Фишки нА стол ! - И Собецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого сели забить фишки.
- Ну, значит, главк против отделения, - заметил Кулинич, оценив рассадку соперников за столом. Сам он очутился напротив Муравьева, а Иванову выпало играть в паре с Пчелкиным.
Согласно старой русской традиции, опера каждый день на работе "забивали фишки". А в свободное время, за фишками, естественно, обсуждали служебные вопросы.
- По делу еще кучу справок собирать. Иван, ты нам окажешь содействие?
- Вы думаете, у меня нет дел кроме вашего? - парировал Иванов. - Вот хотя бы аналогичное убийство-бытовуха на площади Восстания. Одного МИДовского чиновника прирезали. Так я практически в одиночку все раскрыл! Там, кстати, тоже вони много было, с Минобороны один генерал-лейтенант все наезжал, но, конечно, с вашим демократом не сравнить.
####
- Жбан его в суд все же загнал.
####
- "Рыба"! - торжествующе провозгласил Иванов, грохнув по столу костяшкой. - Считайте фишки!
Кулинич разочарованно вывалил на стол содержимое своей ладони. Взглянув на фишки партнера, он присвистнул.
- Это наша "рыба".
- И нам, кажется, хватает, - заглянул Муравьев в "пулю".
Через месяц, пасмурным декабрьским утром в старинном особняке, что живописно красовался на высоком холме над Москвой-рекой, слушалось дело по обвинению гражданина Гринберга Руслана Аркадьевича в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств.
Народу в зале было достаточно много - человек двадцать. Пришли несколько студентов. Хотя ажиотаж давно прошел, и Киндер решил не поднимать шумиху вокруг процесса, здраво рассудив, что популярности СД это не добавит, кое-кто из его соратников, которых не удалось убедить, развесил объявления о предстоящем судебном заседании. В итоге собралось несколько любопытствующих. Слава богу, обошлось без журналистов.
В первом ряду сидел Иванов, с профессиональным интересом наблюдая за работой адвоката. Виталий Ноевич Зверев с таким видом, как будто только что нашел на дороге тысячу долларов (возможно, именно так и случилось), перебирал толстую пачку бумаг, то и дело рисуя на них какие-то пометки или отчеркивая отдельные фразы желтым фломастером.
А возле окна устроился на первый взгляд ничем не примечательный мужчина средних лет. На второй, более подробный взгляд он также ничем не выделялся, и это обстоятельство бросалось в глаза. Хотелось сказать, что он "в штатском", хотя никто вокруг тоже форму не носил. На протяжении всего заседания он сидел неподвижно и не выказывал абсолютно никаких эмоций.
Из официальных лиц в зале первой появилась секретарь суда - ухоженная семнадцатилетняя дама с видом Снежной Королевы. Усевшись за свой столик, она разложила целую пачку бумаг и начала непонятно что строчить в блокноте.
Затем появился милицейский сержант из конвойной роты. Окинув зал беглым взглядом, задержавшимся на секретарше, он вошел и направился проверить окна. Проходя мимо секретарши, сержант положил ей руки на плечи, нагнулся и прошептал на ухо что-то, по его мнению, ласковое, а судя по выражению лица секретарши, весьма похабное. Она пискнула и передернула плечами. Сержант ухлестывал за нею давно и при этом не отличался изысканностью манер. К примеру, он полагал комплиментом ущипнуть даму за попку, что, однако, не совпадало с ее представлениями. От другого секретаря, Мариночки Тузовой он уже разок получил за такой "комплимент" профессиональный пинок по голени, после чего она ему разонравилась.
Оставив секретаршу, конвойный сержант направился к "скамье подсудимых" обыкновенной деревянной банкетке с поставленным перед ней ученическим столом. Он заглянул под банкетку в поисках припрятанных записок и сунул руку в стол.
Резкий металлический щелчок, нечленораздельно-матерный вопль сержанта и сдавленное хихиканье секретарши прозвучали одновременно. Конвоир выдернул из-под крышки стола руку, на которой болталась хорошо известная и достаточно примитивная по конструкии адская машина, именуемая по традиции мышеловкой. Он злобно покосился на Снежную Королеву, швырнул в нее мышедавку и с грохотом вышел. С задних рядов послышались аплодисменты. Секретарша торжествующе посмотрела ему вслед, смахнула со своего стола мышеловку и поправила юбку, подтянув ее повыше.
В зал ввели Гринберга. Один сержант шел впереди арестанта, второй сзади. Инвалид мышеловки появиться в зале второй раз не рискнул. Гринберг несколько недоуменно покосился на студентов, еще больше развеселившихся при виде его "матросской" походки. В изоляторе Гринбергу пришлось самому сходить туда, куда он по недомыслию послал своих сокамерников. После процедуры его стали посещать философские мысли о бренности всего сущего.
Он проследовал на банкетку подсудимых и примостился на краешке. К подсудимому тут же бросился Зверев и стал что-то быстро объяснять, показывая отчеркнутые места в бумагах.
Предстоящий процесс волновал Виталия Ноевича. Всего три дня назад в этом же зале на глазах судьи его личность подверглась неслыханному оскорблению. Виталий Ноевич защищал клиента по привычному делу об изнасиловании. И столь же привычно сказал, в своей защитительной речи, что "обвинение опирается только на нетрезвые показания обколотой девицы с подмоченной репутацией". Дальнейшая речь была прервана громовой оплеухой. Обколотая свидетельница с подмоченной репутацией работала в одном из лесных лагерей и прекрасно знала, как обходиться с хамами. Защитительная речь была сильно скомкана и прозвучала весьма шепеляво. Самой же обидной для Виталия Ноевича стала реплика председательствовавшей судьи Пельшер: "Целиком присоединяюсь!"
Ленинский район - это была не его территория. По хорошему, следовало бы отказаться от подобного дела. Среди московских адвокатов не принято браться за дела, которые слушаются не в "своем" суде. И дело вовсе не в разделе рынка. Со "своим" судьей всегда можно если не договориться, то, по крайней мере, четко предсказать исход процесса. Не зная заранее приговора, адвокату весьма затруднительно строить финансовые отношения с клиентами. Несколько спасал положение лишь внеочередной отпуск судьи Пельшер.
Судья Мария Пельшер вела дела непозволительно вольно. Зам. председателя суда решил провести с молодой коллегой разъяснительную беседу, выбрав для этого совместную поездку в один дом отдыха. Однако Мария ехать отказалась. Ее дедушка, когда-то сталинский сокол, а ныне скромный председатель Комитета партийного контроля, пригласил внучку отметить его девяностый день рождения на государственной даче. Употребив весь запас валидола в кабинете председател суда, зампред решил впредь не связываться и лишь старался деликатно отводить именитую внучку от наиболее каверзных дел. Вот и на этот раз, поинтересовавшись мнением Марии Яновны, как она намерена разрешать дело Гринберга и услышав в ответ твердое "По закону!", зампред горячо похвалил такую принципиальность и поспешил предоставить Марии от греха очередной отпуск. Процесс Гринберга был поручен старому проверенному кадру - товарищу Бугаевой, не замеченной в родственных отношениях с деятелями международного коммунистического движения.
Кстати, различные сыновья-кумовья имели с точки зрения начальства и положительные стороны. Можно, например, вспомнить опера одного из райотделов.
Его так и звали за глаза - "Сын". Кто именно его папа, знали не все, но значительность родителя была подтверждена одним любопытным случаем. Как-то коллеги намеревались предпринять достаточно смелую акцию - обыск в доме одной шишки районного масштаба. Все необходимые формальности в прокуратуре были выправлены, но... Кроме "буквы закона" есть еще и "генеральная линия". Поэтому с собой на операцию зазвали Сына - под предлогом получения им опыта расследования сложных дел. Опасения оказались не напрасны и опревдались на все двести процентов. В разгар обыска прибыл сам второй секретарь Московского областного комитета партии и начал всех строить. В разгар его речи на тему "Да как вы посмели!" вперед выдвинулся опер по прозвищу Сын и вежливо, но твердо послал товарища второго секретаря достаточно далеко. Тот захлебнулся от ярости, ибо видел такую наглость первый раз в жизни. "Я - второй секретарь Обкома!" - заорал он. "Не волнуйтесь, - парировал опер, - это ненадолго"
На следующее утро секретарь отправился прямо на Старую площадь, но там его уже ждал сюрприз от сыновнего папы. Из-за двойной дубовой двери донеслась пара грозовых раскатов, но в целом все свершилось тихо. Второй секретарь Московского обкома партии был снят с должности и отправлен на хозяйственную работу.
Виталий Ноевич честно пытался отработать свой гонорар, путая свидетелей. Свидетели не путались. Накануне процесса верная своим правилам Бугаева устроила пятичасовой семинар для всех участников, пока каждый свидетель не заучил свои показания наизусть и мог повторить их с любого места.