Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки - Дмитрий Петров

К тому же на рубеже 40 — 50-х годов — после возвращения прогрессистов к «слонам» — к «ослам» ушла часть их «левых» сторонников. Началось возрождение местных демократов. И в 1952 году (второй раз в столетии) их кандидат Билл Проксмайр стал сенатором. А в 1958 (опять же во второй раз за век) демократ Гейлорд Нельсон был избран губернатором.

Но в 1960-м часть демократов поддержала Хэмфри, а другая — Кеннеди. К тому же по закону штата, он, будучи чуть «правее» «друга рабочих и крестьян» из Миннесоты, при хорошей организации кампании мог получить голоса и местных республиканцев.

В Висконсине люди Кеннеди работали во всех избирательных округах. В штабах работали (совершенно бесплатно) его однокашники по Гарварду. В 1-м округе — Билл (Художник) Уолтон[85]. В сложном 10-м — бывший мэр Бен Смит (будущий сенатор). На сторону Кеннеди встали глава «Демократической организации штата Висконсин» Патрик Ласи и Айвэн Нэстинген — мэр столицы штата города Мэдисон. Его Джек сделал главой Гражданского комитета — центра, координирующего работу волонтеров, встречи с избирателями, митинги и выступления.

А в целом кампанией командовал… верно — братец Бобби. Руля сотнями людей из штаба и центра связи в отеле «Пфистер» в Милуоки.

Джек направил в Висконсин весь свой аппарат (кроме Соренсена). Лу Харрис провел опрос 23 000 избирателей — самый широкий из всех в одном штате. Братья и сестры ждали сигнала.

В каждом округе имелась группа волонтеров, с первого дня готовая вырасти в десять раз и обойти округ от дома к дому, толкуя с людьми, раздавая листовки и склоняя голосовать и демократов, и республиканцев.

Кроме того, Кеннеди мог быстро перемещаться. На собственном самолете.

А Хэмфри ездил на автобусе.

В ходе кампании он полагался в основном на волонтеров из Миннесоты, друзей их профсоюзов и на тех местных демократов, что были благодарны сенатору за продвижение их интересов в Вашингтоне. Они помогли ему организовать в штате два штаба — в ключевых городах Мэдисоне и Милуоки, издать плакаты, арендовать билборды, купить эфир. Но его основной миннесотский актив мог в полную силу работать только в уикенды. А так ребята каждый вечер приезжали после работы, а после возвращались домой. Что отнимало кучу времени.

По ряду позиций он сильно уступал Кеннеди. Но при этом имел расчет. Не самый тонкий, но — резонный: победить его в Висконсине, припугнуть Западной Вирджинией и заставить выбыть из ключевых праймериз, доказав свое преимущество.

Между тем, на людях он не забывал указать на мощь и богатство Кеннеди.

Представьте себе большую торговую сеть, мечтающую сожрать небольшой магазин, говорил он, выступая перед простыми людьми. Так вот, бывает, я чувствую себя владельцем этого магазина. Но я не отступлю!

Говорить так было легко. Победишь — лишний почет. Проиграешь — понятно почему. Впрочем, как потом выяснилось, Хэмфри потратил в Висконсине немало — 150 000 долларов. Столько же, сколько Джек.

А пока по данным опросов он вел в трех приграничных округах. В двух — в Милуоки — лидировал Кеннеди. Как и в двух южных, где фермеры были богаче приграничных. Еще три были непредсказуемы. Два приозерных прежде были оплотом сенатора Маккарти, за удаление которого из Сената Джек не голосовал. Вроде бы, это был плюс. Но много ли это значило 1960 году?

— Слава Богу, — говорил Хэмфри, выступая перед избирателями в Еврейском центре в Милуоки, — все мы — просто люди. Сейчас много говорят о рациональности и продуктивности. Может быть, мы не слишком рациональны и продуктивны. Но возьмите «Декларацию независимости». Откройте «Конституцию». Прочтите «Геттисбергское послание»[86]. Вы не найдете там слов «рациональность» и «продуктивность». А потом прочтите всего Маркса, всего Энгельса, всего Ленина и Сталина. И вы нигде не увидите слова «любовь». За продуктивностью идите к коммунистам. Я же верю, что быть политиком — значит любить людей, быть хорошим человеком.

Потом слышавший это Теодор Уайт напишет: «Выступая, Хэмфри… был великолепен. А порой — блистателен. И говори он побольше безупречных речей, глядишь, и победил бы.

Но он испортил кампанию тем, что старался… быть проще, яснее. Обсуждать каждый вопрос по-домашнему. Он мог толковать о чем и с кем угодно — с фермерами, рабочими, профессорами. С аптекарями он становился аптекарем. В пикете забастовщиков он пел «Солидарность навсегда»[87], сливаясь с рабочими. Общаясь с журналистами в своем холодном автобусе, превращался в балагура-репортера. А обсуждая проблемы негров, сам как бы чернел…

Он кончал говорить, и все вопросы были закрыты. Как в храме. Но американцы в 1960 не ждали проповедей».

Им нужен был не проповедник, а герой. Полководец. Лидер. Принц. Новый победитель.

Джек это понимал.

И потому не только полагался на свои штабы, но и сам создавал образ. Образ вождя. Сюзерена, прибывшего к любимым подданным. Мудрого, милого, щедрого, с дружески протянутой рукой. Но — не до конца понятного.

Его всегда окружала семья, свита и тайна. Он не смешивался с толпой, хотя всегда без опаски шел в самую гущу. И все равно — вокруг него оставалось пространство. Его пространство.

Нового победителя ждали не только политические активисты, но и просто люди — в том числе и в Висконсине. И Джек представал перед ними таким. Новым. Победным.

Он начал кампанию с обещания вести ее честно: «Я не собираюсь нападать на моего оппонента-демократа… — заявил он, — я намерен говорить о нем уважительно и требую, чтобы тех же принципов держались все, кто работает в Висконсине от моего имени.

Мы не боремся против тех или иных деятелей. Мы боремся за пост президента».

И отправился в путь. С родными, соратниками, прессой.

На рассвете с непокрытой головой он стоял у ворот фабрик, раздавая рабочим листовки и пожимая руки. Волосы треплет ветер, пальто распахнулось, рабочие берут листки, говорят пару слов, жмут руку и идут дальше, зная, что руку пожать легко, а стать таким же — нельзя.

Фермеры, студенты, учителя, пенсионеры — со всеми он говорил весло и открыто. И не только о проблемах. А если и о них, то в особом — высоком — стиле, подобающем высокому лицу. И тут же — о роли президента в Америке. И о том месте в мире, которого она заслуживает.

Родные были проще. Тэдди — так тот ради него даже прыгнул с трамплина. Впервые в жизни.

Он прибыл в Грин-Бей, чтобы съехать с горы с плакатом «Кеннеди в президенты». А его сходу спросили: с трамплина прыгнешь? Подняли. Объявили: «На старте Эдвард Кеннеди — брат сенатора Джона Кеннеди! Он еще никогда не прыгал. Но если мы попросим, он попытается!»