Рассвет страсти - Сильвия Холлидей

– В последний раз со мной разговаривала таким тоном моя няня. – Несмелая улыбка вмиг преобразила его лицо. – А если я откажусь, меня отругают?

– Я всего лишь ваша служанка, и у меня нет таких прав, милорд, – сердито ответила она.

– Но поскольку моя дерзкая буфетчица никогда не лезет за словом в карман… – Виконт засмеялся так по-дружески и обаятельно…

Аллегра моментально растаяла и улыбнулась в ответ. Слава Богу, он был совершенно трезв, и день обещал быть замечательным, и Ридли только что совершил отважный и добрый поступок.

– Поскольку я ваша буфетчица и обязана лечить раны и воспаления, – уточнила она, – то позволю себе настаивать: разрешите обработать вам руки.

– Вполне справедливо, – уступил Ридли и пошел за ней к перекрестку. Здесь было на редкость безлюдно: толпа все еще не разошлась с места стычки с медведем там, на рынке. Грей снял камзол и уселся на ступеньках какого-то дома, а Аллегра поспешила к фонтану напротив. Она сняла шейный платок, целомудренно прикрывавший ей грудь, разорвала его пополам и одну половину сунула в карман, а вторую намочила в бассейне.

– Ну вот, – обратилась девушка к Ридли, – теперь можно взглянуть на раны.

Усевшись ступенькой выше, Аллегра положила себе на колени его руку. Белоснежный рукав рубашки был располосован, точно ножом, и запятнан свежей кровью. Она осторожно расстегнула манжеты и закатала рукава до локтей. Слава Богу, царапины оказались не очень глубокими. Действуя бережно, словно ей самой причиняла боль каждая ссадина, девушка смыла кровь влажной тряпкой.

– Я перевяжу их сейчас, чтобы не попала грязь, а когда вернусь в Бэньярд-Холл, составлю лечебную мазь.

Старательно обработав все царапины, Аллегра еще раз осмотрела руки Ридли на случай, если пропустила какую-то ссадину. На правом предплечье бросался в глаза старый шрам. – на его грубой поверхности больше не росли темные волосы, покрывавшие всю руку. Судя по всему, нанесенная некогда рана была глубокой и болезненной. Аллегра с сочувствием спросила:

– Откуда у вас этот шрам?

– Дрался против старого претендента на трон в Шотландии, – небрежно ответил Ридли.

– Так вы были солдатом? – Хотя она уже знала об этом от леди Дороти, в ее представлении облик Ридли никак не вязался с настоящим боем.

– Это тебя удивляет?

Девушка с тревогой осознала, что любая подробность его биографии не просто удивляет, а буквально сбивает с толку. Но разве у нее хватит смелости любопытствовать по поводу столь очевидных противоречий в его характере? Чтобы не ставить себя в неловкое положение, она постаралась отвлечься делом. Разорвала на полосы чистую половину своего платка, забинтовала им царапины и осторожно опустила рукава поверх повязок. Только теперь, затянув последний узелок, девушка позволила себе дерзость заглянуть ему в лицо.

От пристального взгляда Ридли по спине пробежал холодок. Янтарные глаза на напряженном опущенном лице ярко блестели под кустистыми бровями. И тут Аллегра вспомнила, что без шейного платка открытый вырез платья обнажает пышную грудь намного больше, чем ей бы хотелось. Он что же, так и пялился на нее все это время?.. Она почувствовала, что неудержимо краснеет.

И в следующий момент мысленно чертыхнулась. Ну почему сегодня она ведет себя подобно глупой гусыне?! Ведь он сию же минуту вообразит невесть что: будто ей не все равно, смотрит он на нее или нет! Ну вот, уже появилась эта его проклятая ухмылка! Нужно немедленно хоть что-нибудь сказать, пока он не превратил ее румянец в козырь!

– Это был очень отважный поступок, милорд. Подумать только, бороться с таким жутким зверем! – Похоже, она добилась своего, обратив внимание Ридли к его собственной персоне. Небольшая искренняя похвала вряд ли повредит. Зато он не станет придираться к ее слабостям. – Наверняка все в Бэньярд-Холле будут рады узнать о вашей храбрости.

Если она ожидала хотя бы равнодушного кивка в ответ на лесть, то была глубоко разочарована. Ухмылка на его лице стала еще шире, а янтарные глаза полыхнули дьявольским огнем.

– Что я слышу?! Кто-то похвалил чудовище?

– Н-нет, милорд, я… – растерянно забормотала Аллегра.

– Не отпирайся! Ты ведь называла меня чудовищем! Причем не один раз. Представь себе, я отлично помню все, хотя и был изрядно пьян. – Он хмыкнул, и этот гортанный звук показался ей невероятно противным. – А теперь ты изволишь хвалить чудовище? И что же ты надеешься выторговать таким путем? Месяц от срока нашего договора? Или даже два? За какой-то пустячный комплимент?

– С вашего позволения, милорд, – тяжело вздохнула Аллегра, снова чувствуя себя как побитая собака, – мне надо купить кое-что в аптеке. – И она собралась было встать, но Ридли схватил ее за руки и посадил рядом с собой:

– Не уходи. Побудь со мной еще минуту. – Он с неожиданной серьезностью всмотрелся в ее лицо и отвел взгляд. – Боже мой, – вырвалось у Ридли, – ну кто вечно дергает меня за язык?! Останься, прошу тебя.

Разве она могла быть равнодушной к той боли, что звучала в каждом слове, и к его горячим пальцам, трепетавшим у нее на ладони?

– Как скажете, милорд.

– Нет. Не милорд. Зови меня Грей. Попробуй хотя бы однажды. Позволь услышать свое имя из твоих уст. Будто бы мы равные, как друзья. Или влюбленные.

– Ох, милорд, я не смогу. – Ее ошеломила столь откровенная просьба.

– Ну пожалуйста. Грей. Неужели это так трудно? – Он наклонился так близко, что ее щеки ласково касалось его горячее дыхание.

Аллегра снова покраснела, испуганная и смущенная столь внезапной и неслыханной нежностью. И наконец заставила себя прошептать:

– Грей…

Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Его улыбка была полна тепла и благодарности. А может, чего-то еще? Нет, она не посмела размышлять дальше о том, что промелькнуло в янтарной глубине его глаз. Он осторожно сдвинул на затылок ее соломенную шляпу и откинул свисавший локон со лба.

– Знаешь, какая ты красивая? Один твой образ способен исцелять не хуже, чем руки. Стоит мне просто взглянуть на тебя, как на мою душу проливается бальзам. Ты каждый вечер являешься ко мне в кабинет, но я не могу сказать, чего жду больше – укрепляющего или ту минуту, когда увижу твое милое лицо. Ты замечала, как я слежу за тобой, пока наслаждаюсь твоими напитками?

Ее щеки полыхали как маков цвет. Еще бы ей этого не замечать. Однако столь пристальное внимание она относила на счет самой обычной похоти. И теперь была безмерно тронута признанием в том, что интерес к ней носил более глубокий характер. Тут же вспомнилась его бесконечная доброта к страждущим в богадельне, его тайная благотворительность, и ее прекрасные глаза повлажнели от слез при мысли о том, с каким неистовством этот человек убивает сам себя.