О чём речь - Ирина Левонтина

Вот в августе 1991-го необычное слово путч действительно с первых же дней стало основным наименованием, которое использовалось по отношению к событию. Возможно, это немецкое слово (der Putsch) первым «вбросил» кто-то из иностранных корреспондентов, хотя история не очень понятная, потому что в английском языке для этих случаев чаще используется французское выражение coup d’état. Слово путч настолько срослось с теми событиями, что сейчас некоторые люди, вспоминая о них, думают, что именно это слово произнесла журналистка Татьяна Малкина, задавая на исторической пресс-конференции свой знаменитый вопрос Янаеву. Нет, она спросила тогда: понимаете ли вы, мол, что совершили государственный переворот, – и это было очень здорово, потому что предельно ясно. Слово же путч само по себе не было столь понятным. Некоторая его экзотичность и незанятость ассоциациями с какими-либо другими событиями (ну разве что помнилось сочетание путч Пиночета, но это было давно и далеко) как раз помогли ему стать почти что собственным наименованием тех событий 91-го года. Вот они действительно вошли в историю именно как августовский путч.

Когда же грянул октябрь 1993-го, ассоциаций с августом 1991-го избежать было уже невозможно. Конечно, основными были другие номинации: одна сторона называла это антиконституционным переворотом, другая – коммуно-фашистским или красно-коричневым мятежом. Но газеты заговорили и о вооруженном коммунистическом и фашистском путче, а Макашова обзывали путчистом. Интересно, однако, что слово путч звучало и с другой стороны. По воспоминаниям Ирины Иновели, тогда парламентского корреспондента, в кулуарах ВС «банду Ельцина» также ругали путчистами. Собственно, и в одной из юбилейных передач 2013 года, на «Дожде», Илья Константинов сказал буквально следующее: «Наши действия были законны и легитимны, а нам противостояли путчисты».

Прошедшие двадцать лет определенности в номинации не прибавили, как не принесли и согласия в понимании тех событий. Время от времени использовались и обозначения путч 93-го года, второй путч или октябрьский путч, особенно когда речь шла о сравнении событий 91-го и 93-го годов: «Являясь представителем одной из групп, я, тем не менее, понимаю, что нельзя, например, недооценивать роль Коржакова в подавлении путча 1993 года» (Е. Гайдар, А. Кох. Беседы с Гайдаром, 2007). Сочетание октябрьский путч, впрочем, иногда обозначает и некоторое событие в истории Югославии, и даже другое событие в нашей истории: «В 30-е годы Пришвин пытался уйти от моральной оценки истории, вовсе не революция как таковая занимала писателя в год двадцатой годовщины октябрьского путча» (А. Варламов. Пришвин, или Гений жизни, 2002).

При этом просто слово путч – без уточнений и сравнений – связывалось до сих пор с событиями 91-го года. Впрочем, очень быстро люди начали путать и смешивать 91-й и 93-й. Действительно: тут Белый дом – и там Белый дом, тут Ельцин и Руцкой – там Ельцин и Руцкой, тут амнистия – там амнистия. Даже на одном из юбилейных токшоу про 93-й год кто-то из приглашенных экспертов сбился и начал что-то говорить о генерале Варенникове. Его, впрочем, быстро зашикали, но там все же в студии сидели непо средственные участники событий. А рядовые граждане очень путаются, конечно.

Тем удивительнее для меня было это название метлинского фильма – «Путч». Казалось бы, неудачное название – отсылает не к тому событию. Чего не назвать «Кровавый октябрь» или там «Тревожная осень 93-го»? Но, возможно, весь фильм и создавался ради этого названия. Чтобы в головах наших сограждан окончательно все перемешалось и слиплось. Ну, путч – а кто там путчист: Руцкой или Ельцин, в 91-м или в 93-м году – поди разбери. Да и какая, в сущности, разница.

Забыть слово

«К концу 2013 года мы должны забыть слово портянки», – заявил в ходе селекторного совещания глава военного ведомства генерал армии Сергей Шойгу (http://www.interfax.ru/society/txt.asp?id=285071). Похоже, тут действительно немаловажно само слово. Портянки – слово, которое ассоциируется с чем-то кондовым, застарелым и незатейливым. В нем слышится прямо-таки вызов модернизации. Поэтому, кстати, столь выразительно и сочетание кремлевские портянки из интернет-сленга, ну да мы сейчас не будем на него отвлекаться.

Вот только бы не получилось так, что деньги, выделенные на носки, окажутся разворованными и для армии будет закуплена расползающаяся дрянь, да еще и в ничтожном количестве. А то окажется, что, забыв успешно слово портянки, придется вспомнить другое уже было подзабытое слово – штопать. Кто, кстати, помнит такой предмет – специальный гриб для штопания? Наверно, он даже как-то назывался, только я слово забыла.

Еще занятная история вышла с писателем Лимоновым и дубленками. Вот что он заявил 12 января 2013 года по поводу марша против антисиротского закона (содержание без комментариев):

Одна из журналисток сообщила, что все тепло оделись «в дубленках». И это собственно ключевое слово, спецодежда российской буржуазии. Оппозиция в дубленках. Несколько тысяч состоятельных москвичей, около десятка тысяч, из числа потомственной московской интеллигенции и наследственной советской номенклатуры, устроители выманили-таки, сыграв на чувствах, использовав детей-инвалидов (больше воображаемых, чем реальных) в качестве приманки. Воспаленные детьми-инвалидами между тем перешли сегодня в своих дубленках Рубикон, ушли от страны и народа (http://limonov-eduard.livejournal.com/287974.html?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter).

Вот оно что! Ключевое слово, оказывается. Это совершенно поразительно. Я хорошо помню время, когда дубленка действительно была символом благополучия. В СССР это было в 70-е – 80-е годы. Тогда в самом слове дубленка прямо так и звучало: жизнь у человека удалась. Помню, когда я училась в школе, в журнале «Юность» напечатали написанный какой-то девочкой рассказ «Белое чудо»: старшекласснице откуда-то привезли белую дубленку, и вот она переживает это как событие огромного экзистенциального накала и в конце концов отказывается ее носить: хочет быть уверена, что потенциальным кавалерам понравится она сама, а не ее прекрасная дубленка. А помните чудный фильм с Тереховой и Гафтом «Дневной поезд» 1976 года (любимый фильм моей мамы)? Там была такая сентенция: «Престижная женщина! Как дубленка! Как третья модель „Жигули“!»

Когда я поступила в университет (было это, чего скрывать, в 1980 году), сама, без репетиторов и блата, родители очень меня приветствовали и обещали подарить мне дубленку. Однако осилили они это, лишь когда я была на пятом курсе. Дубленка была, как я тогда шутила, «из шкуры афган ского народа», она была страшно холодная, потому что мех ее состоял буквально из отдельных редких волосков, и долгими зимними вечерами я занималась тем, что сшивала расходящиеся из-за гнилых ниток (видимо, месть афганского народа) швы. Но все равно я свою дубленку обожала, как, наверно, никакой в моей жизни предмет одежды, и казалась себе в ней безумно элегантной. Славные были времена, но с тех пор все же прошло лет тридцать и жизнь сильно изменилась. Кстати – на ловца, как известно, и зверь бежит, – мне попалась в Фейсбуке запись моей коллеги Анны Птенцовой:

Маша Шевелева вчера пересказала воспоминание своей мамы, работавшей в МАСе (это четырехтомный Малый академический словарь. – И. Л.). А. П. Евгеньева (знаменитый лексикограф, глава авторского коллектива Словаря. – И. Л.) в 70-е годы настаивала, что слово дубленка означает одежду бедняков:) Как она умудрилась не заметить, что весь советский народ к тому моменту уж лет 10 сходил с ума по дубленке Анук Эме в «Мужчине и женщине», – загадка…

И вот, как в 70-е дубленка уже совсем не ассоциировалась с одеждой бедняков, так сейчас она не служит эмблемой процветания. Между прочим, когда в начале протестов сурковская пропаганда пыталась представить «болотников» бесящимися с жиру москвичами, особенно муссировался образ норковой шубы – «революция норок» и пр. На самом деле и это уже было немного смешно. Все же после Перестройки московские рынки были наводнены шубами из Греции, из Турции – часто низкокачественными, но не всегда такими уж дорогими. Их купили многие женщины, которых никто бы не назвал богачками. Ну и потом – это ведь как: купила, потом стала мала, продала совсем дешево или родственнице отдала, а себе другую купила… Недавно я была на отпевании, и вот там у церкви стояли нищие. Одна из них была довольно молодая статная женщина в длинной шубе, кажется, из нутрии. «Подайте, пожалуйста», – с достоинствам говорила она. Дело тут не в том, что нищий не может на самом деле оказаться богачом, а в том, что дама не считает, что шуба как-то ее в качестве нищей компрометирует. Да кроме того, если уж говорить о митингах и московском «креативном классе» – необычно тут было не обилие шуб, а скорее обилие курток из волшебных материалов – невесомых, но теплых, горнолыжных костюмов (да, и еще народ активно осваивал термобелье, это слово даже попало в разные списки типа «слово декабря»). Кстати, кое-кто из «креативных» натуральный мех и вовсе не носит по идейным соображениям. В общем, шуб на Болотной было никак не больше, чем на Поклонной (на провластных митингах – путингах). Так что и это было пропагандистской натяжкой. Но уж лимоновские дубленки – это полный анахронизм. Что-то из глубин всплыло, из завистливых доотъездных представлений о прекрасном. Лимонов ведь в 73-м году уехал. Ну вот. А после марша произошла еще одна яркая история про слова. Там, как известно, несли портреты политиков, голосовавших за принятый в отместку за «Акт Магнитского» одиозный закон, запрещающий, в частности, усыновление российских сирот американцами, и продвигавших его. И бывшая фигуристка, а ныне депутат Ирина Роднина, портрет которой тоже был пронесен по бульварам и в конце шествия выброшен в мусорный контейнер, написала у себя в Твиттере: «Конечно я очень расстроена… расстроена, что мою фотографию несла не яркая личность „опы“, а как говорят в Москве: тетка из очереди:((((https://twitter.com/IRodnina/status/290479891969880064).