Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки - Дмитрий Петров

Он прибыл в Грин-Бей, чтобы съехать с горы с плакатом «Кеннеди в президенты». А его сходу спросили: с трамплина прыгнешь? Подняли. Объявили: «На старте Эдвард Кеннеди — брат сенатора Джона Кеннеди! Он еще никогда не прыгал. Но если мы попросим, он попытается!»

До вышки донесся приветственный гул толпы. Внизу была пропасть.

Надо линять, решил Тэдди. Но тут же представил, как будет жалок, сползая вниз. А диктор: «Он прыгнет, дамы и господа! Храбрец! Думаю, сенатор бы им гордился!»

Оркестр грянул «Звездный флаг», ударил барабан, и Тэд полетел.

Нашли его в сугробе. Достали, отряхнули, подвели к микрофону. А он спросил: «Эй, кто-нибудь видел на трамплине Хюберта Хэмфри? Так что поддержите моего брата Джона!»

Гип-гип, ура! Ура!! Ура!!!

Журналисты постоянно получали данные из социологического центра. С цифрами в руках они все уверенней писали о Джеке как о победителе. Предсказывали, что он «возьмет» 6 из 10 округов. Потом — 8. Потом — 9. А избиратели читали об этом в газетах, слышали по радио, видели его в новостях. Обсуждали в клубах, в барах и на родительских собраниях. Казалось бы — надо говорить об оценках и поведении детей, а они — о Кеннеди! Это был успех.

И когда 5 апреля Висконсин пошел на избирательные участки, вся его команда ликовала: победа! А пресса готовилась отписаться в стиле поздравительных адресов.

И он победил. Но не так, как предсказывали. И тон статей был иным. Как и чувства Джека.

Висконсин стал пирровой победой. И это определило стиль всей дальнейшей кампании.

Он сидел в отеле «Пфистер». Попивал бульон. Получал от Бобби цифры о голосовании. Через два часа после закрытия участков все было ясно. Он проиграл три приграничных и один центральный округ. С трудом победил в одном, а еще в двух (бывших цитаделях Маккарти) — с большим перевесом. Еще три округа, где жило много католиков, «взял» полностью.

Это было не то, чего он ждал и желал. Такой итог не был большой победой.

Позвонил Бобби — поздравил. Сестры ликовали. А он был задумчив. Даже удручен.

Наконец, обращаясь к близким, сказал: «Это значит, что нам придется все сделать по-другому. В каждом округе. И во всех. Потом. В том числе и на «больших выборах»».

В Висконсине он взял 56 % в 6 округах из 10. Это не убедит в его готовности к борьбе со «слонами» никого из нужных людей. Никого из тех, кто контролирует съезд. Он не решил боевую задачу — не одолел Хэмфри ни в одном из протестантских округов. Только в смешанных и католических. А впереди — Западная Вирджиния с 95 % протестантов.

А сейчас… Сейчас его ждали на телевидении. Там он должен выглядеть ликующим новым победителем. А здесь он сказал просто: «Теперь мы обязаны победить везде: в Индиане, Мэриленде, Орегоне… Везде! И главное — в Западной Вирджинии».

Хэмфри хотел этой схватки. Он считал, что одержал в Висконсине стратегическую победу.

Повода праздновать не было, но сенатор выглядел веселым и непринужденным. Ненадолго вышел к прессе, той, что предсказывала победу Кеннеди, пошутил:

«Цитируйте меня: жаль, что здесь все закончилось… Через два дня я буду в Западной Вирджинии».

Зря он красовался. Узнав об итогах в Висконсине, сильные люди в партии поняли: Хэмфри больше не кандидат. Потому что проиграл у себя. На Среднем Западе. Выскреб из него все. До дна. И теперь ограничен границей Миннесоты. Даже победив в Западной Вирджинии, он больше никого ни в чем не убедит. О его номинации можно забыть. Но его победа над Кеннеди может лишить последнего надежды на выдвижение и переместить решение о кандидате в кулуары съезда. А если Хьюби этого не знает, то и не надо. Довольно того, что знаем мы.

А если хочет снова меряться силами с Кеннеди — мешать не станем. Если победит — а шансы на это есть, и шансы хорошие, — вырастет вероятность «тупика» на съезде и выхода на сцену компромиссных фигур — Джонсона и Стивенсона. А этого мы и ждем.

А Хэмфри завелся. Друзья подбросили ему денег, и сенатор решил показать им, что он настоящий боец. Ослепленный жаждой реванша, он ринулся в атаку.

А Кеннеди напротив — видел ситуацию ясно. Понимал: Джонсон и Стивенсон хотят его остановить. И хотя они уже списали Хэмфри со счетов, но подзадоривают, надеясь, что он вышибет Кеннеди из седла в штате, где у католика крайне мало шансов.

Что ж. Мы сыграли плохо. А сыграем классно. Хоть никто и не обещал, что будет легко. В Западной Вирджинии его люди запустили ту же систему, что и везде: организация, друзья, близкие. Роуз очаровывала жен шахтеров, фермеров и жительниц городков.

Сестры дарили горнякам улыбки. За Джека агитировал Франклин Рузвельт-младший (за это ему в случае победы обещали пост в администрации). Бобби и О’Брайан явились из Висконсина через день после выборов. Тэдди стал их адъютантом. И неплохо сработал в Висконсине.

Прибыла и Джеки. И выяснилось: жена претендента привлекает внимание не меньшее, чем он сам. Ее «небрежно-элегантное алое пальто» произвело впечатление даже на Джеймса Рестона[88]. А рассказы об их двухлетней дочке Кэролайн, ждущей дома маму и папу, очаровывали слушателей. Так что когда Кеннеди улетал ненадолго в Вашингтон, с речами выступала она.

А когда Джек вернулся, то выступал, бывало, по двадцать раз в день. Охрип, похудел, осунулся. Хэмфри ввел в бой сверхтяжелую артиллерию — тему веры. Он знал: многие жители штата до сих пор ненавидят католиков — «рабов Папы». Считают, что те во всем послушны воле Ватикана. Не станет ли и президент-католик игрушкой в руках римского клира? Будет ли свободен в принятии решений? Ответ был прост: за три недели до выборов Хэмфри опередил Кеннеди на 20 пунктов. А раньше опросы показывали: Джека поддержат до 70 % избирателей.

И впрямь, накануне кампании Кеннеди опережал Хэмфри почти на 40 %!

Что же случилось? Да ничего особенного. Просто тогда в штате не знали, что Джек — католик. А рассказали им об этом агитаторы соперника. Они отлично понимали, что в этом суровом краю, где подавляющее большинство жителей активные прихожане протестантских конгрегаций, принадлежность к Католической церкви крайне опасна для политика.

Вот что думали об этом простые люди, вот что они говорили социологам Луи Харриса: «От века не было президента-католика, и надеюсь — не будет; эту страну создал народ, если б он этого хотел, то так бы и записал в Конституции», — заявляла пожилая женщина в черном.

Крупный мужчина, инвалид войны: «Я лютеранин — и я не был в Нью-Йорке, с тех пор как вернулся из Европы, там теперь все не так, как у добрых христиан…».