Калямбра - Александр Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так. Сна нет. Есть другие миры. Другие измерения. Тебе никогда не казалось, что человек и так живет очень мало, а тут он еще столько времени проводит во сне? Ты не полагаешь, что это слишком расточительно? А между тем расточительство вообще не свойственно природе. Расточительство в природе бывает только по какому-нибудь случаю. По необходимости. Пример: цветение кораллов. Поэтому сна нет. Есть хождение по другим мирам. Ты мне нужен. Пошли.
– А если я не захочу?
– Глупости! Ты умеешь думать. А тот, кто умет думать, всегда не против оказаться где-нибудь еще.
– А если я прочту молитву?
– Ну, прочти.
И я прочел. «Отче наш». Лис вежливо дождался конца молитвы и не пропал. Я прочитал еще раз.
– Прочти в третий раз, – посоветовал он мне. – Вы все любите цифру 3.
– Я и цифру 9 люблю.
– Знаю. Давай перейдем к делу.
– Давай! Так зачем я тебе понадобился?
– Понимаешь, – Лис взял меня под руку и увлек за собой, – на человеческую сущность, путешествующую в другом измерении, может повлиять только другая человеческая личность. Нам это делать запрещено. Повлиять на коралл может только коралл. Но я могу незримо присутствовать. И вводить тебя в курс происходящего. То есть, меня он не увидит, а с тобой познакомится.
– Кто «он»?
– О, это известная личность. Политик. Всем надоел. Шляется во сне по всем измерениям. Хочет услышать Всевышнего. Хочет услышать: правильно ли он поступает. А заодно очистить совесть. Он полагает, что ее можно очистить. Сам понимаешь, Всевышнего я ему достать не могу. Поэтому устроим небольшой спектакль. Всевышним на какое-то время будешь ты.
– То есть?
– Он узрит именно то, что хочет узреть. А я буду тебе помогать. Подскажу чего-нибудь.
– Я должен подумать.
– Думай. Дело-то добровольное.
С этими словами Лис исчез.
Я проснулся и подумал: «Приснится же такое!»
2На следующую ночь Лис явился снова.
– Ну как, ты подумал? – спросил он меня немедленно.
– Да, но как я перед ним появлюсь?
– Об этом не беспокойся, – сказал Лис, и сейчас же мы оказались в пустыне. Светило умопомрачительное солнце.
– А это что такое? – спросил я, озираясь вокруг.
– Тебе не нравится декорация? Тут же все натуральное – воздух, песок, небеса. Просто мы перенеслись во времена моего друга Сократа. А то, что пустыня – так это по-библейски верно! – добавил он с лукавым выражением мордочки.
– Чем тебе не угодила Библия?
– Ничем, мне просто нравится твой внешний вид. Вот, посмотри!
Передо мной сейчас же восстало зеркало, и в нем я увидел высокого старца с непокрытой головой, в льняных одеждах, с посохом в руках.
– Вот это да! – я ощупал свое лицо – к бороде было не придраться.
– Для вас все только самого лучшего свойства! – Лис сиял.
– Зачем весь этот театр?
– Как говорил один мой большой друг, тут все театр.
– Ты тоже переоденешься?
– К чему? Он меня все равно не увидит и не услышит. Меня услышишь только ты. Для него течение времени мы замедлим, а для тебя ускорим, чтоб ты успевал и слушать от меня правильные ответы, и отвечать на его вопросы.
– Вы умеете ускорять время?
– Еще бы! Если можно ускорять и замедлять все остальное, то почему нельзя это делать со временем? Это для вас оно неуловимо, а у нас его можно нарезать кусками и складывать в корзину. Его можно растягивать или сжимать. Над ним можно лететь, как над огромным травяным ковром, и каждая травинка будет целой Вселенной, взятой в какой-то момент ее существования. А внутри этой травинки уместится еще один ковер – и так множество, множество раз. Для тебя оно будет бежать, как шар с горы, для него – катиться по равнине. Все просто.
– У меня вопрос, Лис.
– Я уже знаю какой, но все равно, говори.
– Почему вам нужен именно я?
– Потому что ты лишен самого главного человеческого чувства – алчности. А это значит, что ты уже почти не человек! – тут Лис расхохотался, и у него была такая симпатичная мордашка, что невозможно было не улыбнуться в ответ.
– Да, да! – продолжил он. – Ты почти что не человек, и в то же время ты человек. Так что твоя сущность нужна для связи между мирами. Приготовься, он сейчас появится.
– Где?
– Прямо перед тобой. Ты скажешь ему: «Ты звал меня, сын мой!»
– Это необходимо?
– Это часть твоего образа. И потом он захочет поцеловать тебе руку. Не оглядывайся на меня и не отдергивай ее, очень тебя прошу. Я буду рядом. Итак?
Перед нами возник человек.
– Ты звал меня, сын мой! – сказал я ему. «Однако у меня густой, красивый голос!» – отметил я про себя.
– Наконец-то, Господи! – воскликнул он и подошел.
– Он точно тебя не видит? – скривив рот влево, прошептал я Лису.
– Можешь не кривить рот и не шептать! Твои вопросы ко мне до него не доходят. Вот смотри! – Лис подошел к человеку и провел лапой по его лицу. Тот ничего не почувствовал.
– Чудеса! – не удержался я.
– Стараемся! – отозвался Лис.
Человек наклонился, чтоб поцеловать мне руку. Лис был начеку:
– Я же сказал: не отдергивай! Пускай насладится.
– Ну и циник же ты, Лис! – не удержался я.
– Циником был Диоген, а я всего лишь бледный его ученик, – отозвался Лис.
Человек поднял голову. Черты лица его были мне очень знакомы. Я много раз его видел, но кто он? Я не мог вспомнить.
– Это же так естественно! – тут же вмешался Лис, – Ты не можешь его вспомнить. У вас разная биология. У него все проглоченное превращается в огонь, иссушающий внутренности, а у тебя все превращается в свет. Это там он правитель, вершитель судеб, вкрадчивый убийца, недалекий, мелкий воришка, а тут он… сейчас увидишь.
Лицо человека постепенно обратилось в рожицу какого-то зверька – то ли мангуста, то ли сурка или же суслика – а потом сам он съежился, стал маленьким.
Я отпрянул.
– Спокойно! – остановил мне Лис. – Видишь, как лезет наружу его сущность? И чем дальше, тем она будет лезть больше.
Суслик подскочил, лизнул мне руку и заговорил скороговоркой:
– Скажи, Господи, что я прав, что я правлю этой страной верно, потому что люблю и ее, и весь ее народ. Скажи мне, Господи!
– Скажи ему, Господи, – проговорил Лис, но тут же предупредил меня: – Да! Забыл отметить: людям нельзя говорить все прямо. Надо говорить иносказательно. Например: «Совесть всего лишь слепок с того тебя, каким я хотел бы тебя видеть. Стоит примеряться почаще. Сильное несовпадение меняет сущность твою».
Я повторил все это слово в слово.
Глаза суслика говорили о великом мучении.
– Господи! – возопил он, – Душа моя будет жить вечно?
– Все будут жить вечно! – ответил я уже без подсказки Лиса, – Важно только как!
– Осанна! – воскликнул Лис. – Я знал, что ты справишься!
В ту же минуту Лис и суслик закрутились, завертелись, завертелись, подскочили, превратились в бусинки, потом в божьи коровки, потом запрыгали, запрыгали и с грохотом провалились в непонятно откуда взявшуюся раковину.
Над раковиной стоял я.
– Вот это да! – сказал я и сейчас же проснулся.
3Он сидел в углу моей комнаты.
Я почувствовал на себе его взгляд, проснулся, открыл глаза, и в этот момент он заговорил.
Внешне он походил на араба: смуглые, тонкие черты лица, нос с горбинкой, короткие вьющиеся волосы, большие залысины на висках, маленькая бородка.
Одет просто – рубаха до пола, такие и теперь носят в Египте, но шита бисером и золотом – ничего лишнего, у него был прекрасный вкус.
И еще у него были изящные руки писца фараона.
О чем он говорил – это я никак потом не мог вспомнить.
Помню только, что он что-то предлагал, убеждал.
А я слушал его и слушал, и мне с каждым его словом становилось все страшнее и страшнее, потому что на все его доводы я никак не мог найти достойного возражения, а я должен был почему-то найти, ну, хоть что-то и возразить – не знаю почему; и все шло к тому, что мне надо было с ним согласиться, но соглашаться никак было нельзя, и я это прекрасно понимал, нельзя и все тут; а он все подводил меня и подталкивал к этому согласию, и это напоминало то, как если тебя подтаскивают к обрыву, и ты уже чувствуешь прохладу ущелья, и камешки под ногами предательски перекатываются – ты скользишь, скользишь, и силы тебя оставляют – вот сейчас ты покатишься, вот сейчас.
Меня прошиб холодный пот, волосы встали дыбом, меня затрясло – жуткий холод.
И в этот момент я сказал: «Нет!» – и все, он сразу исчез.
Будто и не было его вовсе.
Рядом со мной был Лис.
– Ну, как? – спросил меня Лис.
– Сейчас! – сказал я. – Только «Отче наш» прочитаю.
– Прочитай, полегчает.
Я прочитал раз, два и три – медленно отпускало, а потом все внутри улеглось, потеплело.
– Что это было? – спросил я у Лиса.
– Это было не «что», а нечто. Это был Саиб.
– Дьявол?
– Ну, зачем же так радикально! Это всего лишь Саиб. Ему достаточно твоего отказа.
– Я не запомнил то, что он говорил.