Актриса - Салли Боумен

Клара отвела взгляд. Она-то настолько любила его, что не в силах была ни ссориться с ним, ни сердиться, ни оставить его. По правде говоря, в их прежних отношениях ей нечем было гордиться, как, впрочем, нечем было гордиться и позже, когда эти отношения практически сошли на нет.

Да, она выжила; все выживают. Но ни за что на свете она не согласилась бы снова вынести этот ад длиною в пять лет — как она была противна себе, безвольная, никчемная… Ее спасла работа, как говорится, творческие успехи, только работа помогла ей выбраться из этого жалкого существования, упаси боже снова пережить такое. Чтобы еще раз так влюбиться… только не это. Теперь, когда ее мимолетный роман с Эдуардом давно позади, она часто уговаривала себя: «Я счастливая, свободная женщина». Мужчина не способен сделать женщину счастливей, даже если этот мужчина Эдуард.

Эдуард, набрав пригоршню камешков, принялся лениво кидать их в воду.

— Ты счастлива? — неожиданно спросил он. Странный вопрос, он застал ее врасплох.

— Вроде бы, — не сразу ответила она, — вроде бы счастлива:

— Рад за тебя. — Он повернулся к ней. Потом просто, почти как в былые дни, сказал: — Я знаю, ты была несчастна из-за меня. Мне жаль, что так получилось.

— Оставь, Эдуард, я понимала, на что шла… — Она нежно сжала его ладонь. — И не раскаиваюсь. Разве что в минуты слабости, раньше, а теперь со мной все в порядке.

Улыбнувшись чуть напряженной улыбкой, Эдуард кивнул и отвернулся. Но Клара успела заметить выражение его глаз, хоть он этого и не хотел. И снова бессильная жалость и нежность пронзили ее сердце, она тревожно к нему склонилась:

— Эдуард… что-нибудь случилось? Из-за чего ты так мечешься?

— Сам не знаю.

Внезапно он вскочил и, яростно размахнувшись, швырнул стиснутый в пальцах камень. Описав широкую дугу, камень плюхнулся в воду.

— Сам не знаю, — повторил Эдуард. — Раньше знал. Мне казалось, что знал.

Он опять принялся мерить шагами берег, Клара шла сзади. Схватив его за руку, заставила остановиться. Она взглянула в его глаза, и ей стало страшно…

— Этот мир довольно жалок. И бессмыслен, — отрывисто бросил он, потом усилием воли взял себя в руки и уже спокойнее продолжил: — Он уже был для меня таким. После смерти Изобел… Прости. Тебе и своих проблем хватает. Я провожу тебя до машины?

Он пошел дальше, а Клара, не двигаясь, смотрела ему вслед. Ей хотелось догнать его. Обнять. Встряхнуть хорошенько за плечи. Догнать и крикнуть: «Неправда, мир не таков, совсем не таков!» Но она не посмела. Она действительно верила, что жизнь совсем не так мрачна, но понимала, как нелепо что-либо говорить, каким дурацким покажется Эдуарду ее выкрик — разве сама она стала бы кого-нибудь слушать года два назад, когда ей было нестерпимо одиноко.

Она медленно побрела следом. Наблюдавшая за ними с террасы Жислен отвернулась.

Вечером для Жислен, Эдуарда, Кристиана и приехавшей хозяйки дома был устроен торжественный, изысканно сервированный ужин; все, соответственно, нарядились в вечерние туалеты. Гости чувствовали себя неловко, ибо хозяйка была в преотвратном настроении, что стало очевидно в первую же минуту после ее прибытия. Кристиан, ничего не подозревавший о подоплеке, честил ее на все корки.

На свою виллу Луиза прибыла в синем «Бентли», эскортируемом еще двумя автомобилями: в первый была загружена горничная и драгоценности баронессы, во второй — пятнадцать виттоновских сундуков, чемоданы, шляпные коробки — словом, все самое необходимое на целую неделю вдали от Парижа. Жислен пошла вместе с Эдуардом встречать ее, вот чудачка, подумал Кристиан, ибо Луиза одарила обоих жутко злобным холодным взглядом, недвусмысленно дав понять, что присутствие в ее доме сей наглой особы безумно ее раздражает. Жислен старалась не обращать внимания на эти выразительные взгляды, ей нужна была эта ночь, а утром ей все равно уезжать, с тяжелым сердцем думала Жислен, увы. Луиза с кислой миной шествовала по свежевыкрашенным комнатам и без устали причитала:

— Жислен, неужели я выбрала эту ткань? На образце тон был совсем другим, более мягким, да и цвет был более изысканным. Может, эти шторы просто неудачно повесили? Совершенно не смотрятся.

Вид ее спальни чуть не довел бедняжку Луизу до слез; вторую спальню она уже едва удостоила взглядом. Бильярдную она нашла отвратительной, оранжерею — начисто загубленной, гостиную — невероятно унылой. Когда, завершив осмотр владений, они вернулись в комнату для гостей, Луиза дала волю своему раздражению.

— Жислен, ты мне все замечательно тогда объясняла и сумела убедить. Только теперь я поняла — совершенно не то, что нужно. Эти голые, без мебели почти, стены! Бр-р! Они ужасно подавляют. А цвет штор? Мы же остановились на розовом. У тебя здесь скорее беж. Такой тусклый… тусклый и совершенно невыразительный. И что это за материал?

— Это мокрый шелк, Луиза, — Жислен изо всех сил старалась отвечать ровным голосом. — Шелк ручной работы. Этот шелк получают из особых коконов, он очень редок. Мне привезли его из Таиланда, самая модная ткань. Сейчас все гоняются за мокрым шелком.

— Не понимаю, что в нем хорошего?! — резко перебила ее Луиза. — Я всегда недолюбливала Таиланд. Вот Бирма — другое дело…

Она опустилась в кресло, но тут же вскочила, издав страдальческий вопль. Кристиан и Эдуард, участвовавшие в ответственном смотре, украдкой переглянулись.

— Стены! Жислен, что ты натворила со стенами? Посмотри, как невыигрышно смотрится теперь мой чудный Сезанн. И даже Матисс, Ксавье так любил его… До чего грустный у бедных картин вид. Потерянный какой-то. Эдуард и вы, Кристиан, вы согласны со мной?

Сезанн есть Сезанн, куда бы его ни приткнули, хоть на стенку замызганной мансарды, подумал Кристиан и молча пожал плечами.

— Этим картинам довольно трудно потеряться, — с мягкой осторожностью сказал Эдуард, будто прочел мысли Кристиана.

Жислен улыбнулась, а Луиза обожгла предателя-сына свирепым взглядом.

— Вам необходимо немного отдохнуть, мама. Вы, наверное, устали в дороге.

— Ничуть. И пожалуйста, не обращайся со мной как со старой развалиной. Порою ты бываешь на редкость бестактным, Эдуард…

Тут Луиза замолчала. Посверлив гневными очами Эдуарда, она взялась за Жислен. Смерив всю ее взглядом, от тщательно уложенных смоляных волос до черных открытых туфелек, она посмотрела ей в глаза и с сарказмом произнесла:

— Поделом мне, буду знать, как доверяться друзьям.

С этими словами она удалилась, призывая свою горничную. К невероятному изумлению Кристиана, Жислен и Эдуард украдкой виновато переглянулись. Ничего себе!