Чужая корона - Сергей Булыга

И досрамил! Закончил-таки прения. Пан великий крайский маршалок дал ему слово. Он, этот Деркач, на часы покосился, видит, осталось десять минут до шести, еще сильнее побелел и быстро, кратко говорит: а ты, ваша великость, как теперь, после всех прений-выступлений видишь это дело, как думаешь его решать? Я тогда уже встаю и говорю примерно так: дело это действительно очень сложное и запутанное, не зря поважаные паны депутаты так долго его обсуждали и так и не дообсудили, да это и правильно, потому что здесь сгоряча рубить нельзя, особенно если учитывать то, о чем здесь пока еще никто ни слова не сказал, а именно: Цмок — это кто: он зверь или он человек?

Вот так я им сказал! Они аж ахнули! А я…

Я чуб пригладил, усы подкрутил и дальше говорю: если это зверь, то это одно дело, на зверя можно поохотиться, как многие из вас сегодня и предлагали, а можно сделать и другое, о чем сегодня тоже было много сказано. Ну а если, поважаное панство, сей Цмок и действительно есть человек, который, когда ему надо, тогда он в зверя обращается, тогда как с ним быть? На человека разве поохотишься? Нет. С человеком уже нужно воевать, а прежде чем воевать, с ним нужно провести переговоры, но если он на переговоры не идет, тогда как быть? Вот то-то же! И это, говорю, поважаное панство, еще только маленькая часть тех вопросов, которые меня беспокоят. Так что о каких тут моих ответах может сейчас идти речь, если я еще в своих вопросах как следует не смог разобраться. Да и вы, боюсь, тоже.

Вот так тогда я им сказал и сел. На часы покосился, вижу, осталось всего пять минут до шести, в шесть Сойм закроется, так что, думаю, ничего вы, Панове, уже не решите, не приговорите, хотя, с другой стороны, надо было мне еще подольше порассуждать, чтоб им еще меньше осталось…

И как в воду я тогда смотрел! Эх, надо было больше, да! А так опять этот Деркач взвивается и говорит: да, дело очень сложное, это ты, пан великий господарь, очень мудро указал, я в этом с тобой согласен целиком и полностью, и потому вот что я предлагаю: вот прямо здесь и сейчас образовать Высокую комиссию, в нее войдут вот ты, ты, ты, и ты (и пальцем указал, кто именно), и вы, эта комиссия, в самый кратчайший срок, выезжаете на место преступления и там с тем Цмоком разбираетесь по всей строгости наших законов, согласно Статуту. Что ты на это скажешь, господарь? Я усмехаюсь, говорю: на это моя сгода. Деркач к панам: а вы чего? Паны: и наша сгода тоже! Я еще шире улыбаюсь, думаю: ну, если что-нибудь захочешь загубить, так только собери на это «что-нибудь» комиссию. Ат, хорошо!..

Да только этот пан Деркач не унимается и дальше говорит: а так как это дело очень сложное, государственной важности, то верховным комиссаром нашей Высокой комиссии предлагаю выбрать нашего господаря, Панове, сгода? И они, эти собачьи дети, прокричали: сгода! Деркач сразу ко мне: а ты, великий господарь, что ты на это скажешь?

А я молчу. Ат, думаю, вот как оно порой бывает! И на часы смотрю — на них уже, вижу, совсем почти что ничего не осталось до шести, может, они прямо сейчас начнут курантить, а я могу пока молчать, я думаю, меня же только что спросили, тут надо подумать. Вот так! Вот я ответа в срок не дам — и Сойм, считай, сорвался, все они разъедутся несолоно хлебавши, и после будут говорить, и рожи при этом вот так вот кривить…

Нет, думаю, собачьи дети, не дождетесь! И говорю: и моя сгода тоже! Писарчуки, пишите мою волю!

И только я это сказал, часы пошли бить шесть, Сойм закончился. Эти все сразу вскочили, зашумели и уже без моего на то приглашения пошли в закусочную залу. А я сижу и думаю, кто я теперь — Великий князь, или верховный комиссар, или просто распоследний дурень?!

Глава седьмая. МОИ СОМНЕНИЯ

Сам я, конечно, на Высоком Сойме не был, никто меня туда не выбирал, никто потом туда не допускал. Это потом уже, назавтра после окончания всех заседаний, Великий князь мне подробно все рассказал, страшно при этом гневаясь. А чего было гневаться? Вот если бы он на себе волосы рвал, тогда бы я его такое поведение одобрил, тогда бы это было правильно. А так он вначале моего доброго совета не послушался, а после орет, как в корчме. Я что ему советовал? А то, что, ваша великость, держитесь от Цмока как можно подальше и всем другим велите делать то же самое, под страхом смерти запретите причинять Цмоку какой-либо вред. А что получилось? Создали комиссию, а его над ней комиссаром назначили. И теперь ехать ему в Зыбчицы и там не сносить головы. И он после всего этого — пьяный, конечно, он такой ко мне уже пришел — еще спрашивает, дурень он или нет. Я промолчал, потому что учить пьяного — это дело абсолютно бесперспективное. Я только сказал ему, что мне теперь нужно побыть одному и хорошенько обо всем подумать. Ясь его до двери проводил, он ушел. Мы закрылись, и я сел к столу думать.

Да, и вина себе налил. Но в меру! И вот что потом, уже почти под самое утро, мне придумалось: как-то уж очень подозрительно вели себя поважаные паны депутаты во время последнего заседания! Великий князь говорил, что они вели себя просто глупо, но я бы не стал такого утверждать. Да и действительно, ничего умного они не предлагали, а только почти единодушно решение создавшейся проблемы видели в физическом уничтожении Цмока: одни для этого советовали застрелить его волшебной пулей, другие обкормить отравленной кониной, третьи просто напустить на него порчу, благо что ведьмаков у нас в Крае полно, ну, и так далее. Были даже и такие радикальные предложения, как, например, осушить или выжечь всю Сымонскую дрыгву. А наиболее осторожные из депутатов — их, правда, было очень мало — советовали просто объявить те места заповедными и никого туда не пускать. Но осторожных не слушали. Да они и вообще как будто один другого не слушали. Или слушать не желали. Или просто не желали принимать никакого решения, тянули время, тянули, разыгрывали перед простодушным господарем комедию, а потом, в последний момент, уж как-то слишком дружно и слаженно всю ответственность на него и перевалили.

Хотелось бы мне знать, кто это так ловко задумал и, главное, осуществил.

Правда, теперь это не так уж и важно. Куда важнее другое — сам факт того, что никто из панов депутатов не выказал ни малейшего желания лично поучаствовать в расправе над Цмоком. Что это — страх перед всесильным чудовищем? Или скрытая боязнь того, что гибель Цмока повлечет за собой и гибель всего Края, так как, лишенная его, Цмока, поддержки, наша земля сразу провалится и вновь окажется на морском дне? Однако (я специально спрашивал об этом у Великого князя) никто из панов депутатов даже в шутку не упомянул о возможности подобного развития событий. Хотя панов можно понять — поверье о том, что судьба Края всецело зависит от судьбы Цмока, считается простонародным, хамским поверьем, умные люди в него не верят. Я же ведь тоже не верю в него. Я просто не могу себе представить, что может существовать какая-нибудь связь между благополучием Цмока и прочностью земной коры. С научной точки зрения подобная связь — это сущая глупость. Кем бы в конечном счете ни был этот Цмок, диким зверем или разумным человеком, он — это просто самое обычное живое существо, часть нашей фауны, а фауна, как известно, никакого ощутимого влияния на геологию не оказывает. Тектонические процессы сами по себе, а биосфера сама по себе. Так всегда было от самого Дня Творения и так, я надеюсь, будет и в дальнейшем.