Сожжение - Мегха Маджумдар

– Куда мы идем? – спрашиваю я, выворачиваясь. Охранник отпускает меня. – Прекратите! Мне нужно с Гобиндом поговорить про апелляцию!

– Ты пойдешь или он тебя потащит, – заявляет мадам Ума в ответ.

Вернувшись в камеру, я беру свою подстилку для сна и второй шальвар камиз, сую ноги в резиновые шлепанцы и осматриваюсь – что тут еще моего. Ничего моего тут нет.

Мадам Ума стягивает у меня с шеи дупатту. Я за нее хватаюсь, а мадам Ума щелкает языком:

– Теперь-то чего стесняться?

Мы идем по коридору втроем, и несколько женщин поднимают глаза у себя за решеткой. Коридор такой темный, что в нем можно различить лишь движения, контуры, запахи, чью-то отрыжку. Наверное, чуя мой страх, мадам Ума находит в своем сердце желание объяснить:

– Там, куда ты идешь, дупатта не разрешается. Нельзя. Вдруг ты решишь повеситься и что тогда? Случалось уже такое. – После паузы она добавляет: – Туда никто к тебе не придет, так что нет смысла думать, как ты выглядишь.

Мадам Ума отпирает дверь в дальнем конце коридора. Там лестница, которую я раньше не видела. День сухой и солнечный, но на верхней ступеньке – лужа воды.

– Спускайся, – говорит мадам Ума.

Я не двигаюсь, и она повторяет настойчивее:

– Иди! Да не бойся, мы там тигров не держим.

Я спускаюсь, хлопая шлепанцами по ступеням. Стена на ощупь холодная и сырая. Этажом ниже еще один коридор – как тень того, что сверху. Вид у него такой, будто тут много месяцев не ступала нога человека. Под потолком порхает летучая мышь, в панике хлопая крыльями. Не знает, как отсюда выбраться.

Мадам Ума смотрит вверх, но не успевает проследить за крылатой тварью.

– Вот в этом-то и проблема, – говорит она сопровождающему нас охраннику. – Видите? Я им говорила, чтобы оставили ее наверху, а то мне вверх-вниз ходить, вверх-вниз. Каково моим коленям, в таком-то возрасте?

Охранник выдает сухой смешок. Я понимаю, что смеется он не над ее коленями, а над чем-то другим.

Мадам Ума отпирает зарешеченную камеру. Охранник, который все это время нависал над моим плечом, делает шаг назад.

Вот она – специальная камера для тех, кто скоро будет мертвым. Помещение под землей – для тех, кто будет землей.

Но меня не могут убить прежде, чем убьют.

Поскольку мой приговор был утвержден судом наивысшей инстанции, мне остается лишь прошение о помиловании. Но для этого тоже нужна помощь Гобинда. У меня нет времени самой изучать тома законов.

Хотя иногда у меня такое чувство, что время – это все, что у меня есть.

Здесь прохладно, солнце никогда не заглядывает сюда даже в самые жаркие дни. Я съеживаюсь на подстилке, руки голые и холодные, как ощипанный цыпленок. В углу за низкой стенкой – туалет, дыра в земле, откуда лезут черные тараканы, шевеля усами. Первый раз я, как такого увидела, прибила его тапкой.

А теперь я отщелкиваю их прочь пальцами. Это как игра в карром. Смешно, когда фишка, сброшенная в сток, вылезает для участия в следующем раунде.

Ночь начинается рано, и у нее нет конца. Когда я точно понимаю, что солнце больше не покажет своего лица, я ложусь на подстилку и заставляю себя мечтать о туннеле, прокопанном моими собственным ногтями, и что этот туннель меня выпустит на свободу в какой-нибудь деревне далеко-далеко отсюда.

· Физрук ·

Через две-три недели в магазине электроники молодой продавец с бейджем на шнурке вокруг шеи ставит на пол большую коробку. Физрук и его жена глядят на нее выжидательно. Вокруг на стенах телевизоры показывают футбол. В соседней секции покупатели задумчиво стоят перед рядами холодильников. Жена Физрука заворожена холодильниками с двумя дверцами, холодильниками, которые умеют делать и хранить кубики льда, холодильниками с датчиками, которые сообщают, если дверца осталась открытой.

– Технология, – говорит ей Физрук, – неустанно развивается.

– Спрос на тандыр несколько низковат, – объясняет продавец. – Очень уж это специализированная печь, для серьезных поваров. Так что мы держим у себя только один бренд – самый топовый.

Жена Физрука смотрит на коробку и улыбается. Зубы ярко блестят на ее лице, а руки, как у ребенка, играют с концом намасленной косы.

– У этой модели алюминиевый противень и переднее окно из закаленного стекла, – объясняет продавец, освобождая коробку от пенопласта и пластиковой обертки. – Полностью современный вид. Сейчас по акции можно вместе с изделием получить шампуры для кебабов. А самое главное, сэр, – эффективное потребление мощности. Счет за электричество не вырастет совсем!

Упаковка снята, на полу стоит приземистый черный куб.

– Мадам, – продолжает продавец, прижимая рукой бейдж к груди, – скажу вам основное преимущество этого бренда: готовит быстро! Попытайтесь запечь курицу в печи – на это уйдет почти час. А здесь – через пятнадцать-двадцать минут будет готово. И вкус совершенно аутентичный: глиняная печь!

– Хм, – говорит жена Физрука. – А с пиццей как?

– Пицца, мадам? Вам покажется, что вы в Лондоне…

– Все это хорошо, – прерывает его Физрук, – но дайте нам реальную информацию. Сколько это стоит?

Продавец смеется:

– Сэр, как только вы попробуете пятизвездочную еду из этого тандыра, вы поймете, что он вам экономит деньги! Ваш любимый ресторан будет у вас дома!

Физрук ждет. Ждет его жена. Где-то в отделе, отсюда не видном, продавец демонстрирует возможности громкой связи, и густой бас отдается у всех в ребрах.

– Окей, – говорит молодой человек с бейджем и вынимает калькулятор, – давайте посмотрим. Эта модель идет за пять тысяч семьсот рупий.

– Откуда столько? – спрашивает Физрук. – Мы смотрели другие модели в интернет-магазинах, и максимум был четыре тысячи.

– Интернет-магазины, – возражает продавец, – подсунут вам негодную деталь или вообще дефектную машину, да еще и подержанную. Истории, которые мы слышим от покупателей, – вам даже думать не захочется о таком. Здесь мы вам даем гарантию на три года. Меня зовут Анант, сэр, звоните мне в любое время, я тут работаю шесть дней в неделю.

Жена поворачивается к Физруку.

– Это хороший бренд, – шепчет она. – Топовая модель в линейке. И по телевизору тоже с такими работают. Не жадничай.

Продавец почтительно стоит в сторонке, смотрит в телефон.

– Уж если мы покупаем, – говорит жена, – то покупать надо лучшее. Особенно теперь, когда у тебя доход удвоился.

Она улыбается.

– Не удвоился, – возражает Физрук.

– Почти удвоился. Разве партия тебе не…

– Тихо! – говорит Физрук, едва успев подавить вспышку гнева.

Во рту слишком сухо, его заполняет слюна – точно так было, когда он видел убийство пожирателя говядины. Никто об этом не знает – кроме жены и Бималы Пал. И нескольких доверенных членов партии.

– Спокойнее, – советует жена. – Тебе вредно так напрягаться. Но вообще – ты теперь настоящий партийный деятель. Разве не этого ты хотел? Разве ты не гордишься?

Он отмечает в ее словах и похвалу, и осуждение. Но она