Морской ангел - Валерий Ковалев

Недавние военные споро разобрались так, как от них требовали. Потом старший из офицеров, майор, благосклонно кивнул, после чего конвойный начальник сделал два шага к хмурому строю.

– Буду называть фамилии, четко и громко отвечать «я»! – заворочав головой, достал из полевой сумки карандаш с папкой, развернув ее в руках. – Понятно?!

– Точно так, понятно, – прошелестело в шеренгах и замерло.

– Арефьев Семен Петрович!

– Я!

– Аксаков Юрий Иванович!

– Я!

– Абашидзе Гурам Шотаевич!

– Я!

После каждого ответа лейтенант ставил против фамилии «галку». На фамилию Цукерман Яков Наумович ответа не поступило.

Лейтенант повторил ее второй раз, снова тихо.

– Обыскать вагоны! – бросил майор, и несколько охранников полезли в теплушки.

Спустя минут пять из одной вытащили Цукермана (он спал), и мордастый сержант прикладом загнал того в строй. Все двести были на месте.

– За что бьешь фронтовика, гад! – прогудел кто-то из арестантов.

На этот вопрос майор тяжело заворочал шеей, медленно прошелся вдоль заросших щетиной угрюмых лиц и стал посередине.

– Фронтовиками вы были там! – выбросил руку в сторону запада. – А теперь преступники и лагерная пыль! – повысил голос до крика.

Потом шеренги перестроили в колонну по четыре, конвой с овчарками занял свои места, вслед за чем последовала команда «Шагом арш!», и сотни ног зашаркали по мазутной щебенке в сторону города.

Освобожденный два года назад, Харьков был изрядно разрушен. Коробки сгоревших зданий чередовались с развалинами, меж них изредка стояли целые дома, по разбитой дороге изредка гремели полуторки и телеги.

Чуть впереди справа бригада военнопленных в кургузых мундирах разбирала завал из кирпичей, покореженных балок и плит, нагромождения которых тянулись вдоль всей улицы.

«Вот тут я и подорву, – мелькнуло в голове шагавшего в одной из последних четверок с краю Дима. – Обстановка самая та. Легко оторваться, затеряться в развалинах, а потом уйти из города».

По телу пробежал знакомый холодок, мускулы напряглись, как в поиске, и он покосился на топающего слева от него конвойного. Тот был лет восемнадцати, стрижен «под нуль»[89], а ППШ держал точно по уставу. «Салага, – профессионально оценил Дим. – Глушану чтоб не убивать. Вполсилы».

Когда впереди показалось подходящее место (хаос из обломков стен и перекрытий резко заузил дорогу), он втянул голову в плечи, сгруппировался и… в голове колоны завопили «Стоять!», а потом бешено залаяла собака.

В следующий момент в утренней дымке на развалинах мелькнули две тени, затем коротко громыхнуло «та-та-та!», и за ними покарабкались несколько солдат с овчаркой.

«Колонна стой!» – донеслось спереди, после чего движение прекратилось.

Оскалив зубы и тыча перед собой автоматы, краснопогонники сжали строй плотнее, а заключенные, посветлев лицами, стали прислушиваться.

Тишина длилась недолго. Вскоре ее прорезали новые очереди. А минут пять спустя в том же месте неясно возникла группа. Два конвойных с автоматами наизготовку и рвущейся с поводка собакой сопровождали третьего, а еще двое тащили на руках тело. Далее, оскальзываясь на обломках, все спустились вниз, вслед за чем последовала команда «Возобновить движение!»

Проходя мимо того места, где все случилось, заключенные поворачивали в сторону головы и мрачнели снова. На обочине, подплывая кровью, вверх лицом лежал молодой парень, а второй, чуть постарше, понурив голову, стоял перед лейтенантом.

– Не повезло ребятам, – вздохнул шагавший рядом с Димом сосед в защитном ватнике. – Быстро они их. – И перекрестился.

Спустя еще некоторое время впереди, на возвышенности показался целый комплекс характерного вида зданий (то была тюрьма), которые почти не носили на себе следов войны и были целыми.

– Это ж надо, – сказал кто-то из идущих впереди. – Город вдрызг, а кича[90] вот тебе, пожалуйста.

На этом, свершившим очередной перелом судьбы Дима объекте, следует немного остановиться.

Харьковская холодногорская тюрьма уже в то время, имела весьма мрачную историю. Учрежденная по велению императрицы Екатерины, во времена Александра I она превратилась в целый тюремный замок. С 1893 по 1903-й, оттуда гнали каторжан в Сибирь и на остров Сахалин, после революции она стала закрытой тюрьмой ВЧК-НКВД, а в годы войны, оккупировав Харьков, немцы устроили там Шталаг-364, где замучили и убили 30 тысяч советских граждан. В тюремных камерах и подземельях сидели в свое время члены южных групп «Народной воли», революционеры Артем и Камо, убийца Котовского Мейер Зайдер, а также сподвижники батьки Махно и белогвардейские офицеры.

У глухих железных ворот в высокой каменной стене колонна остановилась, потом их створки распахнулись, и ноги зашаркали по булыжнику. Перед глазами вновь прибывших открылся пустой обширный плац, со сторожевой вышкой на стене, окруженный двух и четырехэтажными корпусами.

Вслед за этим по плацу гулко разнеслись команды «Стой!», а потом «Направо!», после чего состоялись передача конвоем заключенных тюремной администрации. При этом убитого, доставленного вместе со всеми, отнесли в тюремный морг, а живого беглеца увели два тюремных, с наганами на поясах, цербера[91].

Хмуро проследив за действом, представитель местного начальства в звании капитана обозрел новых подопечных, покачался с пятки на носок, а потом выдал короткий спич[92].

– Сейчас вас разведут по корпусам и камерам! Сидеть тихо, иначе карцер! Вопросы?! Таковых не было, и капитан бросил подчиненным:

– Выполняйте.

– Первая шеренга, шаг вперед! заблажил стоящий рядом с ним младший лейтенант. – Напра-во!

Шурх – шурх, нечетко стукнули сапоги, и шеренга потянулась к одному из корпусов под бдительным оком стражей. Дим оказался в ней и по привычке внимательно осмотрелся.

Плац со всех сторон был окружен серыми коробками зданий с железными решетками на окнах, между ними имелись несколько хозяйственных построек, а в противоположной от ворот кирпичной стене имелись еще одни, чуть поменьше и с караульной будкой.

«Да, отсюда подорвать сложно», – подумал он, переступая вслед за соседом порог дверного проема.

Навстречу пахнуло спертым воздухом, сыростью и карболкой.

Изнутри корпус представлял из себя открытый многоярусный колодец с железными этажными переходами и лесенками. На дне, в боковых стенах виднелись уходящие вдаль, перегороженные решетчатыми дверьми коридоры.

Партию направили в один из них, стоявший у двери охранник загремел ключами и та с ржавым скрипом отворилась.