошла на цыпочках, заглянула в глазок и вздохнула с облегчением. В коридоре нетерпеливо пританцовывала баба Люба. В руках она держала швабру.

— Открывайте, ироды! Я щас милицию вызову! — заорала она во все горло.

Тина торопливо распахнула дверь и едва успела увернуться от швабры.

— Баба Люба, это я! — взвизгнула она и на всякий случай отпрыгнула в глубь прихожей.

— Тинка, ты, что ли?! — Соседка подслеповато сощурилась.

— Я. Да не шумите вы так, весь подъезд перебудите.

— А я слышу, шастает кто-то. — Соседка переступила порог, аккуратно прикрыла за собой дверь. — Решила, что воры забрались. И вправду хотела милицию вызывать. А ты чего вернулась-то? Неужели про иродов этих узнала?

— Про каких иродов?

— Вот не зря ж люди говорят про Божий суд, — затараторила баба Люба, — за злодеяния каждому воздастся. А что это мы на пороге стоим? Хоть на кухню пригласи соседку-то.

— У меня только чай, — сказала Тина рассеянно.

— А мне другого не надо, мне и чай сгодится. — Баба Люба поставила швабру в угол прихожей, расправила складки на юбке, шмыгнула в кухню.

— Отомстил за твои страдания-то Боженька! — послышался оттуда ее дребезжащий голос.

— Кому отомстил? — Тина прошла на кухню, присела к столу.

— Так тем гадам, что тебя покалечили, и отомстил, прибрал к себе неразумных. Аккурат в тот день, как ты уехала, и прибрал. Их только под утро нашли, холодненьких, всех пятерых…

— Почему пятерых? — переспросила Тина, сжимая чашку враз озябшими руками.

— Так пятерых! Мишку твоего и дружков его закадычных. Угорели они, как есть угорели. Водку пили в каптерке, той, что при старой школе, в печке огонь разожгли, а заслонку не открыли. А там же нора, а не каптерка, окон нет, только дверь…

Тина испуганно всхлипнула. Она знала эту каптерку, сама там не раз бывала вместе с Мишкой. И старую закопченную печурку помнила прекрасно. Да, иногда они ее разжигали, чтобы согреться. Но не в июне!..

— Если бы хлопцы не поупивались, так все бы живы остались. — Баба Люба покачала головой. — Эх, водка эта проклятущая! Что с людьми творит?! А в каптерке той, рассказывают, шесть пустых бутылок потом нашли. Стало быть, каждому по бутылочке и еще сверх того. Это ж доза, я тебе скажу…

Тина не дослушала, бросилась в ванную. Ее рвало долго и мучительно, так, словно это она только что выпила «по бутылочке и даже сверх того».

— Ну, горемычная, как ты там? — В дверь поскреблась баба Люба.

— Нормально. — Тина умылась, вытерла лицо полотенцем.

Упились, зажгли печку в июне, угорели… все до единого, и Миша с ними. Божья кара…

Из ванной Тина вышла с твердым намерением бежать. Не важно куда, да хоть куда глаза глядят, только бы как можно дальше отсюда…

На сборы ушло пять минут. Ничего не понимающая баба Люба путалась под ногами и тихо причитала. На объяснения не оставалось времени, надо уносить ноги. Она напишет бабе Любе письмо, может быть, как-нибудь потом.

— Да куда ж ты собралась, оглашенная?! — Старушка мертвой хваткой вцепилась в ее руку. — Ведь только ж приехала. Пойдем-ка ко мне, я тебе яишенку пожарю.

— В другой раз! — Тина чмокнула бабу Любу в щеку. — Мне надо бежать.

…Она не успела, опоздала всего на каких-то пару минут. За дверью ее ждал дядя Вася и двое незнакомых мрачных парней.

— Доброе утро, — сказал дядя Вася и вежливо поклонился бабе Любе.

Тина предприняла отчаянную попытку прошмыгнуть мимо него. Попытка успехом не увенчалась — не переставая улыбаться, дядя Вася поймал ее за шиворот, легонько встряхнул.

— Далеко собралась?

— Не ваше дело! — она попыталась вывернуться.

— А что это ты с дитем так обращаешься?! — Неустрашимая баба Люба потянулась за шваброй.

— Успокойся, мать, — сказал дядя Вася миролюбиво, — ничего плохого я ей, — он снова встряхнул Тину, — не сделаю. Знаешь, что она натворила?

— Что? — спросила баба Люба.

— Удрала из дому, от родного отца.

— Да что ты говоришь?! — ахнула старушка и с укором посмотрела на Тину. — А я-то гляжу, приехала одна ночью, вся какая-то взвинченная. Я ж думала, что это из-за похорон, а она вона что, сбежать надумала.

— Я сейчас закричу! — Тина изловчилась и пнула дядю Васю по колену. Другой бы от боли взвыл, а этому хоть бы хны, только зыркнул сердито да зубами скрипнул.

— Кричи, — сказал он после недолгих раздумий. — Только учти, будешь орать, я церемониться не стану, у меня от твоего отца есть все полномочия, даже на воспитательно-показательную порку. Не веришь? Артем! — он сделал знак одному из своих ребят, — покажи ей.

— Слушаюсь, Василий Игнатыч! — Артем сделал шаг вперед, и Тина с ужасом увидела в его руке настоящий армейский ремень.

— Этим? — спросила она шепотом.

— Пряжку только снимем, чтоб не так больно было, — «успокоил» дядя Вася.

— Премного благодарна.

— Рад, что оценила мою заботу. — По каменному лицу было не понять, шутит он или говорит серьезно.

— Я оценила отцовскую заботу, — Тина сжала кулаки. — Они все погибли. Баба Люба говорит — несчастный случай. Представляете, какое совпадение?!

— Не понимаю, о чем ты. — На лице дяди Васи не дрогнул ни один мускул.

— Я о Мишке и… — Тина всхлипнула, — и его друзьях. Они задохнулись от угарного газа.

— Это были твои друзья, девочка?

— Нет.

— Тогда я не понимаю, из-за чего ты так расстроилась.

— Не понимаете?! — Чтобы заглянуть ему в глаза, Тине пришлось привстать на цыпочки.