Кощеевич и война - Алан Григорьев

— Ну! Просыпайся!

— Я же говорила, — хмыкнула Смерть из-за спины.

Лис со всей дури хватил пустым флаконом об пол и ещё ногой наступил. Следом швырнул ларец. В стороны брызнули самоцветные камешки.

— Ну вот, такую красивую вещь испортил… — цокнула языком Марена.

— Плевать! Я не могу без Мая, Рена. Он мой единственный друг… Чего ты хочешь взамен? Где одна сделка, там и две.

— Со Смертью не торгуются. Мне правда жаль.

— А как же «Смерти не положено никого жалеть»? — передразнил Лис.

— Тебя, дурака, жаль. Всё-таки не чужой…

— Она ещё и обзывается! — Лис одним глотком осушил до дна чашу с вином. Хотел поставить на стол, но промахнулся.

— Я вернусь, когда ты успокоишься, — сказала Марена.

— Нет, стой! — Но руки ухватили лишь воздух: она уже исчезла.

Ох, что же за горе такое горькое? И почему Лис не запретил Маю ехать на этот обмен? Советник обиделся бы, конечно, зато остался бы жив. Будь трижды проклята война! И будь проклят Ратибор! Впрочем, он уже и так проклят…

Мысли скакали с одного на другое. Лис даже хотел заплакать, но ком, подступивший к горлу, так и не превратился в слёзы. Наверное, их больше не осталось — все выплакал.

И у Весьмира теперь совета не спросишь: хитрый чародей тоже попал под действие ледяного заклятия. Это было справедливо, но совершенно некстати. Теперь в Диви воцарится волчонок, но некому будет его направить. Никто не скажет ему: «Просто отдай перстень, и все битвы закончатся». Зверёныш заматерел, он будет мстить. Лис тоже не остановится. Получалось, он сам себе расставил западню — водоворот ненависти будет подпитываться бесконечно, радуя Птицу-войну.

Лис захлёбывался гневом. Он злился на Мая — за то, что умер и бросил его одного. На Рену — за то, что забрала друга и не отдаёт. На Весьмира — за глупый план. На Ратибора и всех дивьих заодно — за то, что не поверили в его добрые намерения лишь потому, что он родом из Нави, полукровка и вообще Кощеев сын. Ещё Лис злился на отца — больше уже по привычке. Но более всего он ненавидел себя. И это было хуже всего. Май простил бы его, но сам Лис не мог даровать себе прощения. Потому что не заслужил. Оставалось только сжать кулаки и, как он пообещал в своём заклинании, идти до конца.

— Гор-рюешь?

На плечо вспорхнул Вертопляс, и Лис вздрогнул от неожиданности. Он не заметил, когда вещун успел влететь в шатёр.

— Нет, радуюсь.

— Не огр-рызайся.

— А ты не лезь. И без тебя тошно. Влетел без спросу, ещё и раскомандовался. Аж голова заболела…

Он уже в который раз отмахнулся от назойливой птицы, но вещун и не думал улетать:

— Навер-рное, я могу помочь твоему гор-рю.

— Это чем же, интересно? — Лис не спешил пускать в своё сердце надежду. Слишком больно было её потом терять.

Вертопляс каркнул пару раз, прочищая горло.

— Р-ритуал.

— Какой ещё ритуал? Говори понятнее.

— А ты не пер-ребивай. Слова мне вставить не даёшь, тор-ропыга. У Смер-рти есть должок перед вор-ронами-вещуньями, не знал? В стар-родавние вр-ремена наш пр-ращур-р пр-редупр-редил её об опасности. С тех пор-р каждая вор-рона может попр-росить Смер-рть об услуге.

— Так уж и каждая? — усомнился Лис, но Вертопляс важно кивнул:

— Вер-рно. Только есть одно условие. Это всегда последняя пр-росьба. Только когда собер-рёшься умир-рать.

Лис горько усмехнулся. А чего он ожидал? Такой уговор был вполне в стиле Рены…

— И ты хочешь пожертвовать собой ради Мая?

— С точки зрения мир-ропор-рядка это спр-раведливо: одна жизнь за другую. Р-равноценный обмен.

— Нет, Вертопляс. Я не могу просить тебя о таком.

Лис отвернулся, но вещун не отстал. Обскакал его кругом, потеребил клювом за рукав, а не дождавшись реакции, ущипнул за палец.

— Ты и не пр-росил. Я сам пр-редложил. Так что скажешь?

Вертопляс тоже был другом и всегда предупреждал об опасности. А сколько всего они пережили вместе! Даже разделили полёт…

Хороший друг запретил бы вещуну жертвовать собой. Хороший правитель предпочёл бы советника вороне и взял бы на себя ответственность за сложное решение. Но Лис не был ни тем ни другим, поэтому сказал:

— Поступай как знаешь.

Вертопляс каркнул и улетел, а Лис ещё долго не находил себе места и гонял по кругу одни и те же мысли, пока его наконец не сморил спасительный сон.

Вот только со сновидениями опять не повезло.

Вертопляс сражался не на жизнь, а на смерть. Да не абы с кем: с самой Птицей-войной. Противница была раза в два крупнее, её черные перья лоснились, а отверстия глаз на черепе горели недобрым красным огнём.

— Вр-рёшь, не возьмёшь! — Вещун то и дело уклонялся от костяных когтей, но сам не нападал. Наверное, знал, что силы не равны.

Лис очень хотел ему помочь, но его, как назло, сковал сонный столбняк. Это когда всё видишь и слышишь, но пошевелиться не можешь.

— Врёшь, не пройдёшь. — Птица-война говорила, не раскрывая клюва, и голос её звучал гулко, как отзвуки набата.

Теперь до Лиса дошло: это не поединок. Вертопляс пытался облететь хищную тварь стороной, но та противилась. Но почему всё это происходит в его шатре? Нашли место…

— Ты не имеешь пр-рава! Пр-ропусти!

— Нет. Нет. Нет. — Каждый птичий крик отдавался в голове как удар колокола.

Улучив момент, Вертопляс пронырнул под острыми когтями, рванул вперёд и каркнул от разочарования, налетев на невидимую стену.

— Пр-роклятье!

«Напролом не выйдет, тут хитростью надо!» — хотел