Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

— Я знаю, но она была просто в отчаянии. Знаешь, Рамон, она верила, что он вернется. Он сказал ей, чтобы она ждала, и бедная девочка поверила. Я не хотела разрушать ее надежды, поэтому сделала вид, что тоже в это верю. Но, насколько мне известно, о нем ничего не слышно. Диос мио, какая низость. — Она снова вздохнула.

— Она сообщила его имя? — осторожно спросил Рамон.

— Нет, она не сказала. Безусловно, ей было слишком стыдно.

— Ну хватит, женщина, у меня уже голова кружится, — раздраженно отрезал Игнасио. — Рамон может пользоваться домом. Если ему нужна прислуга, пусть нанимает.

— Временно, конечно, Эстелла может вернуться, и я хотела бы, чтобы эта работа оставалась за ней, — озабоченно повторила Мариана.

— Я не возражаю, — сказал Игнасио. — Когда ты хочешь поехать?

— Завтра утром, — автоматически ответил Рамон. В его голове все крутилось и жужжало, как многочисленные шестеренки в механизме часов. — Я сейчас, только схожу вымою руки перед едой. — Когда он посмотрел на себя в зеркало, то увидел, что его лицо почти полностью потеряло цвет, став серовато-желтым. Он начал поколачивать пальцами по щекам, чтобы вызвать прилив крови, но это было бесполезно, лицо сохраняло потрясенное выражение.

— Зачем ты разрешил ему пользоваться домом? — спросила Мариана у мужа, когда Рамон вышел из комнаты. — Я думала, ты скажешь, чтобы он больше у нас не жил.

— По той простой причине, что жизнь в летнем доме в одиночестве напомнит ему о жене и детях. Возможно, что там, на берегу, он найдет свои потерянные чувства. Не знаю. Я хватаюсь за соломинку, но, может быть, море напомнит ему о тех счастливых былых временах, когда он был с Элен, прежде чем все пришло к такому финалу.

Мариана с любовью положила ладонь на руку мужа и ободряюще улыбнулась ему.

— Похоже, что мы страдаем от этого больше, чем он, — сказала она, с тоской вспоминая Федерику и Хэла.

— Безусловно, мы страдаем больше, чем он. Проблема в том, что он вообще не страдает, — уточнил Игнасио. — А теперь тихо, я слышу его шаги.

Когда Рамон вернулся в гостиную, родители уже встали и не спеша переходили в столовую. Мариана посмотрела на него и сочувственно улыбнулась. Игнасио был менее тактичен.

— С тобой все в порядке, сын? Ты что-то побледнел.

— Ничего, со мной все в порядке, — уныло ответил Рамон.

— Послушай, я понимаю, что у тебя были не лучшие времена. Я только подумал, что ты избегаешь проблем.

— Нет, папа. Я постоянно думаю об Элен и детях, — соврал он.

— Так почему же ты не едешь, чтобы увидеться с ними? Чего ты боишься?

— Я не боюсь. Просто Элен нужно побыть одной, — начал он.

— Ради бога, сын, в этом и состоит проблема — Элен слишком долго была одна, — резко перебил его Игнасио.

— Ей потребуется время, чтобы устроиться в Польперро. Она вовсе не нуждается в том, чтобы я ей как-то помешал.

— Тогда пиши детям, звони им время от времени, будь отцом, Рамон. Не избегай своей ответственности.

— Я думаю о нашей дорогой маленькой Федерике и о том, как она любит тебя, ми амор. Твой отец прав. Ты не должен пренебрегать ими, — поддержала мужа Мариана, взяв сына за локоть и ласково похлопывая его по руке.

Когда Рамон на следующее утро отправился в Качагуа, Элен, Федерика и Хэл уже не занимали его мысли. Все, о чем он мог думать, было связано с Эстеллой. Он провел мучительную ночь, сражаясь с демонами вины и раскаяния, парившими у его постели и терроризирующими его совесть, что сделало сон практически невозможным. Он попытался прогнать их, стараясь сосредоточиться на новой книге, которую задумал написать, но Эстелла продолжала держаться на поверхности его сознания, как розовый бутон в водоеме, никак не желающий тонуть.

Вначале он пытался убедить себя, что ребенок не его, но это было бесполезной попыткой принять желаемое за действительное. Не было никаких сомнений, что именно он, и никто другой, отец ребенка, не только по времени, которое соответствовало их летнему роману, но и потому, что он успел хорошо узнать Эстеллу. Она была не из тех, кто спит с кем попало. Это обстоятельство постоянно заставляло его испытывать угрызения совести. Он соблазнил ее и покинул, что само по себе уже было плохо, но к тому же он бросил ее с ребенком. Рамон осуждал собственное поведение и с нетерпением ждал, когда наступит утро, но каждый взгляд на часы убеждал его в том, что прошло всего несколько минут. Он бы уже давно уехал, если бы не комендантский час, запрещавший кому бы то ни было покидать дома в период с двух часов ночи до шести. Наконец, когда рассвет разорвал покрывало ночи, он схватил свой чемодан, сел в машину и отправился в путь. Было ровно шесть утра.

Только взглянув на себя в зеркало заднего вида, он осознал, что не побрился и даже не умылся. Со своими длинными спутанными черными волосами, тенями под глазами и усталыми, налитыми кровью глазами он выглядел в точности как бездомный бродяга. Ему следовало бы остановиться по дороге, выпить чашку кофе или лимонада, а затем освежить лицо водой и привести в порядок прическу, но у него не было на это времени. Он не хотел оставлять Эстеллу в одиночестве даже на одну лишнюю минуту. Нажав до упора педаль газа, он стал набирать предельную скорость, с которой можно было ехать без риска быть пойманным полицией за ее превышение. Добравшись наконец до Запаллара, он быстро припарковал автомобиль и выскочил из него навстречу яркому утреннему солнцу.

Он не знал, где следует искать Эстеллу. Он даже не знал ее фамилию, чтобы спросить о ней, но в любом случае не хотел, чтобы об этом знала вся деревня. Наверняка кто-нибудь его узнает. Он слонялся по берегу, надеясь, что она может там оказаться, ходил по ближайшей улице в надежде встретить ее, когда она пойдет за хлебом или просто на прогулку. Но вокруг вообще никого не было. Ранняя весна наполнила новой жизненной силой деревья и кусты, воздух стал ощутимо теплее. Опьяненный этими запахами пробуждающейся природы, Рамон дошел до того, что втайне ожидал ощутить присущий только ей аромат роз и следовать за ним, пока не найдет ее. Но это было скорее романтической идеей для одного из его новых романов и не имело никакого отношения к реальности. Потоптавшись по берегу в течение некоторого времени, он понял, что все-таки следует кого-то спросить. Он должен был описать ее и рисковал, что об этом узнают все. Но у него не было другого вывода.

Увидев старика, сидевшего на скамье и смотревшего на море, он поборол свое замешательство и подошел к нему.

— Доброе утро, сеньор. Я ищу молодую женщину, которую зовут Эстелла. Она беременна, у нее длинные черные волосы до пояса, и она примерно такого роста, — сказал он, показав рукой уровень ее роста. Мужчина уныло уставился на него маленькими черными слезившимися глазами и вяло заморгал. Он опирался своими темными морщинистыми руками об узловатую деревянную палку и шевелил беззубыми деснами. — Она живет с родителями, ей около двадцати лет. Она обычно работает в Качагуа. Она очень красивая, — продолжил Рамон и затем разочарованно вздохнул. — Если вы знакомы с ней, то узнаете ее по этому описанию, — добавил он и повернулся, собираясь уже уходить. Мужчина продолжал беззвучно жевать челюстями. Внезапно что-то подтолкнуло Рамона добавить, что она пахнет розами. Неожиданно жизнь вернулась к старику, и он стал бормотать что-то по поводу того, что ее запах напоминает ему о похоронах его матери.

— Они похоронили ее в могиле, полной розовых лепестков, — задумчиво произнес он. — Они сказали, что это успокоит ее, если она вдруг проснется и не будет знать, где находится. — Он повернулся к Рамону, который, неожиданно ощутив надежду, застыл в тени эвкалиптового дерева. — Ваша Эстелла живет примерно в полумиле по этой дороге, на холме у моря. Вы узнаете дом, поскольку он желтого цвета, — дополнил он, кивая себе головой. — Каждый раз, когда я хожу на кладбище, я ощущаю этот запах. Однажды я отправлюсь туда, чтобы уже никогда не вернуться.

— Когда-нибудь мы все отправимся туда и не вернемся, — произнес Рамон к удивлению старика. Тот не ожидал, что молодой человек еще здесь, поэтому терпеливо дождался его ухода, прежде чем вернуться к своему монологу о мертвых.

Рамон быстрым шагом шел по холму. Было еще достаточно рано. Легкий туман маскировал линию слияния моря и неба, превращая ее в единый мерцающий голубой горизонт. Оглядываясь вокруг в поисках желтого дома, он вспоминал те беззаботные летние дни, когда любил Эстеллу, не отягощенный ощущением отчаяния, вины, угрызений совести и подсознательного страха оказаться в ловушке, из которой нет выхода.

Увидев дом, он остановился на пыльной дороге и стал наблюдать. В тени деревьев, только начавших наряжаться в почти прозрачную зелень новой листвы, царил покой и прохлада. Дом представлял собой небольшое бунгало с двумя или тремя комнатами. Строение было окружено маленьким садом, за которым явно тщательно ухаживали. Он слышал отдаленный лай собаки и высокий голос женщины, с пулеметной скоростью ругавшей своего провинившегося ребенка — звуки, которые вносили элемент суматохи в сонную атмосферу деревни. Рамон продолжал свою визуальную разведку, но все вокруг было совершенно неподвижно. В конце концов нетерпение подтолкнуло его к двери, в которую он постучал, а затем застыл в тревожном ожидании. Он услышал приближавшиеся звуки легких шагов. На какое-то мгновение его охватило паническое сомнение в правильности адреса, но потом он явственно ощутил сильный запах роз, просочившийся из открытого окна, и понял, что она здесь. Сердце в его груди радостно затрепетало.