Великие страхи прошлого - Александр Викторович Волков

Отношения между Куртене и Кромвелем стали настолько напряженными, что, когда в 1537 году разнесся слух, будто Куртене заколол Кромвеля кинжалом, многие в это поверили (Courtenay, Henry: «Oxford Dictionary of National Biography», V. 13, 2004). Он ведь обещал уже Генри Поулу: «Я уверен, что когда-нибудь одержу победу над этим негодяем, который теперь прибрал к рукам короля» (Courtenay, Henry: «Oxford Dictionary of National Biography», V. 13, 2004).

Удар, нанесенный Кромвелем год спустя, был хитрым и очень обдуманным. Он убедил короля в том, что католики в его окружении готовятся его свергнуть. Сфабрикованные улики и вымученные признания были лучшим подтверждением его слов. Тучный, похожий на медведя король буквально трясся от гнева, когда узнавал от Кромвеля подробности католического заговора. Прежде он жил с ощущением, что его окружают враги, теперь их тайные помыслы вдруг открылись, являя монарху, каким все-таки проницательным он был, как рано обо всем догадался.

Потом к этому заговору был приплетен и Кэрью — человек, которому, казалось бы, нечего было бояться. Давний друг короля слыл настолько могущественным, что ему не страшна была любая клевета. Это и пугало Кромвеля. Кэрью всегда представлял бы угрозу для него, какие бы должности он ни занимал. Такому беспринципному карьеристу, как Кромвель, следовало бы избавиться и от Кэрью, чтобы обезопасить себя. Он так и поступил. Счастливым образом для этого выскочки нашлось письмо (пожалуй, ловко состряпанное), обвинявшее Кэрью в предательстве (Carew, Sir Nicholas: «Oxford Dictionary of National Biography», V. 10, 2004).

За кулисами трагедии: взгляд короля

Неизвестно, знал ли Генрих VIII о том, что никакого заговора не было и он казнил сразу несколько своих ближайших сторонников лишь за то, что те были в чем-то не согласны с ним. Сделал ли он это потому, что поверил наветам Кромвеля? Или, может быть, сам король был заинтересован в том, чтобы убрать всех, кто мог ограничить его власть и возразить ему? Современники думали иначе, они оправдывали короля.

Вот что, например, сообщал королевский секретарь Томас Ризли, первый граф Саутгемптон, в письме к Томасу Уайетту, датированном 13 ноября 1538 года: «Обвинения против них слишком тяжелы и подтверждаются достоверными свидетельствами, однако король их очень любит и против своей воли берется их обвинять, а потому не ясно, как он будет действовать» («Letters and Papers…», V. 13, Р. 2, August-December 1538).

Следует помнить, что король Генрих VIII был уже немолод. Сын-первенец родился у него недавно, и, случись что с отцом, ему пришлось бы наследовать трон, а участь малолетних королей в Англии порой была незавидной. Генрих не мог не помнить о том, как всего полвека назад юный Эдуард V был отстранен от власти собственным дядей и, возможно, по его приказу убит. Что же будет с Эдуардом VI, если его отец покинет этот мир, похищенный смертью? Не попытается ли его свергнуть тот же Генри Куртене или кто-то из братьев Поулов? В их жилах тоже течет королевская кровь, и они могут завладеть престолом, истребив весь род Генриха VIII. Не лучше ли позаботиться о сыне сейчас и уничтожить всех возможных его соперников?

Положение малолетнего принца казалось особенно шатким потому, что Эдуард был ребенком от третьего брака короля, а значит, юристы-крючкотворы впоследствии могли бы с успехом оспорить законность этого супружеского союза и, стало быть, признать незаконным появление на свет его сына. Эдуарда не нужно будет даже свергать, как Ричарда III. Власть просто не достанется ему как бастарду, выродку.

Очень страшил Генриха VIII и враг сегодняшний, недоступный для него, — Реджинальд Поул, один из возможных претендентов на престол. Он благополучно ускользнул из Англии и встречался теперь в Европе с личными врагами короля.

Пока король бездействовал, Реджинальд собирал против него коалицию: короля французского, императора германского, папу римского. Скоро их войска двинутся на Англию, чтобы свергнуть законного правителя и водворить на трон католического ставленника. В Англии у Реджинальда есть свои сторонники — вся ближайшая родня короля.

В 1537 году Генрих VIII послал своего агента, Фрэнсиса Брайана, с целью задержать Реджинальда Поула и доставить его в Англию или же, если это не получится, убить его. Ни то ни другое не удалось (Bryan, Francis: «Oxford Dictionary of National Biography», V. 8, 2004).

Страх у короля Генриха вызывала теперь и его дочь Мария. Она тоже претендовала на престол, чтобы восстановить в Англии попранные права католической церкви. Король пытался изолировать дочь, не допустить, чтобы при ней образовался сплоченный круг сообщников. Он ждал, что аристократы, сочувствующие ей, рано или поздно устроят заговор и свергнут его власть. Среди приверженцев Марии были почти все его родственники и друзья. Они легко предадут его, а значит, от них нужно быстрее избавиться. Эта подспудная мысль, мучившая монарха, была точно угадана Томасом Кромвелем. Он, обвиняя Куртене, Генри Поула и других в заговоре, старался устранить не только своих соперников, но и соперников Генриха VIII, а они у них были одни и те же.

Посол императора Эсташ Шапюи писал после казни мнимых заговорщиков: «Похоже, они [король и его приближенные] хотели, чтобы у нее [Марии] осталось как можно меньше друзей» (A. Whitelock. «Магу Tudor…», 2009). Король действительно хотел этого, но подлинная его роль в этой страшной интриге историкам до конца не известна.

Генрих, царь грозный, его жены и Кромвель

В расправах над своими политическими сторонниками и противниками, в расправах над женами, верными и неверными, король находил радость и удовольствие. Похоже, ему нравились казни.

Через две недели после убийства Анны Болейн он уже утешался в объятиях новой жены — Джейн Сеймур (1508–1537). Та родила наконец королю наследника — будущего короля Эдуарда VI (1537–1553; с 1547 г. — король), но вскоре после родов умерла.

Поиск новой жены стал мучением. Именем Генриха VIII впору теперь было пугать невест. По преданию, его новая избранница, юная, недавно овдовевшая Кристина (1521–1590), дочь датского короля, а по мужу — герцогиня Миланская, так и велела передать грозному Тюдору: к несчастью, мне дарована лишь одна голова; но будь у меня их две, то одну бы я пожертвовала королю. Впрочем, Рета Уорник в книге «Женитьба Анны Киевской» пишет, что это предание появилось только в XVII веке (R. Wamicke. «The Marrying of Anne of Cleves», 2000). Свадьба не состоялась, и еще одна прелестная головка не украсила своим мертвенным взором плаху лондонского палача.

В этих поисках, как было не обратиться к Томасу Кромвелю? До сих пор он умел улаживать семейные проблемы Генриха VIII. Для изворотливого Кромвеля это оборачивалось — до